Обозначим два возможных сценария действия центростремительных и центробежных сил в пространстве власти.
1. В российском обществе начала XXI века институты федеральной власти продолжают целенаправленно регулировать движение центростремительных сил через бюджетную политику, механизмы распределения финансовых средств в регионах. Влияние центра постепенно усиливается благодаря действиям Президента и его «команды», влиянием центристских сил в Федеральном правительстве, стремящихся установить консенсус с экономическими элитами и политическими силами в законодательных органах власти. Особой проблемой для функционирования пространства власти остается противоречие между законодательной, исполнительной и судебной ветвями власти. В свою очередь, преобладание рационально выстроенных «по кабинетным принципам» политических технологий в управленческой деятельности не захватывает широкий спектр жизненной сферы населения, усиливает, по данным социологов, политическую апатию населения.
2. Усиление центробежных тенденций в политических структурах и в сознании электората регионов происходит на фоне негативных оценок действий федеральных органов власти. В транзитивном политическом пространстве провинции растет влияние местных политических и экономических элит, которые стремятся достичь экономических выгод и повышения популярности путем реализации региональных программ социальной защиты малоимущих слоев, повышения эффективности региональных рынков труда. Социологические опросы в репрезентативных регионах Поволжья, Урала, Сибири показывают, что заметно возросшее доверие электората к региональным органам власти не получает полной практической реализации в связи с нехваткой ярких политических лидеров и слабой интеграцией региональных политических элит. Ценностные структуры консенсусной демократии и инновационная культура политического самоуправления в региональном пространстве власти пребывают в статичном состоянии и не оказывают заметного влияния на конфигурацию транзитивного политического пространства.
Еще один фактор, снижающий цивилизационные возможности развития центробежных сил регионов, - слабый социально-правовой контроль за использованием политического капитала (финансовых, социальных, интеллектуальных ресурсов) местных политических лидеров и их окружения. Экономические и социальные ресурсы порой используются отдельными субъектами региональной власти для подпитки корпоративных и личных интересов, дискредитируя идею возрождения территорий. Участившиеся факты коррупции в верхних эшелонах региональной власти являются еще одним аргументом необходимости сбалансированного взаимодействия центростремительных и центробежных сил в политическом пространстве страны.
Институциональные структуры центра продолжают оказывать давление на региональное пространство власти, и принимаемые политические решения не совпадают с потребностями и ценностными ориентациями электората. Тонкий и часто прерывающийся горизонт жизненного пространства власти оказывается мало приметным в общей институциональной структуре политического пространства, что порождает неудовлетворенность граждан уровнем демократизации, расшатывает основы демократии, отчуждает институциональное пространство власти от реальных потребностей и жизненных интересов населения. Давление институционального пространства над жизненным пространством власти оказывается еще одним показателем незрелости гражданских отношений в транзитивном российском обществе.
Глава II. Концепция регулировки власти в творчестве М. Фуко
2.1. Специфика археология социальной политики М. Фуко
Сам Фуко называл многие свои исследования «археологическими опытами». Таковы его «археология гуманитарных наук» и «археология знания», «археология взгляда медика» и менее развернутая «археология психоанализа» (Фуко, 1996). Нельзя ли считать его интерес к практикам власти в современном обществе и особенно к практикам управления и контроля своеобразной археологией социальной политики? Его интерес к тому, что происходит с властью в отсутствии Короля, его увлеченность вопросами о полиции и дисциплине в XVI‑XIX веках, его собственная позиция интеллектуала и активиста (Miller, 1993, Уолцер, 1999) позволяют не без некоторого сомнения согласиться с наличием у него, по крайней мере, потенциальной археологии социальной политики как управленческой технологии нашего времени.
Исследователи отмечают, что М. Фуко нигде не употреблял специально этого термина. Тем не менее, его творчество содержит многочисленные отклики на реальные исторические процессы второй половины ХХ века на Западе, непосредственно связанные с поиском новых типов государственной социальной политики. Социальная политика европейских стран, как она воспринималась Фуко, была живой наследницей полиции Нового времени, с присущими ей методами вмешательства в частную жизнь населения, с ее фокусировкой на вопросах репродукции и сексуальности. Революция 1968 года, современником которой Фуко был, и которая неизменно привлекала его, как и Великая французская Революция, была не просто симптомом кризиса государства всеобщего благоденствия. Она для Фуко была симптомом кризиса всех прежних «аппаратов безопасности» (Foucault, 1988, 159‑177), симптомом кризиса дисциплины. В одном из своих интервью (1978) он говорил: «С IV‑V столетий считалось, что развитие западного общества зависит от того, насколько действенно власть выполняет свои задачи. Например, как много значения придавалось тому, как отцовская или родительская власть блюла поведение детей внутри семьи. И если подобный механизм ломался, то общество разваливалось. То, как повинуется индивид, всегда было важным делом. Но за последние годы общество изменилось, да и индивиды тоже. Ибо они становятся все более непохожими друг на друга, отличными и независимыми. Появляется все больше различных категорий людей, которые дисциплине не поддаются, и потому мы вынуждены задумываться над развитием общества без дисциплины. Правящий класс все еще пронизывает старая техника власти. Однако ясно, что в будущем нам придется расстаться с нынешним дисциплинарным обществом».
