Порядок логических произведений Аристотеля, в котором они печатаются и перечислены выше, не случаен. Он отражает дидак­тическую структуру логического знания, восходя от простого к сложному. В «Категориях» идет речь о словах, высказываемых «без какой-либо связи» и обозначающих самые общие характе­ристики бытия. Аристотель перечисляет 10 категорий (kategoreo– высказываться, утверждать, судить): сущность, качество, коли­чество, отношение, место, время, положение, обладание, действие, страдание. Они отвечают на вопросы: «что именно есть?», «ка­кое?», «сколько?» и т.д. В «Метафизике» Аристотель или сводит все категории к трем (сущность, свойство, отношение (см.: Арист. Мет., XIV, 2, 1089b)), или же подводит четыре последние категории первого списка под одну–движение (Х, 2, 1054а).

С анализом категорий связан существенный, уже не чисто ло­гический вопрос. Что такое категории? Роды бытия? Или формы мысли? Или грамматические формы, попросту имена, слова? Все эти точки зрения высказывались в историко-философской ли­тературе. Отражая отдельные стороны концепции Аристотеля, они имеют свои основания. Однако сведение категорий к какой-то одной стороне неправомерно. Учение о категориях строилось Стагиритом на основе изучения родов бытия, как и его общих ха­рактеристик, выражаемых в понятиях, истинных лишь постольку, поскольку они выражают эти характеристики. Поэтому учение Аристотеля о категориях –синтетическая, и в то же время недиф­ференцированная концепция, в которой категории суть одновре­менно характеристики бытия, как и логические и грамматические характеристики. Их дифференциация–дело будущего. В этом и сила, и слабость учения о категориях. Сила–постольку, посколь­ку категориальные определения представляют собою единство субъективного и объективного определений вещи, причем здесь че­рез субъективную форму всегда просвечивает объективное мысли­тельное содержание. Слабость – поскольку нерасчлененность субъективного и объективного может вести к одностороннему вы­пячиванию одной стороны дела и к спутыванию объективной диалектики единичного, особенного и всеобщего в вещи с диффе­ренциацией их в мысли.

Первая из «Категорий»–сущность (oysia). В «Категориях» Стагирит выделяет «первые» сущности, которыми являются, с его точки зрения, отдельно существующие предметы, «как например отдельный человек или отдельная лошадь» (Кат., 5, 2a)--индивидуальный, единичный предмет, который мы определяем, присое­диняя к нему предикаты, обозначающие качество, количест­во и т.д. Но не парадокс ли перед нами? Ведь Аристотель, как и Платон до него, считает знанием знание не единичного, а общего. Аристотель выходит из положения, вводя понятие «второй сущности»–это роды и виды, т.е. общее, неразрывно связанное с единичным и без него невозможное. Но категория сущности оказывается тогда самым общим понятием, обозначающим все самостоятельно существующие вещи, расчлененным в то же время на роды и виды. И в логической иерархии, отражающей отношения единичного, особенного и всеобщего (мы еще будем говорить об этом, разбирая «древо Порфирия»), сущность занимает как самое высшее (все самостоятельно существующее есть сущность), так и самое низшее (каждое самостоятельно существующее есть сущность) место, она есть и высший род, и единичное сущее.

Можно думать, что «Категории»–одно из ранних произведе­ний Аристотеля, относящихся к началу его самостоятельной деятельности в Ликее. Угадав здесь и по существу выразив диа­лектику единичного, особенного и всеобщего в единичных вещах– «первых сущностях», он затем отступает от этой точки зрения, толкуя роды и виды, как «формы» (morphe, idea), т.е. «суть бы­тия», понятийные определения, внутренне присущие отдельным предметам. Поэтому изменяется и определение сущности. А имен­но, «формою я называю, - говорит философ, – суть бытия каж­дой вещи и первую сущность» (Мет,, VII, 7,1032b). Но тем самым предполагается тождество формы и единичного предмета суть бытия тождественна с единичной вещью, взятой самою по себе, они тождественны всегда, когда речь идет обо всем том, что «получает обозначение не через отношение к другому, а как самостоятельное и первичное» (Мет., VI, 6,1031b), т. е. об единичных вещах.

Иными словами, у Аристотеля нет окончательной ясности в определении того, что такое сущность. Традиция платонизма, принятая им в преобразованной форме, побуждает его искать «суть бытия» в общем, в «форме» и «идее». Апелляция к вещам как единственно существующим реальностям влечет его, напротив, к признанию сущности единичной вещью. Но ведь последняя–нечто сложное, составленное из материи и формы, следовательно, она не может быть первичной, сущность и суть бытия должны быть простыми. Аристотель не находит выхода за пределы этой апории, и потому «путается... именно в диалектике общего и отдель­ного, понятия и ощущения etc., сущности и явления etc.2».

