Между тем установлено, что история языка и история этноса не совпадают. Язык совре­менных венгров, например, ближайше родствен языкам ханты и манси, живущих к востоку от Урала (в Ханты-Мансийском автономном округе в Тюменской области); и объясняется это тем, что племена угров (языковых предков современных венгров) пришли в IX в. на сред­ний Дунай из-за Урала. Но физический облик и этнографические особенности венгров не имеют прямого отношения к культуре тех угор­ских племен, которые ушли с берегов Оби более тысячи лет назад, ибо племена эти раствори­лись среди коренных жителей (автохтонов) Дуная, передав им свой язык и усвоив их куль­туру.

Когда современные археологические иссле­дования обнаруживают, что в том или ином районе Европы за тысячи лет не происходило существенных перемещений населения и куль­турно-этнографические признаки современных жителей исследуемого района — результат развития культуры автохтонов, это не означает, что и язык автохтонов был тем же, что и язык современного населения этого района. Вот по­чему при строго научном подходе к проблеме образования современных народов история языка оказывается не равнозначной истории сложения физических и культурно-этнографи­ческих особенностей носителей этого языка. Соответственно и проблема прародины должна решаться отдельно для языка и для других особенностей его носителей.

Сравнительно-историческое  языкознание XIX в., установив факт происхождения сла­вянских языков из единого источника — праславянского языка, выдвинуло проблему сла­вянской прародины как историко-языковую. Праславянский язык должен был оформиться в зоне соприкосновения с балтийскими языка­ми, иранскими, а также германскими, с которы­ми его объединяют очень древние общие особенности в словаре и в грамматике.

Географические выводы в этом случае были очень общими, поскольку точное расположе­ние балтов и германцев в период формирования праславянского языка (II—1 тысячелетия до н. э.) не было определено, и лишь в отноше­нии древних иранцев было известно, что они жили в то время вдоль северного побережья Черного моря (к ним относились скифы и сме­нившие их позднее сарматы). Славянская пра­родина определялась в этом случае где-то к северу или северо-западу от северного При­черноморья.

На рубеже XIX—XX вв. в разработке пробле­мы прародины славян особое внимание было уделено ботанической терминологии. Было замечено, что названия деревьев, произрастаю­щих в умеренном поясе Центральной и Восточ­ной Европы, являются общеславянскими (бе­реза, верба, дуб, ель, липа, ольха, сосна, ясень), следовательно, они существовали в праславянском языке до его распада. Названия же деревьев, не растущих восточнее бассейнов Вислы и Днестра, в славянских языках являются заимствованными из западных европейских языков (бук, тис и др.). Отсюда был сделан вывод, что в эпоху своего единства праславяне не были знакомы с этими деревьями: основная часть их прародины находилась к востоку от границы  распространения дикорастущего бука и охватывала лесные районы, изобило­вавшие озерами и болотами; терминология именно такой географической среды является также общеславянской.

В то же время слова, обозначающие особен­ности морской среды, в разных славянских языках формировались самостоятельно, т. е. после того, как отдельные группы распавшего­ся праславянского объединения вышли к морю.

В начале XX в. было понято, что общесла­вянские названия объектов окружающей при­роды не могут характеризовать весь более чем тысячелетний период развития праславян­ского языка, а отражают лишь географическую среду, в которой праславяне находились нака­нуне распада. Учитывая это, А. А. Шахматов (см. А. А. Шахматов} развивал идею двух славянских прародин: района, в пределах кото­рого праславянский язык сложился («первая прародина»), и района, который праславянские племена занимали накануне расселения по Центральной и Восточной Европе («вторая прародина») и который, по его мнению, нахо­дился в бассейне Вислы.

В определении «первой прародины» А. А. Шахматов колебался; однако необходимо иметь в виду, что она не могла быть значитель­но удалена от «второй прародины»: нет никаких сомнений в том, что праславянский язык сфор­мировался из индоевропейских диалектов срединной Европы, следовательно, в пределах территории, которая занята славянами и в настоящее время.

Именно на основе вывода об автохтонности славян ведутся в последние десятилетия широ­кие археологические поиски. Благодаря им сейчас уже хорошо известны особенности жиз­ни и быта славян начального периода расселе­ния из «второй прародины». Они представлены археологическими памятниками так называе­мого пражско-корчакского типа V—VI1 вв. н. э., территория распространения которых целиком совпадает с предполагаемым районом поздних праславянских поселений. Где-то в пределах этой территории и должно было задолго до середины I тысячелетия н. э. сло­житься объединение племен, языком которого постепенно стал праславянский.[5]

5. ПРАСЛАВЯНСКИЙ ЯЗЫК

Славянские языки восходят к одному источни­ку. Этот общеславянский язык-предок условно называют праславянским; условно потому, что неизвестно, как называл себя в глубокой древ­ности народ, говоривший на этом языке.

Хотя праславянский язык существовал очень давно и от него не осталось никаких письмен­ных текстов, тем не менее мы имеем о нем доста­точно полное представление. Мы знаем, как развивался его звуковой строй, знаем его мор­фологию и основной фонд словарного состава, который унаследован от праславянского всеми славянскими языками. Наши знания основы­ваются на результатах сравнительно-истори­ческого изучения славянских языков: оно позволяет восстанавливать первоначальный облик (праформу) каждого исследуемого язы­кового факта. Реальность восстановленной (исходной) праславянской формы может быть проверена и уточнена показаниями других индоевропейских языков. Особенно часто соот­ветствия славянским словам и формам встре­чаются в балтийских языках, например в литовском. Это можно проиллюстрировать корнями, в состав которых входят сочетания звуков, по-разному изменявшиеся в разных славянских языках после распада праславян­ского, но сохранившиеся без изменения в ли­товском языке.

