Жан Де Лабрюйер из книги «Характеры, или Нравы нынешнего века»

1

Мнение мужчин о достоинствах ка­кой-нибудь женщины редко совпадает с мнением женщин: их интересы слиш­ком различны. Те милые повадки, те бесчисленные ужимки, которые так нра­вятся мужчинам и зажигают в них страсть, отталкивают женщин, рождая в них неприязнь и отвращение.

10

На свете нет зрелища прекраснее, чем прекрасное лицо, и нет музыки слаще, чем звук любимого голоса.

11

У каждого свое понятие о женской привлекательности; красота — это не­что более незыблемое и не зависящее от вкусов и суждений.

12

Порою женщины, чья красота совер­шенна, а достоинства редкостны, так трогают наше сердце, что мы доволь­ствуемся правом смотреть на них и гово­рить с ними.

16

Чем больше милостей женщина дарю мужчине, тем сильнее она его любит и тем меньше любит ее он.

17

Когда женщина перестает любить мужчину, она забывает все — даже ми­лости, которыми его дарила.

18

Женщина, у которой один любовник, считает, что она совсем не кокетка; женщина, у которой несколько любовников,— что она всего лишь кокетка,

Женщина, которая столь сильно любит одного мужчину, что перестает кокетничать со всеми остальными, слывет в свете сумасбродкой, сделавшей дур­ной выбор.

19

Давнишний любовник так мало значит для женщины, что его легко меня ют на нового мужа, а новый муж так быстро теряет новизну, что почти сра­зу уступает место новому любовнику.

Давнишний любовник опасается со­перника или презирает его в зависимос­ти от характера дамы своего сердца.

Давнишний любовник отличается от мужа нередко одним лишь названием; впрочем, это весьма существенное от­личие, без которого он немедленно по­лучил бы отставку.

20

Кокетство в женщине отчасти оправ­дывается, если она сладострастна. Нап­ротив, мужчина, который любит кокет­ничать, хуже, чем просто распутник, Мужчина-кокетка и женщина-сладост­растница вполне стоят друг друга.

21

Тайных любовных связей почти не су­ществует: имена многих женщин так же прочно связаны с именами их любов­ников, как и с именами мужей.

22

Сладострастная женщина хочет, что­бы ее любили; кокетке достаточно нра­виться и слыть красивой. Одна стремит­ся вступить в связь с мужчиной, дру­гая — казаться ему привлекательной. Первая переходит от одной связи к дру­гой, вторая заводит несколько интрижек сразу. Одной владеет страсть и жажда наслаждения, другой — тщеславие и легкомыслие. Сладострастие — это изъ­ян сердца или, быть может, натуры; кокетство — порок души. Сладостраст­ница внушает страх, кокетка — нена­висть. Если оба эти свойства объеди­няются в одной женщине, получается характер, наигнуснейший из возмож­ных.

24

Мы называем непостоянной жен­щину, которая разлюбила; легкомыс­ленной — ту, которая сразу полюбила другого; ветреной — ту, которая сама не знает, кого она любит и любит ли вообще; холодной — ту, которая никого не любит.

25

Вероломство — это ложь, в кото­рой принимает участие, так сказать, все существо женщины; это умение ввести в обман поступком или словом, а подчас — обещаниями и клятвами, которые так же легко дать, как и на­рушить.

Если женщина неверна и это из­вестно тому, кому она изменяет, она неверна — и только; но если он ничего не знает — она вероломна.

Женское вероломство полезно тем, что излечивает мужчин от ревности.

78

Как мало на свете таких безупречных женщин, которые хотя бы раз на дню не давали своим мужьям повода по­жалеть о том, что они женаты, и по­завидовать холостякам.

80

Неужели нельзя изобрести средство, которое заставило бы женщин любить своих мужей?

81

Женщина, которую все считают хо­лодной, просто еще не встретила че­ловека, который пробудил бы в ней любовь.

