Рефераты. Славянские и общекультурные символы в песенном тексте (на материале текстов песен группы "Калин...

Данную схему можно выделить лишь условно, поскольку фактические отношения между исследуемыми символами представляют собой сложную сеть соединений символов из любых групп и подгрупп. Разнонаправленные стрелки показывают взаимозависимость символов между собой, несмотря на то, к какой из групп они принадлежат.

 

§3. Стилистические особенности употребления славянских и общекультурных символов

В связи с ориентацией на древнерусскую культуру (стилистику) творчества группы встречаются не только символы, характерные для эпохи Древней Руси, но и элементы архаизации отдельных слов. Устаревшие слова используются для воссоздания колорита отдалённых времён. Они же придают речи восторженное, торжественное звучание.

Следует отметить равноправное параллельное употребление лексем глаз – око. Они являются стилистическими синонимами:

«Зло сверкну очами» [Калинов мост 2001: 105],

«Для твоих сухих глаз» [Калинов Мост 2001: 133].

В примерах «Сильные длани» [Калинов Мост 2001: 63] и «Косы заплетать мором да гладом» [Калинов Мост 2001: 92] проявляется принцип стилизации текста, когда слово употребляется в неполногласном варианте.

Стилизация, обращённая к эпохе Древней Руси, достигается за счёт включения в текст имён языческих божеств: «Наши домовые», «Пропели Лели», «Лешие шальные». Однако упоминания о главных языческих богах, например, Перуне, Яриле, не встречаются. Скорее всего, эти боги отождествляются со своими стихиями. Как уже было сказано выше, Ветер, Солнце, Луна, Вода в тексте могут быть написаны как имена собственные. Они способны на активные действия, свойственные либо человеку, либо богам:

«И вздохнёт с облегченьем Луна» [Калинов Мост 2001: 375],

«В это верят Солнце и Луна» [Калинов Мост 2001: 406].

В рассуждении о языческих божествах нельзя не упомянуть о неологизме Д. Ревякина Даждо, вынесенное в название одной из песен. Словарь комментирует это слово так: «Даждо'» – (неол. Ревякина) Имя собственное, образованное по типу имён славянских языческих божеств и мифологических существ. Внук Даждьбога. Даждьбог (тж. Дажьбог, Дажбог) – древнеславянское солнечное божество Владимирского пантеона, бог власти, богатства, а также покровитель и родоначальник славянского этноса. Существенно также фонетическое созвучие со словом дождь» [Калинов Мост 2001: 567-568]. Таким образом, создаётся неоязыческий образ бога Дождя – внука бога Древней Руси.

Даждо можно рассматривать и как звательную форму, привносящую в текст элемент стилизации. Справедливо также полагать, что это обращение к силам природы, одушевление сил природы.

Следовательно, при рассмотрении всех элементов архаизации, встречающихся в песнях группы «Калинов Мост», справедливее рассуждать не о простой стилизации славянской традиции текста, но о процессе переосмысления мировоззрения предков современным человеком. Здесь нет полного соответствия в суждениях между поколениями, однако присутствует более важный элемент – переход на новый уровень прежних понятий.

Большая экспрессивная нагрузка ложится на лексемы, являющиеся авторским словотворчеством. Каждый неологизм даёт ёмкий образ-символ. Встречаются новые слова, образованные путём словосложения: догопыт, «благодаря фонетическим созвучиям несущий сложный смысл: догонять – копыт – пытать, пытливый. Образовано бессуфиксальным способом по модели следопыт» [Калинов Мост 2001: 568-569]. Слово синтезирует в себе понятия, выраженные в исходном варианте различными частями речи: глаголом, выражающим динамику, существительным, обозначающим субъекта действия, и прилагательным, несущим описательную функцию. Таким образом, создаётся трёхмерная картина восприятия образа, реализуется семантика охотничьей погони. При словотворчестве используется и способ сложения основ: дароба (дар + оба). Здесь значение дара усиливается за счёт семантики двойственности, появляющейся от слова «оба». Оба – и тот и другой [Ожегов 2002: 424]. Встречается также принцип сложения корней. В строке «в гроздья медарен груди рядил» [Калинов Мост 2001: 513] пример подобного сращения – «медарень» (медаль + дар).

В словообразовании у Д. Ревякина активно работают суффиксы: наиболее распространён «-ень» (бедень, глазень, искрень, крадень, чурень); «-арь», «-ярь» (гожарь, господарь, снеярь); «-ица» (урочица), «-ь» (брысь, вырь, уныль). Задействуются и префиксы (разбрызг, выступ, назой, провидь). Есть и сложные префиксально-суффиксальные словообразовательные модели (выпарень, проторень, уверень, измонь).

Используется и такой приём, когда берётся чистый корень, который активизируется и образует разнообразные производные:

«…в листья зарёван» [Калинов Мост 2001: 513],

«…усмехом заклятым» [Калинов Мост 2001: 261].

Эта техника была открыта В. Хлебниковым и названа «склонение». В начале века А. Кручёных и В. Хлебников утверждали, что поэзия может состоять из одного «самовитого» слова. Известно, что Д. Ревякин высоко ценил поэзию Велимира Хлебникова, а потому обращение к подобным творческим приёмам вполне логично.

В итоге следует отметить, что спектр значений символа дополняется исходя из семантики его контекстного окружения, в котором могут встречаться и другие символы. Таким образом осуществляется взаимодействие символов между собой. Словотворчество также носит символический характер. Здесь сочетаются несколько образов, которые дают слову новые смыслы.

