Страх монаха перед особой женского пола столь велик, что, перенося собственную мать через реку, отшельник обертывает руку в плащ, чтобы не прикоснуться ненароком к ее телу. Мать в негодовании: «Не мать ли я тебе?» Он: «Не гневайся, матушка, плоть женская - огонь». Приводя этот рассказ из житий отцов церкви, Жак де Витри заключает: «Да остерегутся братья-монахи от общения с сестрами-монахинями или иными женщинами».

Свои аргументы под мужской шовинизм подводили и ученые. Казалось бы, у женщины в глазах богослова имеется немаловажное преимущество: согласно «Книге Бытия», она сотворена в раю, тогда как мужчина - вне рая, но, как писал Амвросий, сие лишь доказывает, что ни достоинство места, ни благородство происхождения в счет не идут, существенна одна только добродетель, и поэтому мужчина выше женщины. Удел женщины - повиноваться мужчине, и проистекает он не из природы, как утверждает Августин, а из ее вины - первородного греха, в который она вовлекла мужа.

Любовь внушает монаху страх и отвращение. Один отшельник не мог подавить в себе чувства к женщине, которое возникло еще в период его жизни в миру, даже и после того, как она скончалась. У проповедника, естественно, не находится слов сочувствия к страдающему от любви человеку. Смысл рассуждения - необходимость преодолеть бесовское наваждение. Чтобы победить искушение, тот отшельник пришел к могиле возлюбленной и, взяв часть ее останков, поднес их к носу, - только так сумел он излечиться от соблазна.

Дьявол то и дело подвергает монахов и святых к искушению, подсылая им женщин, пытающихся совратить их с пути добродетели. Успехом пользовалась история о распутнице, которая уговаривала святого человека согрешить с нею. Он привел ее в многолюдный город, на рыночную площадь и предложил: «Давай совокупимся». Она: «Господин, здесь много народу, - увидят нас». А он: «Ты стыдишься согрешить перед людьми, а я еще более стыжусь грешить с тобою в своем отшельничестве перед Богом и ангелами Его». В другом «примере» такого же содержания блудница пытается увести святого мужа во все более потаенные места своего дома, где их не видит никто, кроме бога, а он отвечает: «Коль Бог видит нас, как же осмелимся мы на глазах Его сотворить столь постыдное дело?» В сокрушении блудница обратилась на путь спасения.

Особое беспокойство духовенства вызывало страсть женщин украшать себя. Нарядные платья, пышные прически, притирания и другие хитрости - все это плод дьявольского внушения. С помощью этих средств женщины губят сыновей Господа. К подобным ухищрениям прибегают даже старухи, так что на улице можно догнать молоденькую красавицу и, заглянув ей в лицо, увидеть старуху.

Другой порок женщин - болтливость и склонность браниться. Когда молодая жена попросила совета у старухи, как ей жить в мире с мужем, который с ней почему-то плохо обращается, старуха посоветовала ей встать утром пораньше, пойти на огород и, почитав трижды Pater noster, троекратно вопросить траву, как ей быть, и выслушать ее ответ. Молодая женщина так и поступила, а старуха, спрятавшись в траве, низким голосом отвечала на ее вопрос: «Молчи, и будет мир; возвратившись, не разговаривай». Ибо болтливость женщин, следует мораль - величайшее бремя.

Некто плыл на корабле по морю весте с болтливой женой, и когда во время бури моряки сказали, что наибольшие тяжести надобно сбросить в воду, он предложил свою жену, ибо на всем судне не найдется ничего более тяжелого, нежели ее язык. Вот причина того, заключает проповедник, почему мужья ненавидят своих жен и плохо с ними обращаются.

Осуждается также греховная манера божиться и клясться. Когда священник велел женщине, которая исповедовалась, впредь воздержаться от всяческих клятв, она отвечал «Богом клянусь, впредь не буду». - «Пусть твоя речь будет «да, да», «нет, нет», прочее - от лукавого». А она: «Господин, верно ты говоришь, и я клянусь вам святою Девой, что буду делать так, как вы мне велели, и никогда не поклянусь!».

Среди многочисленных рассказов о женщинах лишь изредка встречаются такие, в которых они не выглядят моральными монстрами. Жак Витрийский цитирует древнюю историю о жене, которая спасла брошенного в темницу от голодной смерти, питая его молоком из своих грудей, чем растрогала тирана, освободившего узника.

Другой рассказ, тоже восходящий к античности, начинается повествованием о верной жене, горько оплакивавшей своего умершего супруга, сидя на его могиле. Как раз в то время близ кладбища повесили преступника, и король приказал рыцарю сторожить тело казненного, с тем, чтобы родные не похитили его; если он не усторожит, то и сам будет повешен. Жажда побудила его ненадолго отлучиться, и тем временем тело повешенного унесли. Страж в ужасе. Вдова, оплакивавшая на кладбище мужа, узнав, в чем дело, обещает выручить рыцаря, если он возьмет ее замуж. Он согласен, и вдова предлагает повесить вместо похищенного трупа останки ее мужа. Таким образом, верность безутешной вдовы была недолгой. «Сердце женщины всегда переменчиво и непостоянно», - заключает Жак де Витри.

Многие из анекдотов о дурных женах, собранных проповедниками, нельзя назвать специфическими средневековыми, они встречаются у самых разных народов. Авторы «примеров» охотно их используют, поскольку игровая природа подобных рассказов как нельзя лучше соответствовала поэтике жанра «примеров». Однако же проповедники не ограничивались тем, что собирали и повторяли такого рода шуточки о злокозненности и злонравии женщин, - они демонизировали женщину, видя в ней орудие дьявола, с помощью которого он пытается погубить человека, то есть мужчину.

