Вопросам изучения социальной структуры общества уделяли большое внимание философы разных времен и поколений. Во все времена учёные задумывались над природой отношений между людьми, над проблемой угнетённых и угнетателей, над справедливостью или несправедливостью неравенства.

Давно было замечено, что в обществе существуют различные по своему положению интересам и стремлениям социальные классы. При попытке понять их происхождение высказывались самые разнообразные взгляды. Одни усматривали их источник либо в духовных качествах, психологических особенностях людей либо в их религиозных взглядах, мировоззрении (ведь, по меткому выражению Л. Фейербаха, в хижинах думают иначе, чем во дворцах); другие — в уровне благосостояния. По Г. Гегелю, классы покоятся преимущественно на неравенстве богатства, доходов, образования, а главное — на характере труда. Крестьяне, занимающиеся зем­леделием; рабочие, трудящиеся на фабриках и заводах на стройках и т.п.; служащие, составляющие класс чиновничества; люди умст­венного труда — ученые, художники и вообще деятели искусства, духовные лица (т.е. те, кто относится по российской традиции к интеллигенции). В зарубежной и отечественной социально-философской современной литературе вошло в употребление выражение «средний класс».

Социальная структура есть исторически сложившаяся, упорядоченная, относительно устойчивая система связей и отношений между различными элементами общества как целого: отдельными индивидами и социальными сущностями людей род племя, народность, нация, семья, классами, социальными группами

Ключевое значение для, понимания социальной структуры общества имеют понятия способа производства, экономической сферы разделения труда.

К настоящему времени многими российскими философами и социологами принимается такое представление о дифференциа­ции социальных общностей в экономически развитых странах: все этих стран подразделяются на три большие группы. Первая  группа—это высший, или правящий, класс. В нее включаются собственники основных средств производства и капитала, а также лица, занимающие ведущее положение в управлении фирмой, государственными структурами и т. д. Вторая группа — это класс производственных и непроизводственных работников объединяющий лиц наемного труда, не имеющих собственности на средства производства или располагающих ею в ограниченных масштабах, занятых преимущественно исполнительским трудом в различных сферах материального и нематериального производства. Ранее эта общность именовалась как «рабочий класс», а в ее состав включались наемные работники, занятых физическим трудом в отраслях материального производства, куда входят теперь и служащие, сферой приложения труда которых в основном являются услугопроизводящие отрасли. Третья группа — средний класс, занимающий промежуточное положение  между первой и второй группами. К их числу относятся мелкие предприниматели, подавляющая часть интеллигенции и средняя группа служащих. Ведущими тенденциями в развитии средних в последние десятилетия явились: рост численности мелких предприниматели, значительный рост численности интеллигенции, усложнение их социального состава и рост мобильности.

“Почему огромное количество людей, на стороне которых есть преобладание физической силы, согласны подчинится одному человеку или небольшой кучке людей, если они носители власти?” задается вопросом Бердяев. Мыслитель видит две причины:  сказывается пережиток древнего рабства человека и существует особая способность людей власти к внушению. В удержании и приобретении государственной власти очень большую роль играет пропаганда. “Властвует тот, кто ввергает народ в гипнотическое состояние”.[2] Демократия же по оценке Бердяева, является лишь “поклонением всеобщему голосованию”[3], “не знает своего содержания”, “не знает истины, и потому она предоставляет раскрытие истины решению большинства голосов”[4] и “держится главным образом пропагандой и риторикой политических лидеров”[5]. 

По мнению Бердяева, в истории происходит двойной процесс: “процесс социализации и процесс индивидуализации”. Оба этих процесса негативны: один ведет к коллективизму, другой – к дальнейшему отчуждению людей друг от друга, превращению личности в объект, утере им личности. Общая ошибка в том, что и в капитализме и в социализме средства подменяют собой цели. “Цели человеческой жизни духовные, а не социальные, социальное относится лишь к средствам”[6]. Дух соответственно ставится выше экономики, хотя в политических программах современных партий все наоборот и подавляющее большинство современных политиков говорят примерно следующее: “снизим налоги, экономические показатели возрастут в несколько раз и всем будет хорошо”. В том - то и дело, что хорошо не будет, если у нации нет какой-то духовной первоосновы, пусть даже не религиозной, как хочет Бердяев. Без этой первоосновы, как справедливо заметил Шопенгауэр, жизнь превращается либо в борьбу с нуждой (в бедных слоях населения), либо в борьбу со скукой (в более обеспеченных слоях общества).[7]

Правопорядок как власть закона

Учение о праве является частью социальной философии, рассматривающей эту проблему под своим особым углом зрения, разумеется, с опорой на конкретные исследования юридической пауки. Идея права неизбежно связана взрывной цепью таких понятий, как закон, власть, правопреемственности принуждения, наказания и, разумеется, идея государственности. Право возникло и существует с необходимостью для ограничения произвола, антиобщественных, антигуманных действий, которые относятся к ложно понятым личным интересам.

