Гибель Дудаева 21 апреля 1996 года, завершение войны подписанием 22 августа того же года в Хасавюрте соглашения о прекращении огня в Грозном и на территории Чеченской республики стали рубежом в истории страны. Перед руководством победивших сепаратистов снова встал в числе прочих вопрос о государственности страны, о принципах, на которых она должна строиться. Это необходимо было решать срочно, ибо массы вчерашних боевиков, управляемые действовавшими полевыми командирами, как правило, не собирались возвращаться к мирному труду. За два года они привыкли держать в руках автомат, чувствовать себя защитниками страны, на которых обращены восхищенные взоры соплеменников. Им было трудно расстаться с таким героическим имиджем и оказаться перед обыденной перспективой добычи средств тяжелым, малооплачиваемым и, как правило, малоуважаемым в этом обществе трудом. Стремление удержать свой статус, подкрепляемый к тому же де-нежным содержанием (поступления из ряда арабских стран, от чеченской диаспоры в России и за рубежом) и нежелание переходить к мирному образу жизни требовали деятельности, близкой к боевой. Грабежи, вымогательство, похищение людей с целью выкупа (то, что в истории Кавказа известно как абречество) для целого ряда форми-рований постепенно становятся источником существования. Сначала в самой Чечне, затем выходя за ее пределы, бывшие боевики, не сложившие оружия, продолжают похищать людей, прикрывая свою деятельность рассуждениями о необходимости дать отпор безбожным властям России и прикрыть собой мусульманский мир. К тому же похитители людей знают, что за ними стоит тейп (род, клан), который по обычному праву обязан защитить его, каким бы преступником тот ни был. В таких условиях все усилия чеченского политического руководства представить нынешнюю, фактически независимую Ичкерию как цивилизованное государство обречены на провал. Саватеев, А.Д. Ислам и политика в Чеченской республике // Общественные науки и современность. - 2000. - № 2. - С. 87. В ходе русско-чеченской войны и после нее особенно остро проявился национализм как способ существования и сохранения этнической культуры, где ислам занял главное место. Одновременно этот процесс означал все углубляющийся разрыв с общечелове-ческими социально-культурными и политическими нормами и институтами. Об этом свидетельствуют следующие обстоятельства. Во-первых, игнорирование российского Уголовного Кодекса, ставшего не просто чужим, но для большинства чеченцев даже враждебным. Во-вторых, сохраняющееся восприятие полевыми командирами вчераш-него командующего войсками Чеченской республики, хотя и облеченного полно-мочиями президента, лишь как первого среди равных, а отсюда и саботаж попыток верховной власти установить хотя бы подобие законности. В-третьих, неспособность самой власти выполнять в полном объеме важнейшие государственные функции, применять насилие к несоблюдающим порядок и защищать социально слабых. В-четвертых, действие особенно укрепившихся за время войны традиционных антирусских настроений, которые выражаются, в частности в том, что никто не стал бы выполнять приказ А. Масхадова об освобождении русских, если при этом понадо-бится уничтожать чеченцев. В-пятых, практическое отсутствие умиряющей нравы и способствующей становлению гражданской культуры интеллектуальной элиты, воспитанной в парадигме светской государственности, большая часть которой, прежде всего довольно многочисленная грозненская интеллигенция, покинула Чечню. Ее место занял поднятый войной слой лидеров, не имеющих административного со-ветского опыта управления и не стремящихся соблюдать общепринятые в мире пра-вила бюрократической игры, но находящихся под влиянием обычно-правовых корпоративных установлений и склонных к архаическим или традиционным формам организации общества. Управление страной затрудняется соперничеством тейпов, в первую очередь за контроль над финансово-экономическими структурами. Единственной супертейповой основой, на которой можно было цивилизационно и идеологически формировать государство, мог стать лишь ислам. Его авторитет обеспечила победа в войне, где он еще раз со времен кавказской войны XIX века предстал знаменем национальной борьбы и непобедимым оружием. А когда президент Масхадов и его окружение уже через несколько месяцев после окончания войны столкнулись с нежеланием полевых командиров и тейповых старейшин подчиняться власти Грозного, с преступностью, захлестнувшей все общество, и полной дезоргани-зацией светских правовых институтов, стало ясно, что навести хотя бы элементарный порядок в этих условиях можно лишь нетрадиционными способами - жесткими, но действенными. Тогда и возникла снова идея "исламского государства", где правовое, моральное и в целом социальное регулирование осуществляется на основе шариата. Обращение власти к нему продиктовано прежде всего стремлением остановить вал беззакония, напомнить об ответственности за произвол и об уважении к власти, к за-кону. Кроме того, власть ясно показывала свою цивилизационную идентичность с исламом, а значит, освящала свои действия его именем и ставила всех перед необхо-димостью признать ее правоту или в случае неповиновения быть раздавленными на тех же законных основаниях. Благодаря этому противостояние между официальной властью и полевыми командирами удалось перевести в сферу судебного разбира-тельства, а не вооруженных разборок. Это, как справедливо считает бывший министр иностранных дел Республики Ичкерия М. Удугов, "важный успех, серьезное дости-жение чеченской государственности". "Мы формируем государственные струк-туры исходя из законов шариата. Так называемое римское право, которое широко практикуется в мире, для чеченской натуры противоестественно. Оно многими не воспринимается и поэтому нарушается. Для формирования законодательства нам нуж-но найти такую базу, которая принималась бы народом. Подобной базой для чеченско-го народа является ислам. Иначе мы получим неуправляемую вооруженную массу, ко-торая создаст много проблем для всех, в том числе для России", - убежденно доказывает главный идеолог исламского пути развития Чечни. История России / Под ред. М.Н. Зуева, А.А. Чернобаева.- М.: Высшая школа, 2002. - С. 371.
