12
Н.И. Костомаров - историк русского народа
Среди титанов российской исторической мысли XIX в., рядом с Н. М. Карамзиным, С. М. Соловьевым, В. О. Ключевским, занимает видное место Николай Иванович Костомаров (псевдонимы -- Иеремия Галка, Иван Богучаров). Творчество русско-украинского ученого историка и археографа, фольклориста и этнографа, поэта и просветителя оказало большое влияние на духовное развитие современников и долго еще будет жить в памяти благодарных потомков.
Большую роль в пробуждении и развитии у Н. И. Костомарова интереса к жизни и историческому прошлому народа, преимущественно в сфере фольклористики и этнографии, сыграло его личное знакомство с Г. Ф. Квиткой, И. И. Срезневским, А. Л. Метлинским, А. О. Корсуном и другими известными литераторами и учеными, а также его ознакомление с их творчеством и историческими думами, народными сказками и пересказами. Как поэт-романтик Н. И. Костомаров соединил в своем творчестве “исторические и легендарные мотивы, внес в перепевы из украинского фольклора, конкретные черты исторического прошлого” [2, 12]. Вообще, характеризуя Н. И. Костомаров, уместно отметить, что он любил слушать музыкальные произведения Л. Ван Бетховена, Ф. Шуберта, Ф. Листа, ему очень нравилась музыка М.И. Глинки, Н.И. Лысенко, он читал наизусть на языке подлинника стихи И. Гете, “Божественную комедию” Данте, не говоря уже о произведениях русских авторов и родного творчества, которые ученый знал превосходно: ему, например, не составляло труда прочесть по памяти былину “Садко”.
Основной задачей общества Н.И. Костомаров считал “распространение идей славянской взаимности как путями воспитания, так и путями литературными” [4, 178]. Таким образом, еще до возникновения Кирилло-Мефодиевсого общества Н. И. Костомаров придерживался умеренных взглядов и видел главную цель прежде всего в распространении идеи единения славянских народов. В условиях николаевской реакции пропаганда идеи освобождения имела большое общественно-политическое значение.
Основное требование Н. И. Костомарова к историку состояло в том, чтобы его труды имели целью “строгую, неумолимую истину” и не потакали застарелым предубеждениям национального чванства [4, 62]. Относительно замечаний в его адрес о свободном обращении с источниками и сочинительстве истории, то именно в этом ученый видел призвание историка, ибо “сочинять” историю, по его понятию, значит “уразумевать” смысл событий, давать им разумную связь и стройный вид, не ограничиваясь переписыванием документов. Очертить в немногих главах, представить в сжатом виде исторические явления можно только тогда, считал он, когда мы изучили их подробности, когда мы владеем “большим запасом фактов” [2,132]. Н. И. Костомаров признавал поступательное развитие человеческого общества и отрицательно относился к мнению о возможности поворота вспять хода исторической жизни. Но при этом ученый глубоко ошибался, с утверждая, что дело истории -- исследовать причины частных явлений, а не причину причин. Он также отвергал теорию, согласно которой следует признавать в истории лучшим все, что случилось позже, но то, что уже свершилось, считал необходимым рассматривать, “как совершенное” [2, 130]. Отсюда, не обольщаясь отменой крепостного права в России, Н. И. Костомаров все же усматривал в этом событии новые зачатки в ее истории. Следовательно, костомаровская схема истории России построенная на теории борьбы двух начал (удельно-вечевого и единодержавного), не исключала своего продолжения.
Основной костомаровской концепцией истории являлось признание у всех народов “федеративных начал”, из которых должна была сложиться федерация. Поэтому он придавал большое значение изучению “удельно-вечевого мира” и видел в этом “важнейшую подмогу для уразумения настоящего”, более того -- для “практических целей и в настоящем, и в будущем” [5, 201].
В 1860 году Н.И. Костомаров публикует в ”Санкт-Петербургских ведомостях” новое сочинение ”Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях”. Есть основания полагать, что написать его автор решил не только потому, что ”не находил сочинения, где бы в целом изображении была представлена жизнь нашего народа” [Очрки, 108], но и потому, что выходившие отдельными статьями в ”Отечественных записках” части будущей книги И.Е. Забелина ”Домашний быт русских царей” в начале 50-х годов вызывали у Костомарова желание создать альтернативный труд в соответствии со своим пониманием истории, как истории народа. Полемичность этого сочинения отразилась даже в заголовке: ”Вы, представители государственной школы, интересуетесь бытом царей, я -- бытом народа” [Очерки, 108].
В этой своей работе Н.И. Костомаров подробно и доступным языком рассказывает о значительных и мелочах чертах обыденной жизни представителей широких народных масс -- по его выражению ”о нашей старой домашней жизни”.