  Многие сло­ва являются общими для всех славянских язы­ков, следовательно, они были известны уже праславянскому языку. Общая для них праформа претерпела в разных славянских языках неодинаковые изменения; а оформление этих слов в литовском (и в других индоевропейских языках) подсказывает, что первоначально гласный находился во всех корнях перед I или г. В праславянском языке корни этих слов пред­положительно должны были звучать: *bolt-o из более раннего *ba°lt-'a°n, *golv-a, *kolt-iti, *vort-a, *gord-b, *korva. Установленные отношения позволяют сформулировать историко-фонетический закон, в соответствии с которым можно и во всех других подобных случаях реконструировать (предположительно восста­новить) исходную праформу: русское норов, болгарское нрав и т. д. дают основание для ре­конструкции праславянского *погу-ъ (сравни­те литовское narv-ytis — «упрямиться»), горох, грах и т. д. — праславянское *gorx-b (сравните литовское garb'а— вид травы) и т. п. Именно таким путем восстанавливается облик распав­шегося праславянского языка.

О праславянском как своеобразном индоев­ропейском языке можно говорить постольку, поскольку он характеризуется комплексом особенностей, присущих только ему и соче­тающихся с серией особенностей, в той или иной степени известных другим языкам Европы и Южной Азии.

На каком-то этапе своей жизни группа евро­пейских племен, говоривших на диалектах, близких древним балтийским,  иранским, балканским, германским, объединилась в дос­таточно прочный союз, внутри которого в те­чение длительного времени происходило сбли­жение (нивелировка, выравнивание) диалек­тов, необходимое для выработки взаимопони­мания между членами племенного союза. Можно предполагать, что в I тысячелетии до н. э. уже существовал индоевропейский язык, характеризовавшийся особенностями, впос­ледствии известными только славянским язы­кам, что и позволяет нам, современным иссле­дователям, называть его праславянским.

Своеобразие праславянского языка в значи­тельной степени объясняется тем, что его исто­рические изменения обусловливались прису­щими только ему тенденциями развития. Самой общей из них была тенденция к слоговому чле­нению речи. На позднем этапе развития прасла­вянского языка оформляется однотипное строе­ние слогов, ведшее к перестройке прежних слогов таким образом, чтобы все они заканчи­вались гласными.

Праславянский язык существовал до середи­ны I тысячелетия н. э., когда говорившие на нем племена, расселившись на обширных террито­риях Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, начинают утрачивать связи друг с другом. Язык каждой из обособившихся групп племен продолжал развиваться изолированно от других, приобретая новые звуковые, грамма­тические и лексические особенности. Это обыч­ный путь образования «родственных» языков из единого языка-источника  (праязыка), подмеченный еще Ф. Энгельсом, который пи­сал: «Племена, расчленяясь, превращаются в народы, в целые группы племен... изменяют­ся языки, становясь не только взаимно непонят­ными, но и утрачивая почти всякий след пер­воначального единства».[6]

6. БАЛТО-СЛАВЯНСКАЯ ОБЩНОСТЬ

В семье индоевропейских языков особенно близки друг к другу славянские и балтийские языки. К последним относятся современные литовский и латышский (так называемые восточноприбалтийские) и мертвые (в разное время исчезнувшие) языки древних племен, обитавших на территории лесной зоны Восточной Европы от верховьев реки Оки до южной Прибалтики.

   Близость балтийских и славянских языков проявляется в регулярных звуковых соответст­виях, в сходстве форм словоизменения и слово­образования, в общности большинства слов, обозначающих окружающий мир, людей, их от­ношения и деятельность в условиях общинно-родового строя. При этом восстанавливаемое для славянских языков исторически исходное праславянское (см. Праславянский язык) оформление слов, как правило, совпадает с с их офопмлением в исторически засвидетельствованных балтийских языках. Например, восста­навливая для славянского сын (древнерусское сынъ) праформу *sun-us, мы находим ее в литовском sun-us и т. д. В очень боль­шом числе случаев, таким образом, славянские слова и формы выглядят как преобразованные балтийские. Эти уникальные внутри индоевро­пейской семьи отношения между языками, при­надлежащими к разным группам, до сих пор не получили общепринятого исторического объяс­нения.

В середине XIX в., когда в языкознании появилась схема «родословного древа», объясняв­шая происхождение «родственных» языков последовательным членением праязыка (см. Праязык) на отдельные языки, сложилось убеждение, что сначала выделился единый балто-славянский праязык, который позднее рас­пался на Праславянский и прибалтийский. Эта идея происхождения славянских и балтийских языков из общего для них языка-предка про­существовала в науке почти столетие — до начала-середины XX в. Именно в это время стало формироваться представление о сложно­сти процесса образования «родственных» язы­ков; он должен был включать не только распад, но и сближение' языков в результате создания разноязычных племенных союзов. Первым, кто усомнился в реальности балто-славянского праязыка и обосновал в 1911 г. свои сом­нения, был Я. Эндзелин, известный латышский лингвист.

Страницы: 1, 2, 3, 4