Возможно, также включение просторечно-устаревшей лексики в текст песни:

«Ну, а коли нет слёз,

Путь один – надо петь» [Калинов Мост 2001: 94],

что способно придать песне более доверительный тон.

Тексты исследуемых песен достаточно эмоциональны: встречается обилие как восклицательных, так и вопросительных предложений. Это могут быть обращения к воспринимающему, с помощью которого слушатель становится причастным к событиям, происходящим в песне, он вовлекается в ход повествования:

«Пойдём! Пойдём со мной, бежим со мной…» [Калинов Мост 2001: 107];

«Лови мозоли рун!» [Калинов мост 2001: 250].

Употребление экспрессивных синтаксических средств используется и для выражения остроты чувств, восприятия:

«Не вспомнит степь твоей стопы.

Ох, да мне бы так!» [Калинов Мост 2001: 177].

Эмоциональность раскрывает мотив памяти. Степь и лирический герой противопоставляются. Символ степи выступает в качестве отражения вечного, бесконечного. В отличие от нее лирический герой способен сохранить момент в своей памяти, сделать его реальным и в то же самое время конечным. Таким образом, природа показана пространством, способным поглотить человеческие страсти.

Встречаются также и обращения к силам природы:

«Вейся, радость неба!» [Калинов Мост 2001: 295].

Многие песни заканчиваются многоточием, что указывает на незаконченность синтаксической и смысловой конструкции. Текст воспринимается незаконченным, но этот факт также предполагает либо возможность продолжения повествования, либо невыразимость воплощения в слове полноты идеи:

«Слышишь, помни меня,

Я своё отсмеял,

Отбезумел горячей травой.

Далеко…» [Калинов Мост 2001: 367],

«Прошлое поделом…» [Калинов Мост 2001: 207].

В текстах встречаются топографические реалии, которые создают пространственную организацию внутри текста. Чаще всего это названия сибирских объектов: Ишим, Енисей, Анадырь, Онон, Ока, Обь, Чара, деревня Чоки в Новосибирской области, Сухой Лог (район в Новосибирске). Эти топонимы привносят в текст местный колорит. Той же цели служат и диалектные слова, например: пунец (красный ситец, кумач; яркая ткань), рожон (острый кол, палка), урочить (1. наводить порчу дурным глазом, портить; 2. болеть) и другие. Использование нелитературных элементов языка служит также и средством речевой экспрессии:

«Вызов дерзкий: Дарза!» [Калинов Мост 2001: 179].

Дарза – (диал.) терзать, рвать [Калинов Мост 2001: 568].

Тексты песен группы «Калинов Мост» часто бессобытийны. Символы и различные образы присутствуют в таком количестве, при котором уже нет акцента на динамике, нет чётко выстроенного сюжетного хода:

«Курень не уберёг –

Дрогнул изменой узел.

Бросился поперёк

Струй, где охваты сузил.

В косу грехи заплёл,

Небо зрачком царапал» [Калинов Мост 2001: 423].

В большей мере имеет место выражение чувств, внутренних переживаний субъекта, его размышлений, и в этом смысле это песня в чистом виде, поскольку сюжет не является безусловной особенностью песенного текста.

 «Песней воскресай» [Калинов Мост 2001: 329],

«… просыпаюсь песней» [Калинов Мост 2001: 360].

Символика песни несёт в себе идею перерождения, изменения состояния. Лексема «песня» употреблена в непривычной синтаксической роли обстоятельства образа действия. Песня становится незаменимым атрибутом действия. Таким образом, без неё невозможно начало чего-либо: ни жизни, ни нового дня. Используя такой приём, автор достигает оригинального звучания слова.

Как уже упоминалось выше в I главе, песню отличают повторы. Это необходимый композиционный прием. Часто определенная фраза становится ключевой и обладает наибольшей выразительностью. Например:

«Пойдем со мной, бежим со мной,

Летим со мной, летим» [Калинов Мост 2001: 107].

При этом важен здесь прием градации, органично отвечающий настроению произведения. Побуждение настойчиво звучит на протяжении всей песни, усиливаясь лексемами «скорей», «Пойдем!», «рискни», «преград не зная». Создается четкое ощущение призыва преодоления чего-то, чувства движения и торжества жизни.

Текст обращен к массовому читателю, однако он оказывает сильное эстетическое воздействие на конкретного адресата, вызывая ответную лирическую эмоцию. Предрасполагая реципиента к более интимному восприятию текста, лирический герой использует сразу несколько способов. Он не отделяет себя от слушающего субъекта, что видно из строки, повторяющейся дважды:

«Нам – к ним» [Калинов Мост 2001: 107],

Так читатель включается в пространство художественного произведения наравне с лирическим героем.

Для усиления доверительного звучания при обращении используется слово «приятель»:

«Рискни, приятель, пусть ворон каркал –

Черт с ним» [Калинов Мост 2001: 107].

Символ ворона предстает здесь в качестве предвестника возможной беды, предупредительной силы, доверять которой, однако не стоит. Символика ворона связывается с символом черта, а, следовательно, оба они носят характер отрицательный, поскольку лирический герой бросает вызов и готов переступить через предрассудки, повинуясь лишь своему внутреннему чувству. Символика черта, встречаясь крайне редко, не принимает положительного звучания ни в одном из текстов:

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.