Поскольку балтийские и славянские языки, наряду с очень заметными общими чертами, характеризуются также и очень существен­ными различиями, в науке стала развиваться идея балто-славянской общности (или сообщности), заключающаяся в том, что Праславян­ский и прабалтийский языки, исконно относив­шиеся к разным индоевропейским группам, будучи на протяжении очень длительного вре­мени непосредственными «соседями», сблизи­лись, развив комплекс общих для них особен­ностей. Новые исследования показали, что так называемая балто-славянская проблема (т. е. проблема древних отношений между этими двумя языковыми группами) требует также и решения вопроса исторических взаимо­отношений между восточно- и западнобал­тийскими языками, которые в свою очередь характеризуются очень древними различиями, не позволяющими возвести все балтийские языки к абсолютно единому источнику — прабалтийскому языку. Сторонники идеи балто-славянской общности эти отношения объясня­ют происхождением западнобалтийских языков в результате сближения части первоначаль­но праславянских диалектов с восточнобалтийскими или, наоборот, сближения с праславянским части древних восточнобалтийских диа­лектов. Такое объяснение учитывает, что западнобалтийские языки по своим особенностям являются как бы промежуточными (или пере­ходными), т. е. по одним чертам сходны с восточнобалтийскими, а по другим — с праславянским языком (рис. 2.).

В последние десятилетия были предприняты серьезные попытки обобщения отношений между индоевропейскими языками. Исследова­ния показали, что наиболее древние черты в равной степени объединяют как праславян-ский, так и балтийские языки с азиатскими индоевропейскими языками, с балканскими (фракийским и иллирийским), исчезнув­шими в начале новой эры (из этих языков в горах на побережье Адриатического моря сохранился лишь албанский язык), а также с германскими языками. Вместе с тем праславянский язык характеризуется значительным комплексом особенностей, сближающих его с западноиранскими языками, к которым, как принято считать, относился язык скифов; эти особенности балтийским языкам неизвестны. На основании этих свидетельств высказано предположение, что протославянский языковой союз, со временем оформившийся в праславянский язык, по преимуществу состоял из диалек­тов, часть которых сохранилась на прибалтий­ской окраине когда-то обширного района их распространения. Окончательный отрыв праславянского языка от Древнебалтийских диа­лектов произошел после его сближения с западноира некой речью скифов, господство­вавших в Северном Причерноморье в середине I тысячелетия до н. э.

Рис. 2. Балто-славянская общность.

Оформление праславянского как своеобраз­ного индоевропейского языка не было связано с географическим разрывом праславян и древ­них балтов: значительная часть праславянских племен продолжала обитать вдоль границ древ­них балтийских поселений. Археологи отмеча­ют, что эти поселения существовали с начала I тыс. до н. э. до второй половины I тыс. н. э. почти без изменений. В конце I тысячелетия до н. э. в Среднем Поднепровье формируется обширный племенной союз, оставивший архео­логические памятники II в. до н. э.- II-IV вв. н. э., получившие название зарубинецкой куль­туры. Создатели этой культуры, как принято считать в последние годы, говорили на диалек­тах праславянского и западнобалтийского ти­па. Группа племен этого объединения позднее продвинулась вверх по реке Десне и создала в районе верхнего течения реки Оки поселения, которые получили в археологии название мощинской культуры. Как свидетельствуют дан­ные гидронимии (названий рек и озер), эта группа племен говорила на западнобалтийском языке. А жившие на территории мощинских поселений в древнерусское время (IX—XI вв.) вятичи настолько заметно отличались от окру­жающего славяноязычного населения, что ле­тописец не считал их славянами, так же как и радимичей (между прочим, тоже живших на территории, где до сих пор сохраняются названия рек западнобалтийского происхож­дения).

Во второй половине I тыс. н. э., в эпоху сло­жения древнерусского государственного объе­динения, балтоязычное население центральной лесной зоны интенсивно славянизируется, т. е. включается в состав древнерусской народ­ности, лишь на западных окраинах сохраняя балтийскую речь предков (потомки этого насе­ления—современные литовцы и латыши).[7]

7. АВГУСТ ШЛЕЙХЕР (1821—1868)

