Нет смысла приводить многочисленные примеры, иллюстрирующие социально-экономическую ситуацию, которая наступила в России после пореформенного четырехлетия. Суммарный спад промышленного производства в 1991—1995 годах оказался глубже, чем в 1940—1942 годы. Сельские хозяйство натурализуется, не выдерживая конкуренции с импортом низкокачественного продовольствия.
В ряде регионов России экономический спад приобрел обвальный характер. Например, на Урале еще в конце 80-х годов спад промышленного производства достигал 15—20% от максимального уровня, а в последние годы этот процесс усилился. Большинство наиболее промышленно развитых уральских регионов, по результатам за 1991—1995 годы, отличались наибольшим уровнем спада и усилением его темпов в 1994—1995 годах. «Депрессивная волна» в 1994 году достигла машиностроения и легкой промышленности региона: величина падения физического объема производства в машиностроении и металлообработке составила от 36% (в Тюменской области) до 59% (в Удмуртской Республике), а в легкой промышленности — от 31% (в Свердловской области) до 69% (в Оренбургской области). В 1995 году — глубокий кризис сельского хозяйства и пищевой промышленности, признаки которого наметились ранее. А ведь еще в начале 1993 года глава администрации Свердловской области Э. Россель с надеждой говорил о прекращении спада и начале стабилизации в промышленности области.
Продолжается стремительное падение реальных доходов населения России. Хотя объем промышленного производства за девять месяцев 1995 года по сравнению с тем же периодом прошлого года уменьшился всего на 3%, реальные доходы населения вновь, как и в прошлые годы, сократились еще на 12%. Во многих регионах люди не получают зарплату по три-четыре месяца. Так называемая «ваучерная приватизация» и акционирование не привели ни к увеличению производства, ни к сокращению безработицы, ни к крупным инвестициям, ни к появлению новых источников дохода у широких слоев россиян.
Российский экспорт в этом году вырос более чем на треть, в основном за счет увеличения поставок нефти и газа. В то время как в некоторых районах Ростовской, Волгоградской, Саратовской и других областей давление газа в коммунальных сетях упало настолько, что люди уже не в состоянии готовить себе пищу, европейские страны, в течение десятилетий получая российский неочищенный газ, использовали его в качестве сырья для химической промышленности и получали прибыль, в несколько раз превышающую затраты на покупку и транспортировку газа.
Ежегодный объем иностранных инвестиций в российскую экономику не превышает 1 млрд. долларов, в то время как от 10 до 30 млрд. долларов, принадлежащих российским компаниям и частным лицам, остаются в зарубежных банках. Общая же сумма российской валюты, находящейся в зарубежных банках, составляет, по различным оценкам, от 100 до 200 млрд. долларов при том, что сумма внешнего государственного долга приближается к 130 млрд.
В итоге по объему валового внутреннего продукта (ВВП) Россия оказалась на десятом месте в мире после Бразилии, а достичь душевых показателей производства ВВП ведущих стран мира можно будет только упорным трудом нескольких поколений россиян. И тут уже не до «мытья сапог» в Индийском океане...
Попытка же консолидировать общество и отвлечь народ от насущных жизненных проблем традиционным путем поиска (вернее, создания) «врага внутреннего» в Чечне лишь показала экономическую и военную слабость государства и политическую самонадеянность тех, кто стоит у его руля.
Выдающийся мыслитель русского зарубежья И. Ильин писал в конце 40-х годов, предрекая скорый крах большевизма, о том, что Россия после большевиков возродится как демократическое государство и еще более окрепнет экономически буквально в считанные годы. Но вот большевизм начал десять лет назад расшатываться, разваливаться и наконец рухнул, приведя к результатам, пока прямо противоположным предсказаниям И. Ильина.
Кажущаяся простота и ожидаемая легкость реформ «сверху» обернулись необходимостью проведения глубоких государственных и экономических преобразований общества. Еще в начале реформ правительству пеняли лишь на неправильную очередность мероприятий сначала разгосударствление и приватизация, а затем уж либерализация цен. Теперь же стало ясно, что практически заново нужно создавать Российское государство.
В экономике речь уже не идет о превращении негибкой и неустойчивой государственной экономики в рыночную — динамичную, способную к саморазвитию и самоадаптации. Задача гораздо скромней и трагичней — сохранить на восстанавливаемом уровне материальную и технологическую основу экономики. Необходимо обеспечить людей работой, своевременно выплачивать зарплату, предотвратить обнищание основной массы населения.
