Основной добродетелью человека, как наиболее разумного творения природы, является практическая мудрость, которая мыслится в виде четырех основных платоновских добродетелей (антиподов четырех видов зла у стоиков): мудрость, мужество, умеренность и справедливость. Мудрость (разумность) есть знание блага, зла и безразличного (SVF II 174). «Душа, познающая добро и зло вне деятельности (созерцательно, – С. Д.), – это мудрость и знание; а когда она обращается к действию в повседневной жизни, она… называется разумностью (когда нужно сделать добро, а зла не делать, – С. Д.), здравомыслием (когда нужно выбрать добро, а зла избежать, – С. Д.), справедливостью и мужеством» (SVF I 374).
Путь к блаженству стоики видели в бесстрастии (апатии, повиновении судьбе). Внутреннее бесстрастие человека обосновано (космологически) тем, что он является пневматическим истечением несокрушимого и творческого первоогня. Апатия означала у них самое высшее напряжение пневмы, благодаря которому мудрец становился нечувствительным к страданиям и достигал полной невозмутимости (атараксии). Однако человеку присущи также и аффекты (страсти), вносящие смуту в его разум. Стоики определяли страсть как неразумное и даже противное природе, противоестественное стремление души (SVF I 205), а также как ошибочное суждение и извращение разума (SVF I 202, 208), и делили ее на четыре вида: печаль (скорбь), страх, вожделение и удовольствие (наслаждение) (SVF I 211). (Печаль определялась как неразумное сжатие души (к ней, в частности, относится жалость); страх – как предчувствие «свежего» зла; вожделение – как неразумное стремление души, таящей в себе неудовлетворенность, ненависть, придирчивость, злобу, гнев, негодование, любовь; удовольствие – как неразумное возбуждение себя тем, что представляется желанным, но не более чем представляется.) Страсти – общий источник четырех видов зла (противоположных четырем платоновским добродетелям): неразумия, трусости, неумеренности и несправедливости.
Стоическая этика основывается на противопоставлении двух сфер – моральной и нейтральной, то есть той, которая зависит от человека, и той, которая не зависит. Как сказано выше, мудрость есть понимание того, что есть истинное добро и что есть истинное зло, а что не есть ни то, ни другое, то есть «безразлично» и тому, и другому. Стоики утверждали, что между благом и злом существует «ничейная» полоса, полностью или относительно нейтральная – полоса нравственно «безразличного» (адиафора[42][42]). «Причины вещей частью зависят от нас, частью же не зависят, то есть одни вещи от нас зависят, а другие – нет» (SVF I 177). К последним вещам относятся явления, соответствующие непреложному ходу вещей, судьбе, понимаемой как сплетение причин и следствий. Эти явления не зависят от воли человека, будь он даже мудрец, а потому «безразличны» ему. И здесь единственно правильная позиция состоит в том, чтобы принимать все как есть. Сюда относятся такие вещи как рождение и смерть, здоровье и болезни, красота и безобразие, удовольствие и страдание, знатность и низкое происхождение, богатство и бедность, слава и бесславие. «Испытания, посылаемые судьбой, рассматриваются как своего рода научение и упражнение в добродетели. Судьба, таким образом, преподает уроки и является главным учителем».[43][43]
Из учения стоиков о благе, зле и «безразличном», о судьбе вытекает стоическое понимание свободы как познанной необходимости.
Стремление творить добро стоики рассматривают как твердое основание нравственной жизни и педагогической практики. Если же человек против своей воли запутался в хаосе жизненных отношений, и ему не представляется возможным разумно упорядочить этот хаос, то он, по крайней мере, мудрец точно, должен покончить с собой. Самоубийство являлось одной из категорий стоической этики (считается, что два основателя стоической этики, Зенон и Клеанф, покончили жизнь именно самоубийством).[44][44]
Рок – это непокоренная часть природы
(З. Фрейд)[45][45]
Поскольку огненная пневма, как человечески-творческий принцип, преднамеренно содержала в своем сознании и мышлении все существующее, стоики проповедовали, во-первых, провидение (промысл, – С. Д.), а во-вторых, фатализм (рок, судьбу, – С. Д.).[46][46]
Под промыслом стоики подразумевали то, что весь мир есть «замысел» бога, и все, что в этом мире происходит – происходит согласно этому замыслу. А поскольку бог стоиков обязательно благ, то и все происходящее совершается в конечном итоге во благо. И существование зла, таким образом, не противоречит промыслу. А «если существует промысл, то и прорицание имеет всевозможное обоснование» (SVF I 174 = SVF II 1191).