Август     Шлейхер — выдающийся немецкий  языковед-индоевропеист. Впервые стал широко вводить в срав­нительно-исторические исследования данные славянских и балтийских язы­ков, был фактическим создателем сравнительно-исторической литуанистики (науки о литовском языке). А. Шлеихер считал, что историю и законы развития конкретных языков можно исследовать так же объектив­но, как и законы жизни живых ор­ганизмов. Успехи естественных наук и в особенности идеи дарвинизма оказали большое влияние на мировоз­зрение Шлейхера, этим объясняется и его любовь к естественнонаучным терминам, перенесенным в языкове­дение («организм» языка, языковые «семьи», «ветви», «генеалогическое древо» и т. п.), подражание естество­испытателям в методах исследования. Шлейхер считал, что флективный строй древних индоевропейских язы­ков (и общеиндоевропейского пра­языка) складывался постепенно и имеет такую же 'предысторию, как, например, в биологии сложные много­клеточные организмы животных и ра­стений, возводимые к простейшим одноклеточным предкам. Самым про­стым типом языка Шлейхер считал изолирующий, когда отдельные корни или соединения корней ставятся в опре­деленном порядке, а морфологические формы, указывающие на связь слов в предложении, в языке отсутствуют, как, например, во-вьетнамском языке. Более сложный тип — агглютинатив­ный (буквально «склеивающий») — возник путем эволюции из изоли­рующего (как, например, в финно-угорских или тюркских языках, к кор­ням механически «приклеиваются» различного рода грамматические по­казатели, произошедшие из служеб­ных, а первоначально — из самостоя­тельных полнозначных слов-корней). Из агглютинативного типа произошел флективный. Здесь грамматические показатели тесно срослись с корнем, корень никогда не выступает изоли­рованно, его всегда сопровождают флексии (наиболее богато флексии представлены в санскрите). Эти пери­оды становления и совершенствования языкового организма относятся к до­истории; собственно исторические эта­пы А. Шлейхер считал периодом рас­пада, разрушения языкового организ­ма: стареющий язык начинает упро­щать и терять первоначально богатые флексии, звуковые изменения разру­шают облик первоначального корня.

Эти изменения в разных диалектах общеиндоевропейского праязыка про­исходят по-разному, при этом чем дальше носители индоевропейских диалектов отошли от первоначальной прародины, тем большему распаду подвергся сам языковой организм. Так, из диалектов общеиндоевропей­ского праязыка в результате его распада возникли отдельные индо­европейские языки; чем дальше они отстоят от индоевропейской праро­дины (которую Шлейхер предполагал в Средней Азии), тем меньше в языке сохранилось древних индоевропейских флексий. Ближе всего и территориаль­но, и по своему богатому строю к об­щеиндоевропейскому флективному ти­пу стоят санскрит и бактрийский (авестийский) язык. Индоевропейцы, ушедшие с прародины южным путем, дали начало языкам греческому, латинскому (который претерпел боль­ше изменений и, следовательно, беднее греческого), кельтскому (дойдя до Ат­лантического побережья, кельты почти утратили древние флексии). Индо­европейцы, ушедшие с прародины северным путем, дали начало славя­нам (в языке которых еще сохраня­ются старые падежные и глагольные флексии) и литовцам (где также сохраняется  богатое  склонение), дальше на запад ушли предки герман­цев (чем западнее расположен гер­манский язык, тем меньше у него сохранилось старых форм: англий­ский язык совсем утратил падежи). Полнее всего теория А. Шлейхера изложена в его посмертно издан­ном труде «Компендий (т. е. крат­кое изложение) сравнительной грам­матики  индоевропейских  языков». А. Шлейхер оставил после себя много учеников (Г. Курциус, А. Лескин, И. Шмидт, Г. Шухардт), которые соз­дали свои научные работы, отбро­сив элементы примитивного биологиз­ма и развив самые ценные идеи своего учителя — об объективности и познаваемости законов языковых изменений, о системном характере языкового «организма».[8]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение языкового родства относится к области срав­нительно-исторического языковедения. Метод сравнительно-истори­ческого языковедения предполагает такое сравнение язы­ков, которое направлено на выяснение их исторического прошлого. Работая сравнительно-истори­ческим методом, ученые сравнивают между собой генетически тожде­ственные слова и формы родственных языков и восстанавливают (ра­зумеется, предположительно, «под звездочкой») их первоначальный вид, их архетипы, или праформы. В итоге получается при­близительная реконструкция по меньшей мере отдельных сторон язы­кового строя, каким он был до обособления соответствующих языков или ветвей языков. Так, определенным образом направленное сравне­ние позволяет раздвинуть рамки исторического исследования, проник­нуть в те эпохи жизни языка, от которых не дошло прямых свиде­тельств в виде письменных памятников.

