Говоря о заимствованиях, различают «материальное заимствова-ние» и «калькирование». При материальном заимство-вании (заимствовании в собственном смысле) перенимается не только значение (либо одно из значений) иноязычной лексической единицы (или морфемы), но и-с той или иной степенью приближения- ее материальный экспонент. Так, слово спорт представляет собой в русском языке материальное заимствование из английского: русское слово воспроизводит не только значение английского sport, но также его написание и (конечно, лишь приблизительно) звучание. В отличие от этого при калькировании перенимается лишь значение иноязычной единицы и ее структура (принцип ее организации), но не ее материальный экспонент: происходит как бы копирование иноязыч-ной единицы с помощью своего, незаимствованного материала. Так, русск. небоскреб - словообразовательная калька, воспроизводящая значение и структуру англ. skyscraper (ср. sky 'небо', scrape 'скрести, скоблить' и -er - суффикс действующего лица или «действующего предмета»). В словенском языке глагол brati наряду с общеславянским значением 'брать, собирать плоды' имеет еще значение 'читать'. Это второе значение - семантическая калька под влиянием нем. lesen, которое (как и лат. lego) совмещает значения 'собирать' и 'читать'.
Иногда одна часть слова заимствуется материально, а другая калькируется. Пример такой полукальки-слово телевидение, в котором первая часть - интернациональная, по происхождению гре-ческая, а вторая - русский перевод латинского слова visio 'видение' (и 'видение') или его отражений в современных языках (ср. с тем же значением и укр. телебачення, где второй компонент от бачити 'ви-деть').
Среди материальных заимствований нужно различать устные, происходящие «на слух», часто без учета письменного образа слова в языке-источнике, и заимствования из письменных текстов или, во всяком случае, с учетом письменного облика слова. Устные заимствования особенно характерны для более старых истори-ческих эпох - до широкого распространения письма. Более поздние заимствования обычно бывают связаны с более «квалифицированным» освоением чужеязычной культуры, идущим через книгу, газету, через сознательное изучение соответствующего языка. Примером устного заимствования может служить болг. пароход /parax'ot/ 'пароход', пришедшее из русского языка еще в XIX в. В этом слове русская сое-динительная гласная передана соответственно ее живому звучанию, тогда как в других подобных словах, заимствованных болгарским язы-ком в наши дни (трудоден, самокритика и др.), в согласии с русской орфографией пишется о, которое по-болгарски и читается как /о/.
Заимствование может быть прямым или опосредован-ным (второй, третьей и т. д. степени), т. е. заимствованием заимство-ванного слова. Так, в русском языке есть прямые заимствования из не-мецкого, например эрзац 'суррогат, заменитель (обычно плохой)' (нем. Ersatz с тем же значением), рейхстаг, бундестаг и т. д., а есть заимство-вания через посредство польского языка, например бляха (ср. польск. blacha с тем же значением и нем. Blech 'жесть'), крахмал (ср. польск. krochmal и нем. Kraftmehl с тем же значением), рынок (ср. польск. rynek 'площадь, рынок' и нем. Ring 'кольцо, круг'). В языки народов Бал-канского полуострова за время турецкого ига вошло много «турцизмов», но значительная часть этих слов в самом турецком языке - заимствования из арабского или персидского. Есть заимствованные слова с очень долгой и сложной историей, так называемые «странствую-щие слова», например лак: к нам оно пришло из немецкого или гол-ландского, в эти языки - из итальянского, итальянцы же заимство-вали его скорее всего у арабов, к которым оно попало через Иран из Индии (ср. в пали, литературном языке индийского средневековья, lakha 'лак из красной краски и какой-то смолы'). История такого «странствующего слова» воспроизводит историю соответствующей реалии.
Заимствование есть активный процесс: заимствую-щий язык не пассивно воспринимает чужое слово, а так или иначе пере-делывает и включает его в сеть своих внутренних системных отношений.
Ярче всего активность заимствующего языка выступает в процессах калькирования. Но и при материальном заимствовании она проявля-ется вполне отчетливо.
Во-первых, все фонемы в составе экспонента чужого слова заменя-ются своими фонемами, наиболее близкими по слуховому впечатлению; соответственно закономерностям заимствующего языка изменяются слоговая структура, тип и место ударения и т. д. Ср. русское слово со-вет и заимствованные из русского фр. soviet /sovjiet/, англ. soviet /s'ouviet/ или /s'aviet/, нем. Sowjet /zio:vjet/ или /zavj'et/: несвойствен-ное французскому и другим языкам русское палатализованное /v/ всю-ду заменено сочетанием /vj/ или /vi/; поскольку при заимствовании учитывалось написание русского слова, гласный первого слога везде передан буквой о, которая читается по правилам соответствующих языков либо как открытый, либо как закрытый гласный, либо как дифтонг; начальный согласный в немецком произносится как звонкий в соответствии с правилами чтения буквы s. Подобная субституция (подстановка) фонем происходит, разумеется, и при заимствовании на слух (только в этом случае не примешивается влияние письменного облика слова). Так, в русск. флигель, заимствованном из немецкого (нем. Flugel 'крыло'), вместо немецкого /у:/ имеем /i/, вместо /I/ и /g/ соответственно IV 1 и /g'/. Изменение слоговой структуры при заимство-вании ярко, обнаруживается, например, в японской форме нашего слова комсомол: по-японски оно звучит как /komusomoru/ с превраще-нием всех слогов в открытые путем добавления /и/ (а также с заменой /l/ на /г/, поскольку японский язык не знает звука /l/).
