В силу этих обстоятельств пространство симулякров охватывает все новые и новые сферы жизнедеятельности российского социума.

В социокультурном контексте революция симулякров представляет собой новую трактовку «вечного» спора между законом и благодатью в социальной мысли России. Сегодня данный спор предлагается решать в пользу формального закона. России предстоит решить, готова ли она отказаться от архетипов своей культуры во имя соблазнов виртуальной цивилизации.

Революция симулякров многократно увеличивает возможности манипуляции человеческим сознанием, то есть управления человеком вопреки его воле и при условии предоставления односторонних преимуществ субъекту управления. Манипуляция становится всеобщей практикой и ретранслируется через разветвленную систему СМИ. Вопреки утверждениям идеологов либерализма и неолиберализма, в результате мир получает новую, действительно, всеохватывающую тоталитарную систему. Она является значительно более устойчивой и эффективной, чем все прежние тоталитарные государства.

Максимально унифицируя и стандартизируя духовную жизнь, цивилизация симулякров подрывает традиционную систему образования. Происходит ее деиндивидуализация и уничтожение творческого начала. Образованию, прежде всего, российскому уготована судьба фабрики молчаливых потребителей симулякров.

Целью данной работы является рассмотрение понятия «симулякр» в ходе развития философских концепций, рассмотрение взглядов Ж. Бодрийяра, показ проявления симулякров и симуляции в СМИ, виртуальной реальности, музыке современном искусстве.

ГЛАВА 1. ПОНЯТИЕ СИМУЛЯКРА В КЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ

СИМУЛЯКР (от лат. Simulacrum, Idola. Phantasma) - пoнятие философскоro дискypса, введенное в античной мысли для характeристики наряду с образами-копиями вещeй, таких образов, которые далеки от подобия вещам и выpaжaют душевное состояние, фантазмы, химеры, фантомы, призраки; галюцинации, репрезентации снов, страхов, бреда. Античная философия исходила из поиска соответствия образу сущности (эйдосу) вещи или ее образцу (паpaдигме). Поэтому акцент делался на эйдетическом подобии, а фaнтaсмы как далекие от подобия вели к заблyждениям и были присyщи софистическим рассуждениям. Уже Платон в «Софисте», связывая искусство с подражанием, говорит о двух видах пoдpaжания: творящем образы и создающем призраки -«фантасмические» образы, которые только кажутся сходными с предметами[1]. Софисты создают мнимое знание и призрачные подобия, а не образы, соответствующие предметам. Аристотель подчеркивает, что «мыcлящее мыслит формы в образах (phantasmata)», которые могут быть двоякоrо рода - возникающие при наличии предметов; данных в ощущениях (aisthemata) и без них, поясняя то «к чему следует стремиться и чегo cледует избегaть»[2]. Стоики проводили paзличие между представлением (phantasia) и призраком (phantasma). Еcли представление - отпечаток, cлед предмета в душе, то фaнтaсмы - это «то, что кажется нашим мыслям, как это бывает во сне». Мышление рассматривается ими как деятельность, формирующая призраки: «предмет мышления есть мыcленный призрак, это не существо и не свойство, но как бы сущеcтво икак бы свойство».

Новая трактовка образов-симулякpoв дана античным атомизмом, который объясняет их непрерывными истечениями из тел и существенно расширяет область их существования. Демокрит обьясняет зрительное восприятие истечением внешней формы из тел через воздух в качестве идолов-образов, по виду сходных с телами, из которых они исходят. Если Парменид связывал восприятие с лучами, идущими из глаза, то Эпикур - с истечением от тел, подобных им, «но по тонкости далеко отстоящих от предметов, доступных чувственному восприятию». Возникновение образов происходит с быстротою мысли, ибо течение атомов с поверхности тел - непрерывно, но ero нельзя заметить». Непрерывное исхождение видностей» объясняет видения, получаемые человеком от изваяний, во сне и от другиx «бросков мысли в воображении», которые не имеют сходства с сущими и истинными предметами. Образы-идолы, будучи результатом бросков мысли, в воображении, постигаются только мыслью в отличие от видимых явлений, постигаемых по аналогии. Тела излучают неуловимые тонкие элементы, которые исходят либо из глубины тел, либо от поверхности вещей. Их Эпикур называет идолами, а Лукреций - симулякрами. Симулякры, исходящие из глубины, проходят через поверхность, замещая поверхностные слои. Симулякры, исходящие от поверхности, обнаруживаются только при свете. Лишь соединение ряда симулякров формирует образ чувственно воспринимаемого тела. Третий вид симулякров - фантазмы, которые не истекают от вещей, а создаются видениями, во сне, в бреду: «образы всяких предметов многообразно и всюду по всем направлениям блуждают. Будучи тонки, как паутина, как блестки золота». Ю. Цезарь, рассказывая о нравах и обычаях галлов и германцев, называл симулякрами их богов-идолов.

