Рефераты. Рудольф Штейнер "Истина и наука"

Рудольф Штейнер "Истина и наука"

Рудольф Штейнер

ИСТИНА

И

НАУКА

ПРОЛОГ К «ФИЛОСОФИИ СВОБОДЫ»

РАЗРЕШЕННЫЙ АВТОРОМ ПЕРЕВОД

Б. ГРИГОРОВА

Московский Центр вальдорфской педагогики

МОСКВА

1992

ББК 86.391

Ш88



Штейнер P.


Истина и наука (пролог к "Философии свободы") / Пер. с нем. Б. Григорова - М.: Московский Центр вальдорфской педагогики, 1992.—56с.


ISBN 5-85251-002-5


Одна из основных философских работ Рудольфа Штейнера (1861—1925), основателя антропософии. Рудольф Штейнер известен также как основоположник вальдорфской педагогики, биодинамического сельского хозяйства, антропософской медицины, эвритмии и др.


Современная транскрипция русского перевода, выполненного в начале века, с приложением биографических данных автора и перечнем основных работ, входящих в его Полное собрание сочинений.

Над подготовкой русского издания работали:

В. Василевский (ответственный редактор), П. Мейксон, И. Мейксон, С. Поливанова, Л. Шумилина.

Формат 60х90/16, объем 3.5 усл.печ.л., тираж 20000 экз. Отпечатано в типографии пр. Сапунова, 2.



Rudolf Steiner

Wahrheit und Wissenschaft. Vorspiel einer "Philosophic der Freiheii"


В полном собрании сочинений Р. Штейнера библиографический N 3.


На развороте обложки — портрет Рудольфа Штейнера.









Ш 0403000000-002

         Х40(03)-92



©1992 Московский Центр вальдорфской педагогики, Москва



ISBN 5-85251-002-5




















ДОКТОРУ  ЭДУАРДУ  ФОН  ГАРТМАНУ

С  ГОРЯЧИМ  УВАЖЕНИЕМ

ПОСВЯЩАЕТ

АВТОР

Предисловие

Современная философия страдает нездоровой верой в Канта. Насто­ящий труд пусть будет способствовать преодолению этой веры. Бы­ло бы преступным принижать бессмертные заслуги этого человека в деле развития немецкой науки. Но мы должны, наконец, прийти к сознанию, что мы только тогда положим начало действительно удовлетворяющему миро  и жизнесозерцанию, если мы станем в ре­шительную противоположность к этому уму. Что совершил Кант? Он показал, что лежащая по ту сторону мира наших чувств и наше­го разума первооснова вещей, которую его предшественники искали при помощи неверно понятых шаблонов понятий, недоступна для нашей способности познания. Из этого он вывел, что наше научное устремление должно держаться в пределах опытно-доступного и не может подойти к познанию сверхчувственной первоосновы, "вещи в себе". Но если эта "вещь в себе" вместе с потусторонней первоосновной вещей только фантом, что тогда? Легко понять, что дело обстоит именно так. Исследовать глубочайшую сущность вещей, их основные начала, есть неотделимое от человеческой природы стремление. Оно лежит в основе всякой научной деятельности. Но нет ни малейшего повода искать эту первооснову вне данного нам чувственного и духовного мира до тех пор, пока всестороннее исследование этого мира не покажет, что внутри этого мира находятся элементы, указывающие ясно на какое-то воздействие извне.

Наш труд пытается привести доказательство того, что для нашего мышления достижимо все то, что нужно для объяснения и понимания мира. Допущение вне нашего мира лежащих начал этого последнего оказывается предрассудком отмершей философии, живущей в тщеславном увлечении догмами. К этому выводу должен был бы прийти Кант, если бы он действительно, исследовал, к чему способно наше мышление. Вместо этого он обстоятельнейшим образом доказывал, что вследствие устройства пашей способности познания, мы не можем достигнуть последних начал, лежащих по ту сторону нашего опыта. Но разум вовсе не заставляет нас переносить их в такую потусторонность. Кант действительно опроверг догматическую философию, но он ничего не поставил на ее место. Поэтому примыкающая к нему по времени немецкая философия развивалась повсюду в противоречии к Канту. Фихте, Шеллинг, Гегель не за­ботились больше об установленных их предшественником границах нашего познания и искали основные начала вещей внутри того, что является потусторонним для человеческого разума. Даже Шопенгауэр, который утверждает, что результаты кантовской критики разума являются навеки непреложными истинами, не может не пойти в познании последних мировых причин по путям, отклоняющимся от путей своего учителя. Роковою судьбою этих мыслителей бы­ло, что они искали познаний высших истин, не положив, однако, основы для такого начинания, посредством исследования природы самого познания. Поэтому гордые здания мысли Фихте, Шеллинга и Гегеля стоят перед нами лишенными фундамента. Но отсутствие по­следнего действовало также вредоносно и на ход мыслей философов. Без знания значения чистого мира идей и их отношения к области чувственного восприятия они создавали заблуждение на заблужде­нии, односторонность на односторонности. Ничего удивительного, что слишком смелые системы не смогли выдержать натисков эпо­хи, враждебной философии, и много хорошего, содержащегося в них, было безжалостно сметено наряду с дурным.