Из теории вездесущего и всепроникающего мирового огня стоики сделали вывод о так называемой космической, или мировой, «симпатии» – всеобщей взаимопроницаемости и взаимопревращаемости, проникновении единого начала во все мельчайшие вещи и явления в мире, и о возникающем отсюда наличии всего во всем («пан»). Это обстоятельство прекрасно обосновывало теорию мантики, поскольку здесь оказывается возможным по отдельным частным явлениям судить обо всем в целом, а, следовательно, и о любых других частных явлениях. «Хрисипп полагал, что знание о мире можно получить, основываясь на предположении, что в мире существует причинная связь»[47][47]. «Тотальная сцепленность и сопричастность физического мира и души одному элементу – эфирному огню создает возможность их постижения с помощью особой науки – прогностики, как части мантики»[48][48].
Во времена стоиков существовали различные виды мантики: астрология (учение о воздействии небесных светил на земной мир и человека (его темперамент, характер, поступки и будущее), определявшемся через видимые движения на небесной сфере и взаимное расположение светил (констелляцию) в данный момент времени), гаруспики (жрецы, гадавшие по внутренностям жертвенных животных и толковавшие явления природы, такие как гром, молния и пр.), ауспиции (гадания по наблюдениям за полетом и криком птиц; ауспиции толковались жрецами авгурами), оракулы (предсказание, передававшееся жрецами от имени божества; а также само место оглашения предсказания[49][49]), сновидения, пророчества и пр. «Что до прорицаний, которые основаны на догадке или получены в результате наблюдения за событиями, эти виды прорицания, как я сказал выше, называются не естественными (naturalia), а техническими (artificiosa): ими занимаются гаруспики, авгуры и прочие толкователи. Эти виды перипатетики не одобряют, а стоики защищают» (SVF II 1207).
Стоики защищали почти все виды прорицания (SVF I 173=550, II 1188): «Мантика высоко ценится всеми людьми как подлинно божественное искусство» (SVF II 912). А подлинность (научность) их доказывали, например, так: «если боги существуют, то существует и прорицание; но боги существуют; значит, существует и прорицание» (SVF II 1193). Или: «если боги не существуют, значит, не подаются и предзнаменования; но боги существуют.…А если они подают нам предзнаменования, то дают и средства, чтобы понять их смысл.… Но раз они дают средства, то существует и прорицание» (SVF II 1192). «И если, по их словам, существует промысл, то и прорицание имеет всевозможное обоснование; а прорицание – это наука, и, как говорят Зенон и Хрисипп во второй книге сочинения «О прорицании», это подтверждается некоторыми его результатами» (SVF I 174 = SVF II 1191). «…Мир с самого начала устроен так, что определенным вещам предшествуют определенные знаки…. Кто хорошо распознает эти знаки, тот редко ошибается; неверно распознанные или неверно истолкованные знаки оказываются ложными, но причиной тому служат не сами знамения, а невежество толкователей» (SVF II 1210). «…В ходе долгих наблюдений было замечено, что по внутренностям, по молнии, по другим знамениям, по звездам можно предвидеть будущее. Наблюдения, производившиеся надо всем этим с древних времен, привели к появлению чудесной науки, которая способна действовать даже без побуждения и содействия богов, поскольку непрестанными наблюдениями было подмечено, что за чем следует и что означает то или иное явление…» (SVF II 1208). Разве что магию они исключали, поскольку, по их мнению, «противоречащее природе не происходит, а только представляется происходящим. Поэтому исключаются все магически искусства, как объясняет Плиний Старший в «Естественной истории» [XXVI 18; XXVII 57; XXX 1 и др.]» (SVF II 938).
Определение и задача мантики (прорицания). «Хрисипп так определяет прорицание: способность узнавать, замечать и объяснять знаки (signa), которые людям подают боги. Задача прорицания – предузнавать, как боги настроены по отношению к людям, на что указывают знаки и как можно задобрить и умилостивить богов…» (SVF II 1189). «…Природа всего мира содержит в своей воле все свои движения, стремления и влечения и действует в согласии с ними таким же образом, как и мы сами, движимые душой и чувствами. Таков, стало быть, ум мира, который по этой причине можно назвать «разумностью» или промыслом…» (SVF I 172). Таким образом, разумность мира, промысел означает, что в природе содержится определенная целесообразность. Следовательно, все, что ни происходит, имеет на то свое основание, свой смысл. Именно поэтому стоики учили «во всем следовать природе», подражать ей в ее «бесстрастности».
Задача мантики – на основании наблюдений за природой с помощью имеющихся средств (см. выше) показать, во-первых, «что ничто не происходит без причины», во-вторых, «что мир управляется природой, живя в согласии и сочувствии с самим собой» (SVF II 912).
Гносеологической исходной точкой для познания связи между вещами и явлениями в мире в контексте учения стоиков о дивинации (мантике, предсказании, прорицании) явилось понятие «судьбы»[50][50]. «Прорицания гадателей не были бы истинны, если бы все не обнималось судьбой» (SVF II 939). Поскольку «разумно считать богов провидящими будущие события (так как нелепо утверждать, что они не знают чего-то в будущем), [то] все происходит в силу необходимости и согласно судьбе» (SVF II 940).
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