В средневековой теологии велись длительные споры о том, как понимать, что человек - образ (imago) и подобие (similitudo) Бога, который после грехопадения остается образом, но не подобием Бога. Средневековая философия, приняв христианскую идею творения и явленности истины в Откровении, искала новые пути постижения универсалий и выявления божественных смыслов. Для Боэция человеческий ум имеет дело с непреодолимостью вещи через родо-видовые отношения и с непостижимостью умом Бога. Не приемля мистического отказа от рационального постижения мира природы, он подчеркивает, что и «праздное воображение» рисует то, чего нет, измышляя несуществующее силой воображения (imagination),и мысль благодаря актам абстрагирования «мыслит не то, что есть на самом деле». Обращая внимание на роль речевых переносов и экстрапаляций, Боэций рассматривал образы-фантасмы как репрезентации актов конципирования уже явленных истин и постижения их в мысли и обговаривания их смысла в речи. Эта линия наиболее четко выражена в концептуализме Абеляра, который выделил три способности души - чувственное восприятие, рассудок и разум. Различие между ними состоит в том, что рассудку «достаточно подобия тела, которое сознание производит само по себе и на которое направлены все силы разума». Рассудок - это деятельность души, имеющая дело «с воображаемой, вымышленной реальностью». Реальность создаваемая рассудком, фиктивна, поскольку он имеет дело с «концептуальной формой какой бы то ни было вещи при отсутствии этой вещи». И представление, и понимание оказываются концептуальными актами, создающими воображаемую и вымышленную реальность смыслов, репрезентируемых в некоторых общих «топосах», или концептах, речевого обсуждения. Фома Аквинский возрождает учение о фантасмах как образах представления. Для У. Оккама универсалии - мысленный, фиктивный образ (fictium), который является результатом абстрагирования и выполняет роль образца по отношению ко всем единичным вещам. Исток этой фикции - интенция всеобщности, и она завершает акт постижения.

Философия Нового времени направлена на постижение природы как системы естественных тел и на очищение разума от того, что мешает познанию. Среди такого рода препятствий на пути человеческого познания - идолы, создаваемые или усваиваемые человеком. Учение о приобретенных и врожденных идолах (рода, пещеры, площади, театра) развертывает Ф. Бэкон. Он трактует идолов как призраки, как заблуждения человеческого ума[3]. Т.Гоббс, поведя различие между представлениями, движимыми внешними объектами, и представлениями, которые «проистекают из движения внутренних частей человеческого тела», связывает их с видениями (фантазмами) и снами, порядок которых обратен относительно наших представлений наяву. Обратив внимание на роль такого рода представлений в поэтическом творчестве, Гоббс объясняет с их помощью и возникновение идолопоклонства как результата деятельности воображения, создающего фантазмы и призраки. Более того, различая идеи и идолов, он критикует демонологиюи идолопоклонство как поклонение или материалу творения, или призраку собственной фантазии. Х.Вольф называл фантазмами души репрезентации сложного в простом. А.Баумгартен в «Эстетике» развивал учение об образах воображения, или фикциях - исторических и поэтических, - и определял фантазм как репрезентацию статуса прошлого мира. Ум художника не обязан быть верным истине этого мира и придерживаться исторической истины. Чаще всего он вступает в иной - возможный мир, или в мир поэтических вымыслов. И.Кант, выступая против грез и вымыслов, не подтвержденных опытом, вместе с тем выявил фундаментальную роль продуктивной способности воображения в деятельности теоретического разума. По мере усложнения человеческого познания философия науки обращалась к исследованию идеальных объектов и фикций, создаваемых умом человека, подчеркивая конструктивный характер познания и реальности, формируемой во всех формах деятельности человека, в том числе и познавательной. В феноменализме 19 - 20 вв. развернулась критика категорий прежней метафизики как фикций и идолов. Так, Ш.Ренувье рассматривал такие категории («вещь-в-себе», «субстанция», «материя», «причина») как идолы-фикции, а саму метафизику как идологию, от которой необходимо освободиться.