 Например, ни в одном из славянских языков не сохранилось окончание -s в именительном падеже единственного числа существительных мужского рода, но на раннем этапе истории праславянского, когда начиналось его обособле­ние от остального массива индоевропейских языков, такое окончание несомненно было, как об этом ясно свидетельствуют совпадающие фак­ты ряда ветвей индоевропейской семьи. Ср. русск. волк, укр. вовк, чешек, vik, польск. wilk, болг. вълк, сербскохорв. вук, ст.-ел. влькъ с литовск. vilkas, латыш, ullks, др.-ннд. vrkah (где h < s), др.-греч. lykos, готск. wulfs (все с тем же значением) или русск. сын, чешек., польск. syn, укр., болг. син, ст.-ел. сынъ с литов. sunns, древнепрусск. souns, др.-инд. sunuh, готск. sunus, др.-греч. hyios (все со значением «сын»). Утрата на славянской почве окончания -s (как и других окон­чаний на согласный) была связана с более общей закономерностью, действовавшей в праславянском, с законом открытого слога, по кото­рому все закрытые слоги так или иначе превращались в открытые.

В своих реконструкциях сравнительно-историческое языкознание опирается на неодинаковость развития родственных языков,  на различия в характере и направлении языковых изменений, а также в темпе развития процессов, направленных в одну сторону. Обычно из общего наследия что-то одно сохраняется в относи­тельно неизменном виде в одной части родственных языков, что-то другое — в другой; собирая эти реликты прошлого, исследователь воссоздает первоначальную картину. Там же, где развитие оказыва­ется во всех родственных языках более или менее одинаковым, метод сравнительно-исторической реконструкции не имеет нужной «зацепки». Это существенно ограничивает его возможности. Ведь родственные языки часто бывают сходны не только по унаследованному материалу, но и по тенденциям развития: независимо друг от друга они развивают такие формы, которые трудно отличить от унаследованных. Иногда и при неодинаковости развития в отдельных языках или ветвях бывает нелегко отличить сохранившиеся реликты от позже возникших инноваций. Так, долгое время считалось, что бога­тая синтетическими формами система древнегреческого и древнеиндий­ского глагола лучше представляет древнее индоевропейское состояние, чем глагольные системы других ветвей, переживших различные утра­ты и упрощения. Но после открытия и расшифровки в начале XX в. текстов хеттского языка, во многом очень архаичного, положение это подверглось пересмотру. Стало ясно, что древнегреческая и древнеиндий­ская системы отражают ряд общих диалектных инноваций индоевро­пейского праязыка, не затронувших тех его диалектов, на базе кото­рых сложился хеттский.

Объективные трудности реконструкции праязыкового состояния ведут к тому, что восстанавливаемая картина пестрит там и сям «бе­лыми пятнами», а какие-то части этой картины оказываются противо­речащими друг другу. В итоге реконструкции мы получаем, собст­венно, не язык, реально существовавший в какой-то период времени, а скорее лишь некую совокупность языковых фактов, существовавших отчасти одновременно, отчасти неодновременно и объединенных только тем, что каждый из них схвачен в древнейшем, доступном нашему по­знанию состоянии.[9]

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.     Аракин В.Д. Типология языков и проблемы методического прогнозирования. М., 1989.

2.     Атлас народов мира. Под ред. С. И. Брук, З.С. Апенченко. М., 1964.

3.     Вавилов Н.И. Пять континентов. М., 1962.

4.     Введение в языкознание. Хрестоматия. Минск, 1984.

5.     Долгопольский А.Б. В поисках далекого родства. "Русская речь", № 6, 1967.

6.     Кодухов В.И. Введение в языкознание. М., 1987. Реформаторский А.А. Введение в языкознание. М., 1998.

7.     Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

8.     Маслов Ю.С. Введение в языкознание. М., 1987.

9.     Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.         - JI.,1938.

10. Неру Дж. Открытие Индии. М., 1955.

11. Словарь национальностей и языков. М., 1959.

12. Фолсом.Ф. Книга о языке. М., 1997

13. Чебоксаров Н.Н, Чебоксарова И.А. Народы, расы, культуры. М., 1971.

14. Энциклопйдичсский словарь юного фалолога. М., 1984.

15. Языкознание. Больной энциклопедический словарь. М., 1998.

16. Ярцева Ц.Н. Языки мира. М., 1990.

[1] Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.; Л., 1938. С. 50.

[2]  Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1998.  С. 122.

[3] См. в БСЭ (3-е изд.) карты «Языки народов мира» (т. 30, вклейка между с. 480 и 481) и «Народы СССР» (т. 24, кн. 2, вклейка между с. 32 и 33), а также Атлас наро­дов мира / Под ред. С. И. Брук, В. С. Апенченко. М., 1964.

[4] Долгопольский А.Б. В поисках далекого родства.  «Русская речь» , № 6, 1967.

[5] Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М., 1998, С. 237.

[6] Цит. по книге: Кодухов В.И. Введение в языкознание. М., 1987, С. 98.

[7] Чебоксарова Н.И. Народы, расы, культуры. М., 1971, С. 71.

[8] Энциклопедический словарь юного филилога. М., 1984. С. 253.

[9] Маслов Ю.С. Введение в языкознание. М., 1987, С.227.

Страницы: 1, 2, 3, 4