Последующие исследования должны прийти на помощь указан­ному недостатку. Эти исследования хотят изобразить не то, чего не может способность познания, как это делал Кант; их цель не в этом, а в том, чтобы показать, что она действительно может.

Результатом этих исследований является, что истина не пред­ставляет, как это обыкновенно принимают, идеального отражения чего-то реального, но есть свободное порождение человеческого ду­ха, порождение, которого вообще нe существовало бы нигде, если бы мы его сами не производили. Задачей познания не является повторение в форме понятий чего-то уже имеющегося в другом месте, но создание совершенно новой области, дающей лишь совместно с чувственно данный миром полную действительность. Высшая дея­тельность человека; его духовное творчество, органически включа­ется этим в общий мировой процесс. Без этой деятельности мировой процесс совсем нельзя было бы мыслить, как замкнутое в себе це­лое. Человек по отношению к мировому процессу является не празд­ным зрителем, повторяющим в пределах своего духа образно то, что совершается в космосе без его содействия; он является деятельным творцом мирового процесса; и познание является самым совершен­ным членом в организме вселенной.

Для законов наших поступков, для наших нравственных идеалов важным последствием такого воззрения является то, что и они долж­ны рассматриваться не как отображения чего-то находящегося вне нас, но как нечто находящееся только в нас. Этим самым устраняет­ся равным образом и власть, как веление которой мы. Должны были бы рассматривать нравственные законы. Мы не знаем "категориче­ского императива", точно голоса из потустороннего мира, который предписывал бы нам, что нам следует делать и чего не делать. Наши нравственные идеалы являются нашим собственным свободным порождением. Мы должны выполнять лишь то, что мы предписываем себе как норму пашей деятельности. Взгляд на истину как на дело свободы обосновывает таким образом нравственное учение, основой которого является совершенно свободная личность.

Эти положения имеют значение, конечно, только для той части нашей деятельности, законы которой мы постигаем идеально в совер­шенном познании. Пока эти последние остаются только естествен­ными или еще логически неясными мотивами, некто, стоящий более высоко духовно, конечно, может узнать, в какой мере эти законы на­шего делания обоснованы в пределах нашей индивидуальности, мы же сами ощущаем их как бы действующими на нас извне и прину­дительно. Каждый раз, как нам удается ясно постигнуть в познании такой мотив, мы совершаем завоевание в области свободы.

Как относятся наши воззрения к наиболее значительному фило­софскому явлению настоящего времени, к миропониманию Эдуарда фон Гартмана, читатель подробным образом увидит из нашего тру­да, поскольку вопрос идет о проблеме познания.

"Философия Свободы" - вот к чему создали мы пролог настоя­щим трудом. Сама она скоро последует в подробном изложении.

Повышение ценности бытия человеческой личности - это и есть цель всей науки. Кто занимается последней не с этой целью, тот работает только потому, что видел, что так делал его учитель; он "исследует" потому; что он случайно этому научился. Он не может быть назван "свободным мыслителем".

Что придает наукам истинную ценность, это только философское изложение человеческого значения их результатов. Такому изложе­нию и хотел я содействовать. Но, может быть, наука нашего времени вовсе и не требует своего философского оправдания? Тогда очевид­но двоякое: во-первых, что я дал ненужный труд, во-вторых, что современная ученость бредет наугад и не знает сама, чего хочет.

В заключение этого предисловия я не могу воздержаться от одно­го личного замечания. Я до сих пор излагал мои 4^илософские взгля­ды всегда в связи с миросозерцанием Гете; в это мировоззрение я был впервые введен глубоко почитаемым мною учиггелем Карлом Юлиу­сом Шрэером, который стоит потому так высоко для меня в области изучения Гете, что его взгляд всегда восходит за пределы частного к идеям.

Я надеюсь, что этим трудом я показал, что здание моих мыслей представляет нечто целое, в себе самом обоснованное, которое нет нужды выводить из миросозерцания Гете, Мои мысли в том виде, как они здесь изложены и будут развиты дальше в "Философии Свободы", возникли в продолжение многих лет. Я исхожу только из глубокого чувства благодарности, говоря, что исполненное любви отношение, которое я встретил в семье Шпехт в Вене, когда на моей обязанности лежало воспитание детей этой семьи, представило един­ственную по своей желательности среду для выработки моих идей. И далее, настроением нужным для последней законченности неко­торых мыслей моей, пока еще только намеченной в последней главе этой книги "Философии Свободы", я обязан живым беседам с моим высокоценным другом Розой Майредер в Вене, литературные работы которой, вытекающие из ее тонкой, благородной, художественной натуры, нужно надеяться, скоро увидят свет.



Написано в Вене

в начале декабря 1891 года.                                                                                     Д-р Рудольф Штейнер.
Введение

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11



2012 © Все права защищены
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.