В обществе она всегда производит смешное впечатление и подвергается справедливым нареканиям; так бывает со всяким, кто пренебрегает своим званием и намеревается играть роль, для коей он не создан. Все эти женщины с великими талантами вводят в заблуж­дение лишь глупцов. Всегда бывает известно, кто тот художник или друг, который водит их пером или кистью, когда они творят; всем известно, кто тот скромный литератор, который тайком диктует им их вещания. Подобное шар­латанство недостойно порядочной жен­щины. Если бы даже она и впрямь обладала талантами, ее претенциоз­ность свела бы их на нет. Достоинство женщины в том, чтобы оставаться безвестной, ее слава — это уважение, какое ей оказывает муж, ее радость — благоденствие ее семьи. Я обращаюсь к вам, читатель, скажите от чистого серд­ца: о какой женщине вы будете более высокого мнения и к какой отнесетесь с большим уважением — к той, которая, когда вы войдете в ее комнату, будет поглощена занятиями, присущими ее полу, заботами по хозяйству и окруже­на детьми, или же к той, которую вы застанете пишущей стихи на туалетном столике, обложенной со всех сторон всевозможными книжками и разноцвет­ными записками? Всякая ученая девица останется девою до конца дней, ежели все мужчины на свете проявят благо­разумие.

Высказав все эти соображения, кос­нусь вопроса о наружности. Этот вопрос задают, прежде всего, а между тем его следует задавать в последнюю очередь, хотя с внешностью нельзя не считаться. Мне думается, при выборе невесты луч­ше не гнаться за выдающейся красотою, а, наоборот, избегать таковой. Красота быстро приедается, через какие-нибудь полтора месяца она уже теряет всякое значение для обладателя, но порождаемые ею опасности остаются в силе до тех пор, покуда она существует. Если только красивая женщина не ангел, ее муж несчастнейший из смертных; и будь она даже ангелом, разве она избавит его от врагов, которые будут постоянно его окружать? Если бы крайнее уродство не возбуждало отвращения, я бы его предпочел исключительной кра­соте.

Август Бебель из книги «Женщина и социализм»

В буржуазном обществе женщина за­нимает второе место. На первом месте выступает мужчина, потом она. Сущест­вует, следовательно, отношение, почти противоположное тем временам, когда господствовала материнская линия. Этот переворот вызван главным обра­зом развитием от примитивного ком­мунизма к господству частной собствен­ности.

Платон благодарил богов за восемь оказанных ему благодеяний. Первым он считал то, что они дали ему воз­можность родиться свободным, а не ра­бом, вторым же — что он родился муж­чиной, а не женщиной. Подобная же мысль высказывается в утренней молит­ве евреев-мужчин: «Хвала тебе, боже, господь наш и владыка мира, что не родил меня женщиной». Женщины же еврейки молятся в соответствующем месте: «...который сотворил меня по воле своей». Противоположность в по­ложении полов не может быть выраже­на более резко, чем это высказано у Платона и в молитве евреев. По много­численным местам в Библии, только мужчина, собственно,— настоящий че­ловек, так же как в английском и фран­цузском языках мужчина и человек оп­ределяются одним и тем же словом. Точно так же когда говорится о «наро­де», то всегда предполагаются мужчи­ны. Женщина — пренебрегаемая вели­чина, и во всяком случае мужчина явля­ется повелителем ее. Весь мужской род считает такое положение в порядке ве­щей, а большинство женщин смотрит на это до сих пор как на неизбежность судьбы. В этом представлении отража­ется все положение женщины.

Совершенно независимо от вопроса, угнетена ли женщина как пролетарка, она угнетена в мире частной собст­венности как существо половое. Много­численные преграды и препятствия, не­известные мужчине, для женщин встре­чаются на каждом шагу. Многое, что позволено мужчине, ей запрещено; масса общественных прав и свобод, ко­торыми пользуется мужчина, для женщины является проступками или пре­ступлениями. Она страдает в двояком отношении: как существо социальное и половое, и трудно сказать, в каком из них она страдает больше. Поэтому по­нятно желание многих женщин родить­ся мужчиной.