Во втором труде «Органона», «Об истолковании», речь идет уже не об отдельных словах, а о сложных выражениях,– это не категории («Сократ», «человек», «сидит», «бежит» и т.д.), а высказывания или суждения, составленные из них и выражающие истину или ложь («Сократ сидит», «Человек бежит», «Сократ есть человек» и проч.). Высказывания классифицируются соответ­ственно количеству (общие и частные) и качеству (утвердительные и отрицательные) на четыре вида: А – общеутвердительные («Все S суть Р»), 1– частноутвердительные («Некоторые S суть Р»), Е – общеотрицательные («Ни одно S не есть Р») и О – частноотрицательные («Некоторые S не суть Р»). Отношения совмести­мости высказываний определяются логическим квадратом:

Далее Аристотель рассмат­ривает модальности высказы­ваний: возможность и невоз­можность, случайность и необ­ходимость, также прослеживая, какие высказывания, выражаю­щие их, совместимы, а какие нет. Взаимоотношения выска­зываний (суждений) определя­ются правилами или законами мышления: это закон тождества (А есть А, т. е. понятие должно употребляться в рассуждении в одном определенном значении); закон исключения противоречия (А не есть не-А), и закон исклю­ченного третьего (А или не-А, т. е. или А, или не-А истинно, «треть­его не дано»). Иными словами, в суждении и умозаключении понятия (термины) и суждения (высказывания) не   должны друг другу противоречить, истинность утвердительного суждения означает ложность его отрицания, и т. д. На этой основе строится учение о силлогизме.

Силлогизм—«речь, в которой, если нечто предположено, то с необходимостью вытекает нечто, отличное от положенного в силу того, что положенное есть» (Арист.1 анал., 1, 24b). Так, из того, что все люди смертны и Сократ человек, вытекает, что Сократ смертен. Аристотель различает три фигуры силлогизма (четвертая была открыта позже), каждая из которых включает 16 модусов. Совершенными Аристотель считает силлогизмы первой фигуры, из модусов которой правильны лишь четыре. Силлогизмы второй и третьей фигур «несовершенны», поскольку дают частный, а не общий вывод3. Смысл силлогизма состоит в том, что в нем два крайних термина (S и Р) соединяются через посредство третьего, среднего (М), общего обеим посылкам. Отсутствие такого общего термина или употребление его в разных значениях, ведущее к «учетверению термина», разрушает силлогизм. Силлогизм подчи­нен правилу, называемому dictum de omni et nullo: все, что утверж­дается о целом роде или виде, утверждается также и о любом понятии, подчиненном этому роду или виду, а все, что о них отри­цается, отрицается и о нем.Последний есть по существу метод раскрытия имплицитного содержания уже готового знания: вывод содержится в посылке. Поэтому силлогизм нельзя отождествить с доказатель­ством вообще. Уже сам Аристотель знает непосредственное умо­заключение: из того, что некоторые политики-лгуны, следует, что некоторые лгуны -- политики. Он пишет о «диалектическом силлогизме», видя в нем «способ, при помощи которого мы в состоянии будем из правдоподобного делать заключения о всякой предполагаемой проблеме и не впадать в противоречие, когда мы сами отстаиваем какое-нибудь положение» (Топ,, I, 1, 100b).

Проблема «диалектического» метода поставлена Аристотелем в «Топике»,– произведении, где он анализирует «топы» (topos, мн. ч. topoi), т. е. общие приемы мышления, используемые в диалоге, способствующем достижению истины. В «Топике» рас­сматривается свыше 300 «топов», и потому ей отводилась роль как бы склада вспомогательных средств аргументации, которые следует иметь под рукою для .использования в споре. На деле же Стагирит, анализируя структуру платоновских диалогов и формулируя «топы», разрабатывает метод движения познания к истине, причем с использованием не только необходимых, но и вероятных (только правдоподобных) положений. «Топика» учит восходить от «правдоподобного» к «истинным и первым» положе­ниям, которые «достоверны не через другие [положения], а через самих себя» (Топ., I, 1, 100b). Этому и служит использование «топов» различного вида. Так, «топы, касающиеся многознач­ности слов», ведут к истине, если слова совместимы, к заблуж­дению -- если они не совместимы, а именно медицину, например, можно определить и как знание о здоровье (соответственно ее цели), и как знание о надлежащем образе жизни (соответственно средствам, применяемым для этой цели). Использование же слова «лук» одновременно в значении «овощ» и «оружие» приведет к заблуждению.

Наряду с использованием отдельных «топов», Стагирит разра­батывает и их систему, показывая, что диалог должен заключать в себе следующие компоненты: 1) постановку проблемы; 2) сред­ства правильного построения умозаключения, такие как правила принятия положения, разбора значения каждого имени, нахож­дения различий и сходств; 3) правила построения умозаклю­чения – индуктивного или дедуктивного; 4) стратегию задавания вопросов и 5) стратегию ответов на вопросы4.

Итак, «диалектический» (диалогический) метод рассмат­ривается Аристотелем как путь к «началам». Однако это, как и вся логика Аристотеля, есть по существу учение о доказа­тельстве, осуществляемом посредством сведения к общим прин­ципам или выведения из них. Откуда же берутся сами эти общие принципы отдельных наук или знания вообще? Иными словами, может ли существовать логика открытия? Нет, не может! Даже индукция (наведение -- epagoge) рассматривается Стагиритом лишь как доказательство общего тезиса, исходящее из частного: это силлогизм особого рода, в котором большая посылка (общее) подтверждается, исходя из малой (малых). Так, если в силлогизме собственно доказывается, что Сократ смертен на основе того, что смертен человек вообще, то в индук­ции смертность человека (людей) выводится из смертности Сократа, Платона, Калликла и т.д. Но ведь подлинного вывода здесь нет – мы не можем перечислить всех людей и зафикси­ровать, что все они смертны, ибо для этого надо зафиксировать и нашу собственную смерть. Поэтому перед нами только подт­верждение общего тезиса. Лишь индукция через простое пере­числение, когда фиксируется, что все предметы данного вида обладают некоторым свойством и каждый из них им обладает, дает достоверное общее знание.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9