Образ постнеклассической картины мира - древовидная ветвящаяся графика - разработан с учетом достижений бель­гийской школы И. Пригожина. С самого начала и к любому данному моменту времени будущее остается неопределенным. Развитие может пойти в одном из нескольких направлений, что чаще всего определяется каким-нибудь незначительным фактором. Достаточно лишь небольшого энергетического воз­действия, так называемого «укола», чтобы система перестро­илась и возник новый уровень организации. В современной постнеклассической картине мира анализ общественных структур предполагает исследование открытых нелинейных систем, в которых велика роль исходных условий, входящих в них индивидов, локальных изменений и случайных факторов. «Постнеклассическая наука расширяет поле рефлексии над деятельностью, в рамках которой изучаются объекты. Она учитывает соотнесенность характеристик получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций де­ятельности, но и с ее ценностно-целевыми структурами»[31].

Следовательно, включенность последних становится новым императивом постнеклассики. В постнеклассической методологии очень популярны та­кие понятия, как бифуркация, флуктуация, хаосомность, диссипация, странные аттракторы, нелинейность. Они наде­ляются категориальным статусом и используются для объяс­нения поведения всех типов систем: доорганизмических, организмических, социальных, деятельностных, этнических, духовных и пр.

В условиях, далеких от равновесия, действуют бифуркаци­онные механизмы. Они предполагают наличие точек раздво­ения и неединственность продолжения развития. Результаты их действия труднопредсказуемы. По мнению И. Пригожина, бифуркационные процессы свидетельствуют об усложнении системы; Н. Моисеев утверждает, что «каждое состояние со­циальной системы является бифуркационным».

Флуктуации в общем случае означают возмущения и под­разделяются на два больших класса: создаваемых внешней средой и воспроизводимых самой системой. Возможны слу­чаи, когда флуктуации будут столь сильны, что овладеют си­стемой полностью, придав ей свои колебания, и по сути изме­нят режим ее существования. Они выведут систему из свой­ственного ей «типа порядка», но обязательно ли к хаосу или к упорядоченности иного уровня - это вопрос особый.

Система, по которой рассеиваются возмущения, называет­ся диссипативной. По существу, это характеристика поведения системы при флуктуациях, которые охватили ее полностью. Основное свойство диссипативной системы - необычайная чувствительность к всевозможным воздействиям и в связи с этим чрезвычайная неравновесность. Ученые выделяют такую структуру как аттракторы - притягивающие множества, об­разующие собой центры, к которым тяготеют элементы. К примеру, когда скапливается большая толпа народа, то от­дельный человек, двигающийся в собственном направлении, не в состоянии пройти мимо, не отреагировав на нее. Изгиб его траекторий осуществится в сторону образовавшейся массы. В обыденной жизни это часто называют любопытством. В те­ории самоорганизации подобный процесс получил название «сползание в точку скопления». Аттракторы стягивают и кон­центрируют вокруг себя стохастические элементы, тем самым структурируя среду и выступая участниками созидания поряд­ка. В постнеклассической картине мира упорядоченность, структурность, равно как и хаосомность, стохастичность, при­знаны объективными, универсальными характеристиками действительности. Они обнаруживают себя на всех структур­ных уровнях развития. Проблема иррегулярного поведения неравновесных систем находится в центре внимания синергетики - теории самоорганизации, сделавшей своим предметом выявление наиболее общих закономерностей спонтанного структурогенеза. Она включила в себя новые приоритеты со­временной картины мира: концепцию нестабильного нерав­новесного мира, феномен неопределенности и многоальтернативности развития, идею возникновения порядка из хаоса. Попытки осмысления понятий порядка и хаоса, создания теории направленного беспорядка опираются на обширные классификации и типологии хаоса. Последний может быть простым, сложным, детерминированным, перемежаемым, уз­кополосным, крупномасштабным, динамичным и пр. Самый простой вид хаоса - «маломерный» - встречается в науке и технике и поддается описанию с помощь детерминированных систем. Он отличается сложным временным, но весьма про­стым пространственным поведением. «Многомерный» хаос сопровождает нерегулярное поведение нелинейных сред. В турбулентном режиме сложными, не поддающимися коорди­нации, будут и временные, и пространственные параметры. Под понятием «детерминированый хаос» подразумевают по­ведение нелинейных систем, которое описывается уравнени­ями без стохастических источников, с регулярными началь­ными и граничными условиями.

Можно выявить ряд причин и обстоятельств, в результате которых происходит потеря устойчивости и переход к хаосу: это шумы, внешние помехи, возмущающие факторы. Источ­ник хаосомности иногда связывают с наличием многообразия степеней свободы, что может привести к реализации абсолют­но случайных последовательностей. К обстоятельствам, обус­ловливающим хаосогенность, относится принципиальная неустойчивость движения, когда два близких состояния мо­гут порождать различные траектории развития, чутко реаги­руя на стохастику внешних воздействий. Современный уро­вень исследований приводит к существенным дополнениям традиционных взглядов на процессы хаотизации. В постнеклассическую картину мира хаос вошел не как источник де­струкции, а как состояние, производное от первичной неус­тойчивости материальных вазимодействий, которое может явиться причиной спонтанного структурогенеза. В свете последних теоретических разработок хаос предстает не про­сто как бесформенная масса, но как сверхсложноорганизованная последовательность, логика которой представляет значительный интерес. Ученые вплотную подошли к разра­ботке теории направленного беспорядка, определяя хаос как нерегулярное движение с непериодически повторяющимися, неустойчивыми траекториями, где для корреляции про­странственных и временных параметров характерно случай­ное распределение.