Н.И. Костомаров об обычаях русского народа
Начинает свой очерк Костомаров с рассказов о том, где и как жили наши предки. ”Жилые местности в старой России были: город, пригород, посад, слобода, погост, село, сельцо, деревня, починок” [Очерк, 112]. Он объясняет характерны отличия каждого из этих населенных пунктов, происхождение их названий. Он пишет о том, что возведение городов и поселков было вызвано расширением пределов русского мира. Города заводились раньше, чем поселения; в местах незаселенных, чтоб дать возможность жителям существовать на новоселье, надобно было приготовить для них обороны -- возвести ограду, т.е. город. В Сибири каждый шаг подчинения земель власти государя сопровождался постройкою городов и острогов. Повсюду в XVI и XVII веках постройка городов была одной из первых забот правительства и городовое дело -- важнейшей из повинностей всего народа.
Во внутренностях каменных, земляных и деревянных оград, называемым общим именем городов, стояли казенные здания. Там была приказная изба, где сосредотачивалось управление города, посада или всего уезда; перед сенями приказной избы ставили пушку. Радом находился воеводинский двор, затем следовали дворы священников, церковь. Далее был казенный погреб для хранения зелейной казны (т.е. пороху), пушечный амбар, где хранились свинец в свиньях, пули, ядра и оружие. Для этих хранилищ здания делались земляные или каменные. В городе находилась государева житница, откуда раздавались служилым хлебные запасы или хлебное царское жалованье. В городе была тюрьма, избы служилых стрельцов, пушкарей, затинщиков. Наконец, в городе были дворы разных частных лиц, особенно дворян и детей боярских, имевших свои поместья в уезде. Эти дворы строились на случай опасности, когда придется прятаться в осаду от неприятеля. В обыкновенное мирное время хозяева таких дворов там не жили, а оставляли дворников из бобылей, которые занимались каким-нибудь ремеслом или промыслом и тем содержались, и вместе с тем управляли дворами за право жить в них. Сверх этих частных осадных дворов были еще казенные осадные дворы, построенные для простонародия на случай военного времени. Избы эти были столь просторны, что в них по нужде помещалось до двухсот человек, и жители подвергались там всевозможнейшим неудобствам, какие могут происходить от тесноты; от этого нередко жители предпочитали скитаться по лесам, подвергаясь опасности попасться под татарский аркан, чем идти в осаду.
Посады обыкновенно располагались при городах и часто укреплялись острогами или осыпями; но в местах, где отдаленность от границы не представляла опасности. Посады были без городов. Жители посада -- торговцы, ремесленники и промышленники, обязанные различными налогами и повинностями правительству, назывались тяглыми. Кроме тяглых дворов были в тех посадах дворы не тяглые, или белые, не подлежавшие тем повинностям, какие налагались на тяглых. То были дворы священнослужителей, дворы церковные, дворы дворян и детей боярских.
Строиться улицами было издавна обычаем у русских. В посадах улицы носили название по именам церквей, построенных на них; иногда же по занятиям тех, которые на них жили, например, калачная, ямская, кабацкая; иногда по каким-нибудь собственным именам. Вообще улицы были широки и довольно прямы, но очень грязные. Только в Москве и в больших городах было что-то похожее на мостовую. Хотя в Москве существовал особый класс служителей, называемых метельщиками, обязанных мести и чистить улицы, однако в переулках столицы валялась падаль и во многих местах господствовала невыносимая вонь.
Главным украшением посадов были церкви. В посадах, даже в немноголюдных, находилось множество церквей, несоразмерное с населением. В Белозерске, где всех душ в 1674 году считалось только 960, было 19 церквей и из них одна каменная соборная. В старые времена каждый зажиточный человек строил церковь, содержал в ней попа и молился в ней с семьею.
Посады были немноголюдны. Кроме того, при беспрерывных, неотвратимых бедствиях, побуждавших народ к шатанию, было невозможно, чтобы в посадах заботились о красоте и прочности постройки зданий; притом пожары были самое повсеместное и повседневное явление. Несмотря, однако, на частые беды от огня, меры против него были вялы и преимущественно только предохранительные. Когда вспыхивал пожар, се действия против него ограничивались тем, что старались ломать строения, стоявшие близ горящих зданий.
Жители земледельческих жилых местностей назывались крестьянами, и для обозначения, к какого рода владениям они приписывались, прибавлялось прилагательное: монастырские крестьяне, владычные, дворцовые, помещиковы или вотчинниковы. В крестьянском дворе обыкновенно жил хозяин не только с семьею, состоящей из детей, братьев и племянников и разделявшеюся на две, на три и четыре семьи с общим достоянием, но часто с несколькими посторонними семьями работников или подсоседников, которые не имели своего угла, жили по найму и в отношении юридическом и административном вместе с хозяйскою семьею составляли одну единицу.
Вообще сельское народонаселение, как и посадское, было скудно и бедно. Частые войны и моры истребляли его. При Михайле Федоровиче вся страна на юге от Москвы была сожжена и представляла голую степь.
Недостаток прочной оседлости не допускал жителей прилагать стараний о сборе запасов продовольствия на случай скудных лет. Это препятствовало увеличению народонаселения и мешало его благосостоянию. Многие известия старых времен указывают на повсеместные пустые дворы, которых обитатели или вымерли, или побиты, или разбежались. Один англичанин, посещавший
Россию в конце царствования Алексея Михайловича, говорил, что на пространстве пятисот верст едва можно было встретить десять женщин и одного мужчину.
Страницы: 1, 2
