Любовные чувства архетипны, но эпоха, несомненно, оказывает воздействие на эротику. Эрос многолик. Он предстает то в виде платонического чувства, то в виде разнузданных влечений. Отметим, что феномен де Сада оказался возможным именно потому, что он выявился в обстановке кризиса просветительской модели культуры. Любое общество, демо­кратическое или тоталитарное, навязывает людям те или иные  эротические стандарты. Оно пытается вмешаться в ту сферу жизни, которая называется личной, интимной. Писатель и философ де Сад одним из первых в европейской культуре осознал эту закономерность. В этом одна из причин его популярности и значения как мыслителя.

Судьба де Сада и его творчество заставляют задумываться о том, можно ли существовать в обществе, не жертвуя своей индивидуальностью. Ведь социум стремится к тотальному досмотру за личностью. Он старается вмешаться в интимный мир человека, навязать ему конкретные образцы поведения. В этом контексте чувственные отклонения от усредненной, общезначимой нормы, скажем садистские поползновения, выглядят, как желание индивидуальности спасти себя от диктата извне.

Известная французская писательница Симона де Бовуар в статье, посвященной де Саду, отмечает: «Почему имя маркиза де Сада заслуживает нашего интереса? Даже его поклонники с готовностью признают, что произведения его по большей части нечитабельны. Что касается его философии, то она не банальна только в силу непоследовательности автора. А что до его грехов, то они не так уж оригинальны: в учебниках психиатрии описано множество не менее интересных случаев. Дело в том, что де Сад заслуживает внимания не как писатель и не как сексуальный извращенец, а по причине обоснованной им самим взаимосвязи этих двух сторон своей личности. Его отклонения от нормы приобретают ценность, когда он разрабатывает сложную систему их оправдания. Де Сад старался представить свою психофизиологическую природу как результат этического выбора» .

Мы знаем теперь благодаря де Саду, что любовь и ненависть глубоко сплетены, неразъемны в человеческой психике. Оказывается, можно получать огромное наслаждение не только от соучастности сексуального партнера, но и от жестокого обладания им. Причиняя страдания женщине, можно, как выясняется, испытывать прилив неизъяснимого блаженства. Но это еще не все. Жертва не просто несчастная простушка, ждущая сочувствия. Она способна тоже получать удовольствие от тех терзаний, которые выпали на ее долю.

«Нас радует любое изображение самого сильного из чувств, дарованных нам природой, и одновременно возмущает, что нередко это так дурно передано или так нелепо оклеветано», — эта фраза принадлежит французскому поэту Шарлю Бодлеру. По словам писателя, философ может наслаждаться образами целого музея любви, где представлено все — от одухотворенной нежности святой Терезы до наводящего скуку разврата пресыщенных веков.

Но если эрос — это страсть, воспламеняющая природные сексуальные инстинкты человека, то агапэ — высший, преобразующий человека вид любви. Амор, едва он вошел в обиход, выражает уникальность чувства, его сугубо личностное содержание. Если Фрэнсис Бэкон полагал, что любовь не что иное, как безумие, то фрейдисты определили эрос как двойное безрассудство, ибо в нем участвуют двое. (Гуревич П. С.)

Карен Хорни из книги «Наши внутренние конфликты»

Простое нанесение обиды другим людям само по себе не является показателем наличия садистс­кой наклонности. Человек может участвовать в борьбе личного или общего характера, в ходе которой он вынужден причинять боль не только своим против­никам, но также и своим союзникам. Враждебность по отношению к другим людям может быть просто ответной. Человек может чувствовать обиду или ис­пуг и хотеть нанести сильный ответный удар, кото­рый хотя объективно и не пропорционален вызвав­шей его причине, но субъективно вполне ей соот­ветствует. Однако на этот счет легко обмануться: слишком часто говорят о справедливой ответной реакции, когда на самом деле действует садистская наклонность. Но трудность в разграничении одного от другого не значит, что реактивной враждебности не существует. Наконец, имеются всякого рода так­тики оскорбительного поведения у человека агрес­сивного типа, который считает, что он борется за выживание. Я бы не назвала все эти виды агрессив­ных действий садистскими: хотя из-за них могут пострадать другие люди, но нанесение им обиды или ущерба является здесь скорее неизбежным побоч­ным продуктом, а не первичным намерением. Про­ще говоря, мы могли бы сказать, что, хотя те виды действий, на которые мы здесь ссылаемся, отно­сятся к числу агрессивных или даже враждебных, они совершаются без дурного умысла. От самого факта причинения боли человек не получает ни со­знательного, ни бессознательного удовлетворения.

По контрасту давайте рассмотрим некоторые типично садистские виды отношений. Лучше всего мы сможем увидеть их у лиц, которые не испытыва­ют никаких внутренних запретов в выражении сво­их садистских наклонностей по отношению к дру­гим людям независимо от того, осознают ли они эти свои наклонности или нет. Когда в дальнейшем я говорю о человеке садистского типа, я имею в виду человека, чье отношение к другим носит пре­имущественно садистский характер.