Следует различать понятие права и закона. Т. Гоббс, например, защищая идею всемогущего государства, трактовал право как при верховной власти. Под законом имелось в виду просто действующее право — обычай, ставший нормой. Адекватное понимание соотношений права и закона мы находим у Г. Гегеля, который делил искони сложившиеся нормы естественного права и «право как закон», т.е. принятые законодательными органами. Так что между правом и законом существует взаимосвязь и внутри себя различенное единство, доходящее даже до тождества. Если же подходить к этим понятиям исторически, то следует сказать, что право значительно древнее закона: у древних народов, когда еще не было государства, имели место естественные нормы правового поведения, но, конечно никто не издавал законов. Право и законы формировались посте­пенно непосредственно из обычаев в виде освященного временем установления. То, что мы ныне называем правом и законом, в глу­бокой древности практически отождествлялось с обычаями или волей вождя рода. Это не имело ничего общего с подлинным пра­вом и законом периода сложившейся государственности. По своей сути право и закон связаны субъективно с чувством порядка и сознанием долга, т.е. с нравственными принципами. Уже Аристо­тель, определявший право как норму политической справедливос­ти, видел в господстве права основной признак разумной формы правления, отличающей ее от деспотии.

Право — это социальные нормы, принимающие характер границ поведения человека в рам­ках данной государственности. Гегель утверждал: «Веление права по своему основному определению — лишь запрет»[8]. Между тем, говоря словами В. Соловьева, подчинение человека обществу совершенно согласно с безусловным нравственным началом, кото­рое не приносит в жертву частное общему, а соединяет их как внутренне солидарных: жертвуя обществу свою неограниченную, но необеспеченную и недействительную свободу, человек приобре­тает действительное обеспечение своей определенной и разумной свободы — жертва настолько же выгодная, насколько выгодно по­лучить «живую собаку в обмен на мертвого льва»[9]. Ж.Ж. Руссо в свое время показал различие между понятиями «всеобщая воля» и «воля всех». И.Г. Фихте, соглашаясь с ним, развивал эту мысль. Всеобщая воля устанавливает правовой закон, и для осуществле­ния этого закона не требуется воля всех взятых в отдельности. Единичная воля может нарушить закон, но не устранить его — закон продолжает оставаться в силе, несмотря на отдельные пра­вонарушения.

Закон — это общепризнанное и безличное, т.е. не зависящее личных мнений и желаний, определение права, понятие о должном — в данных условиях и в данном отношении — равновесии между частной свободой и благом целого; определение, или общее понятие, осуществляемое через особые суждения в единичных случаях или делах. Отмечаются отличительные признаки Закона: его публичность, конкретность — как нормы, реальная его применяемость. «Я никогда не смогу сделать что-то другому, не предоставив ему права сделать мне при тех же условиях то же самое...»[10].

Моральность соответствует природе человека, но ее мало. Для того чтобы обеспечить нормальное функционирование общества и жизнь индивида как личности, необходим принудительный закон: принудительная обязательность является одним из существенных отличий правовой нормы от нравственной.

Система правовых от­ношений должна распространяться не только в пределах данного общества, но и как бы опутывать своей паутиной все существую­щие общества, являющие в их взаимоотношении единое планетар­ное целое.

Итак, право — необходимое условие осуществления свободы свободных граждан в обществе. Но если человек хочет быть сво­бодным, он должен ограничить свою свободу фактом свободы дру­гих, а это и есть собственно правовое отношение. Право есть нечто святое уже потому, что оно является выражением идеи свободы, идеи законопорядка в жизни общества. По самой своей сути право может быть реальным и продуктивно проявлять себя лишь там, где есть свобода: при тоталитарном режиме действует не право, а пресловутая политическая целесообразность, т.е. произвол. Опа­саясь открытого судебного разбирательства своих политических противников, тоталитаризм создает закрытые формы расправы. Только подлинное право, обеспечивая человеку свободу действия, в то же время обеспечивает защиту от произвола и рядовому граж­данину, и «правящим верхам».

В каждом государстве издаются и действуют юридические нормы, представляющие собой веление власти и имеющие целью поддержание справедливого общественного порядка. Эти законы предписывают, что можно делать и от чего надо воздерживаться. Свод законов — это «библия свободы народа»: без законов не бы­вает порядка. Как говорил Цицерон, мы должны быть рабами за­конов, чтобы быть свободными. Там где кончается закон, там на­чинается произвол. Не быть подчиненным никакому закону, гово­рил Г. Гейне, значит быть лишенным самой спасительной обороны: законы должны нас защищать не только от других, но и от самих себя. При этом незнание закона не освобождает от необ­ходимости его исполнять. Но сами по себе неплохие законы, не обеспеченные юридическим механизмом реализации, остаются мертвой буквой: действительное право есть то, которое заключает в себе условия своего осуществления, т.е. ограждения себя от не­осуществления или преступного игнорирования. Закон сам по себе не действует; действуют лишь конкретные люди со всеми их индивидуальными особенностями.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5