Какой иной тип общества должен придти на смену дисциплинарному? Друг и коллега Фуко философ Жиль Делез, анализируя его концепцию высказывал предположение о том, что это будет общество контроля (Делез, 1999), т.е. общество с еще более тонкими управленческими технологиями, опирающимися на достижения в области компьютерных наук и молекулярной биологии. Сам Фуко последние годы своего творчества наибольшее внимание уделял проблемам этики, трактуя ее как один из способов само-техники. В сущности, он перестал задавать вопрос о том, как перераспределить власть в пользу индивидов, как усилить тех, кто оставался слишком неразумным для того, чтобы не быть объектом полиции и всякого государственного вмешательства. Принципиальное решение проблемы было найдено им в античных практиках заботы о себе, примеры которых он, безусловно, наблюдал и в современном мире. Государство оставалось для Фуко «холодным чудовищем», «изменяющейся исторической абстракцией», которая лишь соединяет в себе отдельные функции управления и, по сути дела, «присочинена к управлению». Но ростки новых воззрений у Фуко обнаружились еще до того, как он обратился к анализу собственно античных способов само-техники. Прежде чем обратиться к античности, Фуко взялся переосмыслить некоторые общеизвестные идеи Просвещения и европейского либерализма. Так, лекционный курс 1978‑1979 «Рождение биополитики» был содержательно наполнен полемикой с Кантом. Если Кант, как идеолог Просвещения, поставил вопрос о «моральной предрасположенности» (нравственном законе внутри субъекта), то Фуко поставил вопрос о том, как «не быть управляемым» (will not to be governed). Возможно, именно эта проблематика была для Фуко основанием для перехода к новому корпусу вопросов, который он стал разрешать в работах с1980‑1984 годов, работах, которые иногда объединяются рубрикой «сочинения по искусству существования» (an art of existence). Как интеллектуал Фуко последние годы своей жизни был поглощен вопросом о единственно интересной ему форме управления – управлении собой.
2.1. Власть и управление в концепции М. Фуко
Фуко не посвятил проблеме управления больших систематических исследований, поэтому его идеи на этот счет носят во многом обзорный характер. Вместе с тем сложившаяся к сегодняшнему дню комментаторская традиция, позволяет выделить в его творчестве особую область вопросов, которые напрямую связаны с проблемой управления. В англоязычном круге исследований творчества Фуко эта область обозначается особой рубрикой «Governmentality».
Впервые концепт «la gouvernementalite» был использован в рамках зимнего курса 1977‑1978 годов «Безопасность, территория и население». Этот концепт был использован в четвертой лекции курса, которая была названа «La gouvernementalite» и была прочитана 1 февраля 1978 года. В ходе этой лекции Фуко подчеркнул свое намерение изменить общее содержание самого курса.
Что такое governmentality (la gouvernementalite)? Сам Фуко, как можно видеть, нигде специально не поясняет содержание этого термина, а использует его как некую общую рубрику для наименования той стратегии управления, которая сложилась на Западе в Новое время. Термин этот, как пишет Джеймс Миллер, указывает не только на политические аспекты управления, но и на педагогические, духовные и религиозные его измерения.
Интерес к этой проблематике был вызван стремлением объяснить, как на Западе появилась «индивидуализирующая власть» (individualizing power). Согласно Фуко, такой тип власти стал формироваться в XVII веке в период Религиозных войн, прежде всего, Тридцатилетней войны (1618‑1648). В эту эпоху существовало две технологии управления: 1) «пасторская власть», целью которой было управление индивидом во имя спасения его души, и 2) «полиция», целью которого было управление индивидом в интересах административного государства. В эту же эпоху возникает два способа мыслить об управлении. Один из них был предложен теологами, а другой – светскими философами. Сосуществование этих двух технологий управления сыграло важную роль в последующей индивидуализации власти в XIX веке: наследницей «пастырской власти» становится психоанализ, наследницей «полиции» ‑ санитарная медицина, психиатрия и полиция в современном смысле слова, т.е. практика, опирающаяся на криминологические знания.
М. Фуко, как исследователь власти выработал свою, особую точку зрения. Для него история власти – это история изменения стратегий власти. Принципиальным моментом является именно «индивидуализация власти». Переход к новой стратегии (или новой политической рациональности) начинается на Западе с конца XVI века. Этот переход требовал, с одной стороны, новых форм организации государства, а с другой – новых технологий управления.
Страницы: 1, 2, 3, 4