Такой человек может хотеть порабощения дру­гих людей или, в частности, порабощения своего партнера. Его «жертва» должна быть рабом сверхче­ловека, существом, не имеющим не только каких-либо желаний, чувств или собственной инициати­вы, но и каких-либо запросов в отношении к хозяину. Эта тенденция может принимать форму вылепливания или воспитания жертвы, подобно тому, как профессор Хиггинс из «Пигмалиона» формирует Элизу. В лучшем случае она может иметь некоторые конструктивные аспекты, как в случае с родителя­ми и детьми или учителями и учениками. Иногда этот аспект присутствует в сексуальных отношени­ях, в особенности, если партнер-садист является более зрелым. Иногда он ярко выражен в гомосек­суальных отношениях между старшим и младшим партнерами. Но даже здесь «рога дьявола» вылезут наружу, если раб обнаружит хоть какой-нибудь при­знак желания поступать по-своему, иметь своих дру­зей или собственные интересы. Часто, хотя и не все­гда, хозяина снедает ревность собственника, и он использует ее как средство пытки. Специфическая особенность садистских взаимоотношений этого типа заключается в том, что именно в сохранении власти над жертвой, а не в собственной жизни состоит все­поглощающий интерес такого человека. Он будет пре­небрегать своей карьерой, отказываться от удоволь­ствий или многообразных встреч с другими людь­ми, но не допустит ни малейшего проявления неза­висимости своего партнера.

Характерны те способы, которыми он удер­живает партнера в порабощении. Они варьируются лишь в пределах сравнительно ограниченного диа­пазона и зависят от структуры личности обоих чле­нов пары. Человек садистского типа будет давать своему партнеру ровно столько, чтобы их взаимо­отношения казались имеющими смысл. Он будет удовлетворять определенные потребности своего партнера, хотя едва ли более того, чтобы поддер­живать его на минимальном «прожиточном уров­не» в психологическом смысле этого слова. При этом он будет внушать мысль об уникальности того, что он ему дает. Он будет подчеркивать, что Никто иной не смог бы дать ему такое понимание, такую под­держку, столь полное сексуальное удовлетворение или разнообразие интересов; на самом же деле это его самого никто иной не смог бы терпеть. Он мо­жет цепко удерживать его посулами лучших вре­мен: явно или косвенно он будет обещать любовь или брак, более прочное финансовое положение или лучшее обращение. Иногда он будет подчерки­вать свою собственную потребность в партнере и этим привлекать к себе. Все эти тактики тем более эффективны, что, проявляя столь собственничес­кое и пренебрежительное отношение к партнеру, он изолирует его от других людей. Если последний достиг достаточной степени зависимости, он мо­жет даже угрожать ему тем, что бросит его. Естественно, мы не можем понять, что происходит в таких взаимоотношениях, не прини­мая во внимание характерные черты партнера. Ча­сто он принадлежит к уступчивому типу и, следо­вательно, страшится быть покинутым; или он мо­жет быть человеком, который очень глубоко вы­теснил свои собственные садистские побуждения и по этой причине, как будет показано далее, стал беспомощным.

Взаимная зависимость, возникающая в такой ситуации, рождает негодование не только у пора­бощенного, но также и у поработителя. Если по­требность последнего в отстраненности выражена достаточно заметно, он особенно сильно негодует на то, что партнер поглощает у него так много ду­шевных сил и энергии. Не осознавая, что он сам создал эти стесняющие узы, он может упрекать парт­нера за то, что тот за него цепляется. В таких случаях его желание разорвать связь в такой же большой сте­пени служит выражением страха и негодования, как и средством запугивания.

Не всякое садистское стремление направле­но на порабощение. Другая его разновидность нахо­дит свое удовлетворение в том, чтобы играть на чув­ствах другого человека как на инструменте. В своем произведении «Дневник обольстителя» Сёрен Кьеркегор показывает, как человек, который ничего не ждет от собственной жизни, может быть полностью поглощен такой игрой. Он знает, когда проявить интерес, а когда — безразличие. Он чрезвычайно чуток в предвидении и наблюдении реакций на него девушки. Он знает, что будет возбуждать, а что бу­дет сдерживать ее эротические желания. Но его чув­ствительность ограничена тем, в какой мере она требуется для садистской игры: его абсолютно не волнует, что этот опыт может значить в жизни де­вушки. То, что в произведении Кьеркегора предста­ет как сознательный и тонкий расчет, чаще проис­ходит бессознательно. Но это та же самая игра с привлечением и отвержением, очарованием и разо­чарованием, возвышением и унижением, доставле­нием радости и причинением горя.

Третья характерная особенность состоит в эксплуатации партнера. Эксплуатация не обязатель­но носит садистский характер; она может осуществляться просто ради выгоды. В садистской эксп­луатации выгода также может приниматься во вни­мание, но часто она иллюзорна и абсолютно не­пропорциональна тому аффективному отношению, которое вкладывается в ее осуществление. Для са­диста эксплуатация становится разновидностью страсти, на которую он имеет право. Главным ста­новится переживание торжества от использования других людей. Специфически садистская окраска этой страсти проявляется в средствах, используе­мых для эксплуатации. Прямо или косвенно парт­неру предъявляются все возрастающие требования, и его заставляют испытывать вину или унижение, если он не выполняет их. Человек садистского типа всегда может находить поводы, чтобы чувствовать себя недовольным или заявлять, что с ним плохо обращаются, а на этом основании требовать еще больше. «Гедда Габлер» Ибсена иллюстрирует, как выполнение таких требований никогда не вызыва­ет благодарности и как часто за самими этими тре­бованиями стоит желание оскорбить, причинить боль другому человеку, поставить его на место. Они могут иметь отношение к материальным интере­сам, или к сексуальным потребностям, или к со­действию карьере; это могут быть требования осо­бой заботы, исключительной преданности, безгра­ничного терпения. В их содержании нет ничего спе­цифически садистского: на садизм указывает толь­ко ожидание того, что любыми доступными спо­собами партнер должен наполнить его жизнь, ко­торая в эмоциональном плане пуста. Потреб­ность подпитывать себя эмоциональной жизненной силой другого человека, подобно вампиру, как правило, совершенно бессознательна. Но возмож­но, что именно она лежит в основе стремления эксплуатировать и что именно она является поч­вой, питающей предъявляемые требования.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20