Определенный императив, продиктованный в большей степени обстоятельствами, а не свободно выраженной волей чеченских политиков, становится еще яснее в свете признания некоторыми аналитиками слабой религиозности чеченцев. Традициями на-божности, благочестия, смирения, скрупулезного соблюдения заповедей и молитвенной практики, не говоря уже о теологических познаниях, чеченцы не отличались. Да и специалистов в области шариата было очень мало. Поэтому колебания политического ру-ководства по поводу введения шариата в качестве правового инструмента объяснимы.
3. Создание исламского государства
Одно из первых заявлений Масхадова о перспективе создания исламского госу-дарства прозвучало 8 августа 1997 года. А в начале ноября, он, будучи в Турции, про-возгласил создание Чеченской Исламской Республики. Об эволюции взглядов Масхадова свидетельствуют его заявления, сделанные в январе 1997 года. Тогда он утверждал, что совмещение функций светского руководителя недуховного лидера в будущей республике вовсе не является фатальным, более того, что нормы ислама не исключают демократических выборов. Последующие шаги, в частности публичные казни в сен-тябре 1997 года за совершение уголовных преступлений и нарушение морально-этических норм ислама, показ которых столь шокировал российскую общественность, подтвердили, во-первых, стремление руководства навести порядок в стране, во-вто-рых, продемонстрировали внутренней оппозиции решимость исламизировать полити-ческую сферу, применяя шариат как "суровую, но справедливую" меру, в том числе и по отношению к бывшим соратникам по войне, в-третьих, показали всему миру "глубокие цивилизационные разрывы между Россией и Чечней". Так на практике предстала тогда справедливость хантингтоновского тезиса если не о противостоянии, то о серьезнейших различиях христианской и исламской цивилизациями - по крайней мере в Чечне. В то же время привлечение шариатских судов с их системой жестких уголовных наказаний стало косвенным свидетельством неспособности официального Грозного взять ситуацию под контроль, отражением нарастающего хаоса, подпи-тываемого жадным стремлением полевых командиров самим занять главное кресло в государстве.
Полевые командиры, в свою очередь, желали придать хоть какую-то видимость законности своим притязаниям, создать идеологическую систему, оправдывающую аб-солютно нелегитимные цели. Разумеется, светские формы правового регулирования не годились для этого. Конституция, достаточно свободные выборы президента и пар-ламента, светские суды - все было против упований сместить Масхадова и занять его место. Во второй половине 1997 года оппозиция стала приобретать все более явствен-ные контуры. В ее состав вошли прежде всего полевые командиры Ш. Басаев, С. Ра-дуев, Х.-П. Исрапилов, Хаттаб, А. Бараев и Р. Гелаев. Сюда принято включать и по-литических деятелей: бывшего президента страны 3. Яндарбиева и его вице-президен-та С.-Х. Абумуслимова, бывшего министра информации М. Удугова, бывшего вице-президента В. Арсанова. Амбиции их были непомерны и практически каждый мнил себя национальным лидером. Но кто из них в состоянии сплотить хотя бы часть общества программой экономического и социального развития? Только Басаев возглавлял небольшую по численности Партию свободы, которую распустил в феврале 1999 года, оставшись во главе Конгресса народов Чечни и Дагестана, возникшего усилиями чеченских политиков. Главная опора каждого командира - род-ной тейп, более того, поддержка жителей своего района, поставляющего им воору-женных сторонников. Так, горные районы, особенно селения Ведено и Ца-Ведено (здесь, собственно, и находится его родной дом) - вотчина Басаева. Гудермес и вос-точные земли, граничащие с Дагестаном, "подпитывают" Радуева. Урус-Мартан -логово Бараева. Хаттаб господствует в районе Сержень-Юрт. Тем не менее обще-национальной поддержки никто из них не имеет. Зато Мехк-Кхел - главный орган традиционной власти, опиравшийся на межтейповые связи, был настроен подозри-тельно к усилившим влияние полевым командирам, явно вознамерившимся отодвинуть старейшин от решения всех дел. Муфтият, представленный в основном умудренными жизнью священнослужителями - приверженцами суфийских орденов Кадирийа и Накшбандийа, тоже выступал за сохранение status quo и был близок к позиции Мехк-Кхела. Традиционных мусульманских книжников вполне устраивали отношения неза-висимости от власти и зарубежных исламских деятелей. Большинство их выступило против "арабизации", как они определили попытки введения шариатских судов, но за сохранение чеченской самобытности. "Нас не смогли за 70 лет превратить в русских, не получится сделать и арабов", - говорили они. Ренфру, Б. Чечня // Военные преступления. Это надо знать всем: Справочник. - М.: Текст, 2001. - С. 436.
Страницы: 1, 2, 3, 4