Вопрос 12: Теория «либидо»

Психологический тип милой Гретхен, не выдержав стремительности XX века, остался в прошлом. Салонные красавицы начала века, цепляющиеся за представления об ушедшем этикете, воспринимались уже с иронией и насмешкой новой интеллигенцией, увлекавшейся науками, поэзией, революцией. Мы легче вообразим героиню начала XX столетия, вспомнив стихи Анны Ахматовой, Блока, Гумилева...

Однако и в нашем столетии началось новое раскрепощение страстей. Сначала оно было связано с распространением фрейдизма, учения о главенствующей роли сексуальности в жизни человека. С конца XIX в. в обиход вошло еще одно слово — «либидо», которое переводится как желание, влече­ние, страсть. Немецкий ученый Альберт Молль, который ввел это слово в повседневную речь, полагал, что глубинное сексуальное переживание воздействует на всю психическую и нервную деятельность человека.

Для Фрейда понятие «либидо» стало одним из ключевых. Он отождествлял это с эротической психической энергией. Секс, по мнению Фрейда, лежит в основе всей человеческой жизни. Созданный Фрейдом психоанализ, став массовой психотерапевтической практикой, естественно, содействовал изменению сложившихся в обществе установок. О сексе стали говорить открыто, как о чем-то существенно значимом для человека... (Гуревич П. С.)

Зигмунд Фрейд из книги «Основной инстинкт»

Факт половой потребности у человека и животного выража­ют в биологии тем, что у них предполагается «половое влече­ние». При этом допускают аналогию с влечением к принятию пищи, голодом. Соответствующего слову «голод» обозначения нет в обычном языке; наука пользуется словом «либидо».

Общепринятый взгляд содержит вполне определенные представления о природе и свойствах этого полового влече­ния. В детстве его будто бы нет, оно появляется приблизи­тельно ко времени и в связи с процессами созревания, в пе­риод возмужалости, выражается в непреодолимой притяга­тельности, которую один пол оказывает на другой, и цель его состоит в половом соединении или, по крайней мере, в таких действиях, которые находятся на пути к нему.

С этими предположениями о химической основе сексуаль­ного возбуждения прекрасно согласуются наши представле­ния и наше понимание психических проявлений сексуаль­ной жизни. Мы выработали понятие о либидо как о меняю­щейся количественно силе, которая может измерять все процессы и превращения в области сексуального возбужде­ния. Либидо как вид энергии мы отличаем от энергии, которую следует положить вообще в основу душевных процес­сов, в плане ее особого происхождения, приписывая этим ей также особый качественный характер. Отделением либидозной психической энергии от другой мы высказываем наше предположение, что сексуальные процессы организма отличаются от процессов питания организма особым химиз­мом. Анализ перверсий и психоневрозов убедил нас в том, что сексуальное возбуждение возникает не только из так на­зываемых половых частей, но из всех органов тела. У нас, таким образом, возникает представление об определенном количестве либидо, психически выраженное, как мы гово­рили, «Я - либидо» (Ich-libido), продукция которого, увели­чение или уменьшение, распределение и сдвиг, должна дать нам возможность объяснить наблюдаемые психосексуальные феномены. Но аналитическое исследование этого «Я - либи­до» становится доступным только тогда, когда это либидо нашло психическое применение, чтобы вступить в связь с сексуальными объектами, т. е. превратиться в «объект-ли­бидо». Мы видим тогда, как либидо концентрируется на объектах, фиксируется на них или оставляет эти объекты, переходит от них к другим и, исходя из этого, направляет сексуальную деятельность индивида, которая ведет к удов­летворению, т. е. частичному, временному потуханию ли­бидо. Психоанализ так называемых неврозов перенесения (истерия, невроз навязчивости) дает нам возможность убе­диться в этом.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20