|
|
Введение.
Мария Алексеевна одна занималась воспитанием троих детей: Фёдора, Алексея, Анны. Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) в воспоминаниях о матери называл её образчиком екатерининского века, лучшие представители которого были в чём-то похожи на суворовских солдат. Вот что писал он о Марии Алексеевне много лет спустя: «Она была хороший и благородный образчик века, который ещё не вполне оценён во всей его оригинальности, века Екатерининского. Все (лучшие, разумеется) представители этого времени как-то похожи на Суворовских солдат. Что-то в них свидетельствовало о силе неистасканной, неподавленной и самоуверенной. Была какая-то привычка к горизонтам мысли, редкая в людях времени позднейшего. Матушка имела широкость нравственную и силу убеждений духовных, которые, конечно, не совсем принадлежали тому веку; но она имела отличительные черты его, веру в Россию и любовь к ней. Для неё общее дело было всегда и частным её делом. Она болела, и сердилась, и радовалась за Россию гораздо более, чем за себя и своих близких. Дети не были отчуждены от русской жизни, от русской старины». Близость к народу укреплялась связью веры и церковным общением. Под непосредственным воздействием Марии Алексеевны жизнь в Богучарове шла по православному обычаю, со строгим соблюдением всех постов, обрядов. Это отличало семью Хомяковых от высших слоёв русского общества, попавших под влияние масонства, деизма, атеизма.
Мария Алексеевна научила сына с ранних лет «всем сердцем участвовать в молитве о единении Церквей». Однажды она призвала своих уже подрастающих сыновей и взяла с них торжественное обещание сохранить целомудрие до вступления их в брак; того из них, кто не сдержит слова, она грозила лишить своего благословения. Вера Хомякова была чужда ханжеству и впоследствии сочеталась с редким целомудрием в семейной жизни.
Православная религиозность юного Хомякова проявлялась не только в исполнении обрядов, но и в размышлениях о различиях христианских вероисповеданий. Хомяков брал уроки латыни у аббата Буавье. Однажды, заметив ошибку в папской булле (послании верующим католикам), он спросил, как можно верить в непогрешимость папы. Впоследствии в своих богословских и публицистических работах он не раз подвергал критике идею папской власти в католицизме.
Наполеоновские войны, пожар Москвы 1812 г. и кампания 1813-1815 гг. произвели огромное впечатление на Алексея и его брата Фёдора. Они собирались сражаться с Наполеоном. Поэтому оба были разочарованы, узнав о сражении под Ватерлоо. «Буду бунтовать славян» - решил 11-летний Алексей. В 14 лет Алексей читал в подлиннике «Германию» Тацита и старался переводить оды Горация и отрывки из Вергилия. Он изучал одновременно греческий язык у своего гувернёра Арбе, греческого патриота. Преподавателем русской литературы юных Хомяковых был драматург Жандр, друг Грибоедова.
В 1821 г. вспыхнуло греческое восстание против турецкого ига. Семнадцатилетний Хомяков пытался бежать из дома, чтобы тайно пробраться в Грецию. В доме была поднята тревога, его успели вернуть. Но на всю жизнь он остался проповедником освобождения греков и южных славян от иноземного гнёта.
Алексей получил среднее образование под руководством профессоров и поступил в Московский университет. Он закончил его со степенью кандидата математических наук, но у него также были серьёзные познания в области истории и литературы. Кроме древних языков он хорошо знал немецкий, свободно писал и говорил по-английски и по-французски.
В 1822 г. Хомякова отвезли в Астраханский кирасирский полк, где началась его военная жизнь, но весной следующего года он перевёлся в Лейб-гвардии конный полк в Петербурге.
Основы религиозного мировоззрения были восприняты Хомяковым в раннем возрасте. Но это не мешало его увлечению западной философией, особенно Шеллингом.
“Записки о всемирной истории”. Борьба иранства и кунашитства.
В предисловии к “Запискам о всемирной истории” Гильфердинг передаёт со слов Хомякова его критический взгляд на историческую науку своего времени: «Все книги о всемирной истории, - говорил он, - кажутся ему совершенно неудовлетворительными: они грешат тем, что история рассматривается в них с чисто внешней стороны и при том крайне односторонне. Односторонность в них, во-первых, та, что история, хотя и называется всемирной, сосредоточивается почти исключительно в народах европейских, великая же и тысячелетняя историческая жизнь других племён земного шара отодвигается на задний план и при том не приводится ни в какую органическую связь с судьбами привилегированных, так сказать, народов Европы. Во-вторых, между народами Европы выводятся на сцену лишь народы классической древности и западного мира, громадное же племя славянское оставляется в тени, и роль его также не связывается с общим ходом мировой жизни. Внешний же, механический характер имеют книги о всемирной истории главнейшим образом потому, что они слишком мало понимают и ценят то начало, которое существеннейшим образом обусловливает строй человеческого общества и его внутренние стремления, именно религию». Итак, Хомяков поставил задачу разработать схему изложения всемирной истории. По замыслу Хомякова, во-первых, жизнь всех племён земного шара должна быть поставлена в надлежащее отношение; чтобы, во-вторых, славянскому племени возвращено было подобающее ему место и чтобы, в-третьих, видно было действие тех внутренних сил, которыми обусловливался ход исторического развития разных народов, и в особенности главнейшей из этих сил – религии.
