Здесь, в Африке, это было тем более естественно, что в этом отношении римлянам подготовило путь прежнее чужеземное владычество, да и, наверное, ни один римлянин не понимал этот народный язык.
У берберских племен был не только свой национальный язык, но и национальная письменность. Однако в официальных сношениях этим языком никогда не пользовались, по крайней мере не употребляли на монетах. Даже туземные берберские династии не составляли в этом отношении исключения - либо потому, что и в их государствах наиболее крупные города были скорее финикийскими, чем ливийскими, либо потому, что финикийская цивилизация оказала здесь такое глубокое влияние. В качестве народного языка он удержался, естественно, в тех местностях, куда римляне или вовсе не заходили, или почти не заходили. В общем, древний народный язык Африки лучше сумел себя отстоять, чем народный язык кельтов и иберов.
Язык, господствовавший в Северной Африке в то время, когда она сделалась римской, был языком тех чужестранцев, которые владычествовали там до римлян. Лептис является единственным городом в Африке, в котором чеканились монеты с греческим написанием и который предоставил этому языку по меньшей мере второе место в официальном употреблении.
Финикийский язык господствовал тогда на севере Африки повсюду, где существовала цивилизация. Этому языку высокоразвитой, хотя и чуждой туземному населению культуры, были при смене правительственной системы сделаны известные уступки. Однако после Тиберия финикийский язык уступает свое место латыни. Язык был изгнан из школы и даже из письменно употребления и сделался народным диалектом. Наследие финикийского языка досталось не греческому языку, а латинскому.
В эпоху Цезаря и латинский и греческий языки были в Северной Африке языками чужими, но последний был распространен больше, чем первый; по-латыни говорили в то время только чиновники, солдаты и италийские купцы. В то время было бы легче осуществлять эллинизацию Африки, чем ее латинизацию. Но случилось как раз обратное. Та же самая воля, которая в Галлии подавила в зародыше зачатки греческой культуры, ввела в сферу господства латинского языка греческую Сицилию и установила границы между греческим Востоком и латинским Западом,- отнесла Африку к этому Западу.
В отношении сельского хозяйства восточная половина Африки соперничает с Египтом. Но северная и северо-западные части Проконсульской провинции, а также и значительная часть Нумидии давали почти такие же высокие урожаи зернового хлеба, как долина Нила. Основным занятием населения было земледелие.
Рим, столица империи, со времен гражданских войн полностью зависел от привозного зерна, которое взималось в качестве подати. Уже в эпоху Цицерона столица империи существовала главным образом за счет африканского хлеба; благодаря присоединению Нумидии во время диктатуры Цезаря ежегодно поступавшее из Африки в качестве подати количество хлеба возросло приблизительно на 1200 тысяч римских модиев.
При Августе третья часть потребляемого в Риме зерна ввозилась из Северной Африки. От планомерности этих поставок зависело спокойствие и лояльное отношение к императору в Риме. Поэтому при любом столкновении за императорскую власть враждующие стороны стремились установить свой контроль над Африкой, для чего посылали туда крупные войсковые подразделения.
Оливковое масло и вино также издавна составляли важную статью сельского хозяйства Карфагена. Однако историк Югуртинской войны пишет, что Африка богата хлебом, но бедна маслом и вином; еще в эпоху Веспасиона продукция провинции в этом отношении не превышала среднего уровня. Возделывание оливы стало распространяться лишь после установления при империи длительного мира, который является еще более необходимым условием для возделывания плодовых деревьев, чем для посевов хлеба. Ни одна провинция в IУ веке не поставляла оливковое масло в таком количестве как Африка.
Виноделие здесь не получило значения для экспорта. Зато там процветало коневодство и скотоводство, особенно в Нумидии и Мавритании.
Как бы там ни было, средние торгово-ремесленные слои, столь значительные и игравшие столь видную роль в городах Италии, Галлии и некоторых других западных провинций, здесь не сложились. Следовательно, для муниципальных собственников Африки был закрыт тот путь к увеличению своих денежных доходов, которым широко пользовались рабовладельцы других областей империи, сдавая рабов в наем за часть их заработной платы, назначая их инститорами или фактическими владельцами торгово-ремесленных и финансовых предприятий при условии выплаты доли дохода. Из эпиграфических и юридических источников мы знаем, что такие рабы, имевшие в своих пекулиях помещения, инвентарь, рабов-викариев, становились состоятельными людьми, приносившими своим владельцам немалые деньги, что часто уравновешивало недостаточную рентабельность вилл; даже из вилл на период затишья в сельскохозяйственных работах часть рабов отсылалась на заработки. В Африке же, при очевидной бедности и социальном ничтожестве торгово-ремесленных слоев, среди ремесленников вряд ли мог быть большой спрос на подсобную рабочую силу. Раб же, став инститором либо владельцем мастерской или лавки, не имел шансов скопить достаточно средств, чтобы обеспечить какой-то ощутимый доход господину и самому в той или иной мере играть роль в общественной и религиозной жизни
Ремесленное производство и торговые операции в африканских провинциях никогда не имели такого значения, как на Востоке и в Египте. Финикяне перенесли изготовление пурпура со своей родины на это побережье, где остров Гирба сделался как ба африканским Тиром, уступавшим по качеству выработки только этому финикийскому центру. Ремесленное производство процветало на протяжении всей эпохи империи.