Почему же И. Ильин, обычно точный в своих оценках и суждениях, ошибся и вопреки его ожиданиям кризис, переживаемый сейчас Россией, оказался глубже и продолжительнее? Ведь те же самые процессы реформирования в большинстве восточноевропейских стран да и в странах Балтии уже начали приносить реальные результаты, выражающиеся в росте производства и постепенном повышении жизненного уровня населения? В чем же причина неудачи. Только ли в реформаторах, а может быть, и в некоторой степени в самих реформируемых?
Сразу же напрашивается ответ, что дело тут в степени деформированности производственных отношений. Дескать, в Польше, например, оставалась частная собственность на землю, в ГДР и Венгрии были частная торговля и домовладения и так далее. И это верно, но лишь отчасти. Однако если, как говорится, копнуть поглубже, то за быстрой результативностью реформ там стоит также и высокая степень психологической готовности населения к преобразованиям.
Авторы последней попытки реформаторства «сверху» объясняли поспешность действий желанием использовать сложившуюся после путча благоприятную политическую ситуацию. Но они неожиданно натолкнулись на принципиальную неготовность большинства населения к реформам либерального толка. В чем причина такой неготовности? Ведь большинство народа хотело перемен, поддерживало реформаторов!
При реализации так называемой либеральной концепции преобразований, включающей той или иной степени тяжести «шоковую терапию», человек становится подобен брошенному в воду и не умеющему плавать. Но мало просто бросить человека в воду, чтобы он сам научился плавать. Большинству же надо показать правильные движения и ближайшую «землю», цель, куда плыть. Этого реформаторы не учли.
Кроме того, психологическая готовность населения к рыночным реформам, к возврату к «нормальной жизни» в странах с нарушением «естественного хода истории» происходит тем легче, чем меньше был период «ненормального» развития и чем больше доля людей, обладающих хоть в небольшой мере «старыми» культурными навыками.
Каждой социально-экономической системе присущи свои культурные отличия в жизненных принципах, привычках в быту, общении людей, отношении их к труду, профессиональных навыках, в правилах поведения в обществе и трудовом коллективе и т. п. Эти черты формируются в людях тем сильнее, чем дольше они находятся в данной среде, и частично передаются следующему поколению в процессе его воспитания. Именно эти устойчивые черты и являются в значительной степени основой так называемого «консерватизма».
В каждый момент времени такими навыками (или их отголосками) владеют как минимум два поколения: те, кто сам жил при «нормальной жизни», и уже в значительно меньшей степени их дети, воспитанные родителями на собственном опыте. Уже для третьего поколения все эти рассказы о жизни «при Николае» (Бенеше, Пилсудском, Ульманисе и др.) становятся лишь историческими легендами.
По нашим подсчетам, к началу 50-х годов в России после 30-лет господства социализма еще около половины составляло население, практически не нуждавшееся в психологической адаптации к рыночной экономике, в восточноевропейских странах конца 80-х — начала 90-х годов после 45—50 лет «народной демократии» — более трети, а в России 1992 года после 75 лет его практически не осталось. Включая самих реформаторов. В такой ситуации и нельзя было ожидать постоянного, поступательного хода реформ. Откаты, возвраты, переделки уже сделанного и изменение курса реформ, по-видимому, неизбежны. Так и получилось.
Российскую политическую жизнь последнего пятилетия можно разделить на три основных этапа, в зависимости от смены доминанты общественных настроений и поведения правящей элиты.
Победы на президентских выборах 1990 года, а затем в ходе августовского путча были одержаны Б. Н. Ельциным под флагом демократических перемен в обществе, необходимости его реформирования. Эти же настроения преобладали и в основной массе населения, что обеспечило молчаливую поддержу президенту в развале СССР и на первых этапах экономической реформы.
К парламентским выборам 1993 года произошла смена общественного настроения, на первый план выдвинулся вопрос государственности России, который не решался вследствие слабости и некомпетентности государственной власти. В наибольшей степени эти настроения удалось выразить В. Жириновскому, что и обеспечило его партии относительную победу на выборах в Госдуму. Однако былую экономическую и военную мощь Россия восстановить не смогла, что показала война в Чечне. Претензии же ее на роль мировой державы были перечеркнуты независимыми действиями ООН и НАТО во время боснийского кризиса. Тем не менее за двухлетний период угроза распада России по образцу СССР была значительно смягчена.
Наиболее популярным лозунгом, начертанным на знаменах практически всех избирательных объединений и партий на парламентских выборах 1995 года, стала стабильность. При всех различиях в ее понимании разными политическими течениями однозначно можно утверждать о начале «консервативного поворота» в умах людей, на который откликнулись политики. Произошла вторая смена доминанты общественного развития России, суть которой заключается в необходимости обращения основных усилий государства и общества на решение внутренних, повседневных социально-экономических и политических проблем.
Страницы: 1, 2, 3