Этот термин философии постмодернизма для обозначения внепонятийного средства фиксации переживаемого состояния был введен Батаем, интерпретировался Клоссовски, Кожевым, Бодрийаром и др. Конституируясь в оппозиции вектору жестко категориального философствования, концепция Батая реализует себя в "С. понятий": "я пошел от понятий, которые замыкали... Язык не оправдал моих надежд.., выражалось нечто иное, не то, что я переживал, ибо то, что переживалось в определенный момент, было непринужденностью... Язык отступает, ибо язык образован из предложений, выступающих от имени идентичностей". Между тем постмодернизм интегрально зиждется на отказе от последних: "философия сингулярностей" П. Вирилио, "мышление интенсивностей" Лиотара, "варианты кодов" Барта - все это принципиально альтернативно феномену идентичности. Любая идентичность в системе отсчета постмодерна невозможна, ибо невозможна финальная идентификация, т.к. понятия в принципе не соотносимы с реальностью. - В этом контексте Батай постулирует "открытость существования" в отличие от "замкнутого существования", предполагающего "понятийный язык" и основанного на задаваемых им идентичностях. Строго говоря, "понятийный язык" задает идентичность существования с бытием, тем самым деформируя бытие как "убегающее всякого существования". В этой связи "мы вынуждены... раскрыть понятия по ту сторону их самих". Это становится очевидным в системе отсчета так называемых "суверенных моментов" (смех, хмель, эрос, жертва), в точечном континууме которых "безмерная расточительность, бессмысленная, бесполезная, бесцельная растрата" ("прерывность") становится "мотивом бунта" против организованного в конкретной форме ("устроенного и эксплуатируемого") существования - "во имя бытия" как неидентифицируемого такового[4]. Эти "суверенные моменты" есть "Симулякр прерывности", а потому не могут быть выражены в "понятийном языке" без тотально деструктурирующей потери смысла, ибо опыт "суверенных моментов" меняет субъекта, реализующего себя в этом опыте, отчуждая его идентичность и высвобождая тем самым его к подлинному бытию ("когда разум отказывает в своих услугах" у Шестова). В этой системе отсчета симулякр как выражение "суверенного момента" ("Симулякр прерывности") фактически выступает у Батая квази-симулякр, "симулякром симулякра", что упраздняет возможность самой мысли о какой бы то ни было идентичности. Усилие Батая в сфере поиска адекватного (или, по крайней мере, недоформирующего языка) для передачи "суверенного опыта" оценено Кожевым как "злой Дух постоянного искушения дискурсивного отказа от дискурса, т.е. от дискурса, который по необходимости замыкается в себе, чтобы удержать себя в истине". По формулировке Клоссовски, "там, где язык уступает безмолвию, - там же понятие уступает симулякр". Избавленный от всех понятий как содержащих интенцию на идентификацию своего значения с действительностью, язык упраздняет "себя вместе с идентичностями", в то время как субъект, "изрекая" пережитой опыт, "в тот самый миг, когда он выговаривает его, избавляется от себя как субъекта, обращающегося к другим субъектам". Таким образом, "симулякр не совсем псевдопонятие: последнее еще могло бы стать точкой опоры, поскольку может быть изобличено как ложное. Симулякр образует знак мгновенного состояния и не может ни установить обмена между умами, ни позволить перехода одной мысли в другую". В этом отношении симулякр не может, подобно понятию, заложить основу пониманию, но может спровоцировать "сообщничество": "Симулякр пробуждает в том, кто испытывает его, особое движение, которое, того и гляди, исчезнет" (Клоссовски).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14