Во-вторых, заимствуемое слово включается в морфологическую си-стему заимствующего языка, получая соответствующие грамматические категории. Так, система, панорама в русском языке женского рода, как это нам представляется естественным для существительных (не обозначающих лиц), оканчивающихся на -а, хотя в греческом их прото-типы среднего рода; при этом -а превратилось в окончание им. п. ед. ч. и заменяется в других формах другими русскими окончаниями, тогда как в греческом оно принадлежало основе (неусеченная основа systemat- видна в косвенных падежах, ср. также систематический). В иных случаях, напротив, окончание чужого слова воспринимается при за-имствовании как часть основы. Так, русск. рельс, кекс заимствованы из английского (англ. rail 'рельс', cake 'пирожное, торт' и т. д.), причем заимствованы были формы множественного числа, осмысленные как формы единственного; поэтому английский аффикс множественного числа вошел в состав основы русского слова. То же наблюдаем в слове бутсы (из англ. boot 'ботинок'), но здесь заимствованное слово было сразу оформлено как множественное число, а формы единственного числа (бутса и т. д.) были образованы от множественного. Если заим-ствуемое существительное оканчивается нетипичным для русского языка образом, оно попадает в разряд неизменяемых по падежам и чис-лам, но синтаксически получает все полагающиеся существительному формы (что проявляется в согласовании: маршрутное такси, интерес-ного интервью, белому какаду) и тот или иной грамматический род (чаще всего средний). Заимствованные прилагательные, независимо от того, как они оформлены в языке-источнике, получают в русском языке один из суффиксов прилагательного, обычно -н-, и полагающие-ся окончания; глаголы тоже получают все глагольные категории вплоть до специфически славянской категории вида (правда, иногда возникает «двувидовость», т. е. омонимия форм совершенного и несовершенного вида, разграничиваемая контекстом, например, у глаголов линчевать, стартовать, у многих глаголов на -ировать). Естественно, при заим-ствовании происходит и утрата (вернее, невосприятие) грамматических категорий, чуждых заимствующему языку.
В-третьих, заимствуемое слово включается в систему семантиче-ских связей и противопоставлений, наличных в заимствующем языке, входит в то или иное семантическое поле или, в случае многозначно-сти, в несколько полей. Обычно при этом происходит сужение объема значения (ср. англ. dog 'собака' и заимствованное русск. дог 'коротко-шерстная крупная собака с тупой мордой и сильными челюстями') или сокращение полисемии: многозначное слово чаще всего заимству-ется в одном из своих значений [ср. фр. depot 1) 'вклад, взнос', 2) 'по-дача, предъявление', 3) 'отдача на хранение', 4) 'вещь, отданная на хранение', 5) 'хранилище, склад, депо', 6) 'сборный пункт', 7) 'аре-стантская при полицейском участке', 8) 'осадок, отложение, нагар' и др. и заимствованное русск. депо, сохраняющее, и то лишь частично, пятое значение французского слова]. Кроме того, при заимствовании слово часто утрачивает мотивировку (см. § 123).
После того как заимствованное слово вошло в язык, оно начинает «жить своей жизнью», независимой, как правило, от жизни его прототипа в языке-источнике. Его звуковой облик еще больше приближается к структурам, типичным для данного языка; так, в за-имствованных словах русского языка, по мере их более полного освое-ния («обрусения»), происходит замена твердых согласных перед орфо-графическими c соответствующими палатализованными (ср., с одной стороны, «необрусевшие» декольте, декорум, реквием, секанс, тембр, тент, термы, с другой-«обрусевшие» декада, декрет, декан, рейс, сейф, театр, телефон; особенно поучительны сопоставления слов, содержащих исторически одни и те же морфемы, но произносимых по-разному в зависимости от степени «обрусения»: демос /d'/ - но де-мократия /d/, сервис /s/-но сервиз /s'/, террарий /t/ - но террито-рия /t'/). Заимствованное слово может подвергаться новым граммати-ческим преобразованиям, устраняющим черты «чуждости» (ср. пере-ход несклоняемых в литературном языке пальто, жалюзи и т. д. в про-сторечии в разряд склоняемых существительных); оно «обрастает» производными, претерпевает семантические изменения наравне с «исконными» словами и может получить совсем новое значение. Так, русск. стекло, др.-русск. стькло представляет собой старое, еще обще-славянское заимствование из готского, где соответствующее слово stikis значило 'кубок'; на славянской почве название было перенесено с изделия на материал.
Многие заимствованные слова настолько осваиваются языком, что перестают ощущаться как чужие, а их иноязычное происхождение мо-жет быть вскрыто только этимологическим анализом. Так, в русском языке совершенно не ощущаются как заимствованные слова корабль, кровать, тетрадь, фонарь, грамота (пришли из греческого); очаг, ка-бан, казна, кирпич, товар, утюг, карандаш (из тюркских языков); лесть, князь, холм, хлеб, хижина, художник (старые заимствования из германских языков, в двух последних прибавлены русские суф-фиксы).
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