В том специфически средневеково-монашеском контексте расхожие побасенки о вздорности слабого пола приобретали несколько иное, менее безобидное звучание.

В то самое время как авторы рыцарских романов, трубадуры и миннезингеры воспевали Прекрасную Даму, создавая ее утонченный культ и целую систему поэтических средств для возвышения любви между мужчиной и женщиной, а ваганты славили половую любовь как одну из величайших радостей, отпущенных человеку, монахи-проповедники вырабатывали своего рода коррелят и противовес этим тенденциям, идя гораздо дальше фаблио, в которых нападки на женщин более амбивалентны.

«Нужно избегать сожительства с женщиной», - провозглашает автор «Зерцала мирян». «Женщина, - учит философ Секунд, - есть смущение мужчины, ненасытное животное, постоянное беспокойство, непрерывная борьба, повседневный ущерб, буря в доме, препятствие к исполнению обязанностей. Нужно избегать общения с женщиной, во-первых, потому что она запутывает мужчину, во-вторых, потому что она оскверняет его, и, в-третьих, потому что она лишает его имущества и добродетелей». Таков манифест мужского шовинизма, сформулированный монахом.

Не следует, однако, думать, что женщины в ту эпоху всегда безропотно сносили антифеминистические инвективы проповедников. Раздавались и голоса протеста, и, по крайней мере, один из них мы еще можем расслышать. Монах изобличил жену Пилата, которая, пытаясь вступиться за Христа, тем самым намеревалась помешать спасению рода человеческого, и какая-то дама из числа слушательниц потребовала, чтобы проповедник перестал порочить ее пол. Но как же быть с Богоматерью, которой так усердно поклонялись? Культ Марии едва ли способствовал реабилитации женщины. «Женщиной» именуют Богоматерь одни только черти, не смеющие назвать ее по имени», - говорит Цезарий Гейстербахский. Однако когда некая женщина пришла с мольбой к святому Гиларию воскресить ее сына, а святой обратился в бегство, она крикнула вослед ему: «Вспомни, что наш пол родил Христа». Услыхав эти слова, святой тотчас вернулся и возвратил к жизни ее сына.

Если судить по сборникам «примеров», то нетрудно видеть, что главными приверженцами колдовства, гаданий и иных магических обрядов и заклинаний были женщины. Считалось, что женщина служит дьяволу в плясках и хороводах.

Гадания и вера в приметы, безусловно, осуждаются. Но в отличие от позиции, занятой авторами «покаянных книг», где за приверженность подобным суевериям устанавливались строгие епитимьи, проповедники склонны обращаться не столько к угрозам, сколько к высмеиванию тех, кто придерживается суеверных обычаев. Священник, который не мог отговорить прихожанок от посещений якобы всеведущей гадалки, прибег к следующей хитрости: прикинувшись больным, он просил женщин отнести ей его башмачные ремни, но не говорить, чьи они. Гадалка утверждала, что ремни принадлежат соседке, и так удалось ее опозорить. В другом случае приводится рассказ о том, как наиболее умные из прихожанок сами выставляли на смех прорицательниц или, лучше сказать, святотатствующих. Когда подобная старуха говорила женщинам: «Сделай так, как я тебя научу, и вскорости ты получишь хорошего мужа и богатство» - и многих ввела в соблазн, то одна ей возразила - «Твой собственный муж нищий. Как ты сделаешь, чтобы у меня был богатый муж, коль самой себе пособить не сумела?

Сначала считалось, что всевозможные превращения людей в другие существа, полеты и т.д. это бесовское наваждение, обман, позднее позиция духовенства радикально изменится. От разоблачения внушенных дьяволом иллюзий о ведовских шабашах, ночных полетах и превращениях людей в животных церковь перейдет к утверждениям об их истинности. Образ ведьмы, издавна существовавший в народном сознании, будет взят на вооружение учеными людьми и подвергнется последовательной демонизации. Европа вступит в полосу официально санкционированных гонений на ведьм.

Все касающееся области отношений между полами настораживает и страшит проповедника. Он не может прямо и безоговорочно осуждать их, - в конце концов, Бог создал мужчину и женщину и велел им плодиться и населять землю. Но проповедник убежден в том, что наибольшие возможности для вторжения в жизнь людей дьявольского начала открывает именно сексуальная сфера, и поэтому никакие предостережения и поучения касательно недозволенных связей между полами не могут быть излишни. Нормальная семейная жизнь мало интересует авторов «примеров». Совершенно иную точку позицию занимают они в отношении всякого рода отклонений. «Прелюбодеяние, то есть растление девушек, святотатство, супружеская неверность, кровосмесительство, противоестественный грех, - пишет Этьен де Бурбон, - суть пять пальцев на руке дьявола».

Этим, собственно, все сказано. Едва ли найдется «пример», затрагивающий сексуальную жизнь, в котором в роли подстрекателя и инициатора не выступал бы нечистый. Влечения плоти органически присущи человеку, и проповедники отнюдь не склонны их игнорировать как таковые. Но в силах человека преодолеть их или поддаться им. Один монах признался аббату, что его мучает плоть, и просил помолиться за него, чтобы Бог освободил его от искушения, а аббат жалобным голосом отвечал: «И я тем же мучим; так как же смогу я молиться за вас?» Никто не способен устоять перед уловками дьявола, коль не поможет ему божье милосердие, и нужно о нем молиться, и искушение будет одолено.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6