Оправданная в человекоразмерном бытии социологизация категорий порядка и хаоса имеет своим следствием негатив­ное отношение к хаотическим структурам и полное принятие упорядоченных. Тем самым наиболее наглядно демонстриру­ется двойственная (антропологично-дезантропологичная) ориентация современной философии. Научно-теоретическое со­знание делает шаг к конструктивному пониманию роли и значи­мости процессов хаотизации в современной синергетической парадигме. Социальная практика осуществляет экспансию против хаосомности, неопределенности, сопровождая их сугубо негативными оценочными формулами, стремясь вытолк­нуть за пределы методологического анализа. Последнее выража­ется в торжестве рационалистических утопий и тоталитарных режимов, желающих установить «полный порядок» и поддер­живать его с «железной необходимостью».

Между тем истолкование спонтанности развития в дест­руктивных терминах «произвола» и «хаоса» вступает в конф­ликт не только с выкладками современного естественнонаучно­го и философско-методологического анализа, признающего хаос наряду с упорядоченностью универсальными характери­стиками материи. Оно идет вразрез с древнейшей историко-философской традицией, в которой начиная от Гесиода хаос мыслится как все собой обнимающее и порождающее начало. В интуициях античного мировосприятия безвидньтй и непо­стижимый хаос наделен формообразующей силой и означает «зев», «зияние», первичное бесформенное состояние материи и первопотенцию мира, которая, разверзаясь, изрыгает из себя ряды животворно оформленных сущностей.

Спустя более чем двадцать веков такое античное мирочувствование отразилось в выводах ученых. Дж. Глейк в работе «Хаос: создавая новую науку» заметит, что открытие динами­ческого хаоса - это по сути дела открытие новых видов движе­ния, столь же фундаментальное по своему характеру, как и от­крытие физикой элементарных частиц, кварков и глюонов в качестве новых элементов материи. Наука о хаосе - это наука о процессах, а не о состояниях, о становлении, а не о бытии.

В современной научной картине мира рациональность рас­сматривается как высший и наиболее аутентичный требова­ниям законосообразности тип сознания и мышления, образец для всех сфер культуры. Она отождествляется с целесообраз­ностью. Говоря об открытии рациональности, имеют в виду способность мышления работать с идеальными объектами, способность слова отражать мир разумно-понятийно. В этом смысле открытие рациональности приписывают античности. Рациональный способ вписывания человека в мир опосредован работой в идеальном плане, поэтому рациональность от­ветственна за те специальные процедуры трансформации ре­альных объектов в идеальные, существующие только в мысли. Но если деятельность по конструированию идеальных объек­тов может уходить в бескрайние полеты фантазии, то научная рациональность, т. е. мысленное конструирование идеальных объектов, которое признает наука, ограничивает данную сво­боду мысли. Ей нужны знания, пригодные для практическо­го использования, а следовательно, она признает лишь те иде­альные объекты и процедуры, которые непосредственно или опосредованно, актуально либо потенциально сопряжены с практической значимостью для жизнедеятельности людей.

С одной стороны, научную рациональность связывают с историей развития науки и естествознания, с совершенство­ванием систем познания и с методологией. В этом отождеств­лении рациональность как бы «покрывается» логико-методо­логическими стандартами. С другой стороны, рациональность оказывается синонимичной разумности, истинности. И здесь на первый план выдвигаются проблемы выяснения критери­ев, оснований и обоснований истинного знания, совершен­ствования языка познания.

Единого универсального понимания рациональности отыскать невозможно. Современные методологи, фиксируя различные типы рациональности: «закрытую», «открытую», «универсальную», «специальную», «мягкую», «сверхрацио­нальность» и пр., а также особенности социальной и комму­никативной, институциональной рациональности, склони­лись к принятию полисемантизма, многозначности понятия «рациональность». Ее смысл может быть сведен к сферам при­родной упорядоченности, отраженной в разуме; способам концептуально-дискурсивного понимания мира; совокупно­сти норм и методов научного исследования и деятельности.

Именно последнее, как очевидно, и приводит к возможно­сти отождествления рациональности и методологии науки. По мнению Н. Моисеева, «реальность (точнее - восприятие человеком окружающего, которое его сознание воспринимает как данность) порождала рациональные схемы. Они в свою очередь рождали методы, формировали методологию. Послед­няя становилась инструментом, позволявшим рисовать карти­ну мира - Вселенной (универсум) рациональным образом»[32].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71