В Мавритании изготовлялись также для вывоза туземцами шерстяные материи невысокого качества и кожаные изделия. Видную роль играла торговля рабами. Продукты, производившиеся во внутренних областях материка, поступали естественно тоже через Северную Африку в мировой торговый оборот, однако не в таком количестве, как через Египет.
О благосостоянии, которое царило в той части Африки, где было возможно земледелие, красноречиво свидетельствуют развалины многочисленных городов, имевших повсюду, несмотря на то что их округа были невелики, бани, театры, триумфальные арки, богато украшенные гробницы - вообще всевозможные роскошные постройки, большей частью невысоко стоящие в художественном отношении, но часто отличавшиеся непомерной пышностью. Однако основой экономического процветания этой страны были не виллы знати, как в Галлии, но средний класс граждан-земледельцев.
В I веке появились имперские дороги, связавшие местопребывание главного штаба в Тевесте, с одной стороны, а с другой - с большими городами северного берега Гиппном Регием и Карфагеном. Начиная со II века н.э. все более крупные города и некоторые небольшие прокладывают в пределах своей территории необходимые пути сообщения; впрочем, то же самое можно сказать и о большинстве имперских стран, но в Африке это явление особенно заметно потому, что здесь наиболее старательно пользовались этим случаем, чтобы выразить верноподданические чувства правящему императору.
Однако удивляет полное отсутствие дорог между двумя Мавританиями - Тингитанской и Цезарской. Это связано с тем, что в составе Тингитанской Мавритании со столицей в городе Тинги (Танжер) находятся области вокруг данного города и часть побережья Атлантического океана. Связь между Мавританиями осуществлялась морским путем вдоль пустынного и немирного побережья.
Поэтому для этой местности Бетика в Испании была ближе, чем Мавритания; и если позднее, когда империя была поделена на более крупные административные округа, провинция Тинги отошла к Испании, то это было лишь внешним оформлением давно существовавшего фактического положения. Тинги была для Бетики тем же, чем Германия для Галлии; быть может, вообще римляне организовали и сохранили за собой эту малодоходную провинцию лишь потому, что отказаться от нее значило бы уже тогда вызвать нашествие на Испанию, подобно вторжению ислама после крушения римского владычества.
Таким образом, для финансов империи Северная Африка была драгоценным владением. Однако труднее решить, выиграли ли вообще римляне от ассимиляции Северной Африки или проиграли. Но расположение, которое италийцы издавна питали к африканцам, не изменилось после того, как Карфаген сделался большим римским городом и вся Африка заговорила по-латыни.
Правда, Карфаген по количеству жителей и по богатству немногим уступал Александрии и был, бесспорно, вторым городом латинской половины империи, самым оживленным и, быть может, самым испорченным городом Запада после Рима и самым крупным центром латинской науки и литературы.
Значение Африки для Рима было огромно, но нельзя считать, что это были только отношения взимания податей. Нет, в Африке, одной из самых важных для империи провинций шел процесс взаимовыгодного для обеих сторон обмена. Пусть он не всегда был мирным, но эти связи сыграли огромную роль в формировании современной средиземноморской культуры.
Ознакомившись с положением дел в Африке, мы переходим к следующей главе.
Глава. 2.3. ГАЛЛИЯ. ИСТОРИЯ ТЕРРИТОРИИ.
Одна из самых крупных и населенных провинций Рима - Галлия - была присоединена к метрополии после непродолжительной, хотя и очень ожесточенной борьбы. Присоединение это связано с именем Гая Юлия Цезаря, который меньше чем за десятилетие завоевал территорию с более чем 5-ти миллионным населением. И все это он проделал с армией едва ли превышавшей 30 тысяч солдат и офицеров, без надежной операционной базы и неблагожелательном отношении к этому действу собственного Сената.
Галлия после своего подчинения подверглась сильнейшей романизации и добровольно и повсеместно отказалась от своей древней культуры и религии - друидизма, впитав как положительное, так и отрицательное из греко-римской цивилизации.
Именно Галлия стала тем последним островком римской культуры, который уцелел в море Великого переселения народов и пусть на немного, но пережил метрополию, она последней из римских провинций пала под ударами варваров-франков Хлодвига в 486 году н.э., спустя десять лет после официального падения Западной Римской Империи, когда в 476 году был низложен последний император Ромул Август.
О присоединении Галлии в 57 году до н.э. и о существовании ее в качестве римской провинции более пяти веков пойдет речь в этой главе.
“…Галлия была в два раза больше Италии: в ней было много государств, могущественная знать, влиятельное жречество, свои собственные нравы и традиции; она имела по крайней мере, как теперь думают, население от 4 до 5 миллионов жителей, которое не было истощено и ослаблено, подобно восточным народам; часть его даже жила исключительно войной…” 20).
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