В основании философии истории Хомякова лежат две идеи: во-первых, та идея, что движущим началом исторической жизни народов явилась вера, во-вторых, идея противоборства двух начал в истории человечества – свободы и необходимости, духовности и вещественности. В отличие от Гегеля, Хомяков не делит народы на исторические и неисторические. Борьба свободы и необходимости охватывает все народы и всю историю.
Обе идеи Хомякова имеют религиозно-философский генезис. Свои «Записки» Хомяков начинает со слов: «Человек: царь и раб земной природы, признаёт в себе высшую духовную жизнь. Он сочувствует с миром, стремится к источнику всякого события и всякой правды, возвышается до мысли о божестве и в нём находит венец всего своего существования…, вера составляет предел его внутреннего развития». Вера, проявленная в энергии-страсти каждого народа, воодушевляла его на определённую деятельность. Пирамиды строились всем Египтом, путешествия предпринимались всей Финикией, задача правления была помыслом всего Китая. На протяжении трёх томов, излагающих всемирную историю, Хомяков неоднократно высказывает мысль, что «мера просвещения, характер просвещения, источники просвещения определяются мерою, характером и источником веры». И далее, конкретизируя религиозно-фмлософские предпосылки истории, Хомяков утверждает: «Выньте христианство из истории Европы, буддизм из истории Азии, и вы уже не поймёте ничего ни в Европе, ни в Азии».
Однако методологический принцип Хомякова не однозначен. С одной стороны, вера выступает как творческое начало истории. С другой – Хомяков придерживается принципов исторической школы: универсализма идеи развития, идеи органического понимания истории, ценности традиций, связанных с народной жизнью. Как учёный, Хомяков использует в «Записках» данные археологии, этнографии, лингвистики. Как богослов, Хомяков интерпретирует историю в «Записках» провиденциально.
По мнению Хомякова, человечество было сначала едино. «В истории мы лишь ищем самого начала человеческого рода, в надежде найти ясное слово о его первоначальном братстве», - писал Хомяков, утверждая в «Записках» также возможность возвращения к единому христианскому человечеству.
Историю древнего мира Хомяков излагает через напряжённую борьбу двух полярных начал: духа свободы и духа необходимости и вещественности, которые философ назвал иранством и кушитством.
Иранство – это мировоззрение племён, признающих Бога как Творца мира на началах любви. Для племён иранского архетипа характерны свобода духа, ответственность и мораль. В иранстве есть Логос. Кушитство – мировоззрение племён, признающих божество, растворённое в мире на пантеистический лад, или мир, растворённый в божестве на манер индуизма (по терминологии Хомякова – шиваизма). Для племён кушитского архетипа нет места ни для свободы, ни для ответственности. Вот как автор «Записок» определяет роль кушитства: «Кушитство впоследствии распадается на два раздела: на шиваизм – поклонение царствующему веществу, буддизм – поклонение рабствующему духу, находящему свою свободу в самоуничтожении. Эти два начала в своих беспрестанных столкновениях и смешаниях произвели бесконечное разнообразие религий. Однако в одних религиях сохранилось доминирующим иранское начало, в других – кушитское. Для первой группы религии характерно развитие культуры через устное слово, гласовую письменность, общинный дух, духовную молитву, презрение к телу, которое выражается через сожжение или предание трупа земле. Для второй группы религии характерно развитие культуры через зодчество, символическая письменность, заклинательная молитва, почтение к телу, выражающееся через бальзамирование или съедение мёртвых.
Взгляд на древнее рассеяние семей и древнее расселение человеческого рода, на стройное, многозначительное и духовно живое строение первобытного языка, на бесконечное пространство пустынь, пройденное первыми обитателями земли, на беспредельность морей, переплытых основателями первых заокеанических колоний, на тождество религий, обрядов и символов с одного края земли до другого, представляет неоспоримое свидетельство о великом просвещении, всемирном общении и умственной деятельности времён доисторических, о позднейшем искажении всех духовных начал, об одичании человечества и о печальном значении так называемых героических веков, когда борьба беззаконных и буйных сил поглотила в себе всё величие предания древности, всю жизнь мысли, все начала общения и всю разумную деятельность народов. Зародыш этого зла, очевидно, в той стране, слава которой открывает ряд исторических веков – в стране Кушитов, ранее всех забывших всё чисто человеческое и заменивших это древнее начало началом новым, условно-логическим и вещественно-образованным».
При использовании материалов активная ссылка на источник обязательна.