В предложении такие лексикализованные сочетания являются одним членом, например: «В Новогиреево можно проехать уселезной дорогой или трамваем», где и трамваем, и железной доро-гой -- одинаково обстоятельства; ср. также: «Он работает спустя рукава», «Помещики жили на широкую ногу», «Они сумели погово-рить с глазу на глаз» и т. п., где все выделенные сочетания -- обсто-ятельства.

Такие лексикализованные сочетания могут быть субстантивны-ми (существительными): железная дорога, волшебный фонарь, зара-ботная плата, белый билет, вербальными Вербальный -- от латинского verbum -- «глагол». (глагольными): валять дурака, бить баклуши, точить лясы, попасть впросак, адвербиальными Адвербиальный -- от латинского adverbium -- «наречие». (наречными): спустя рукава, сломя голову, на широкую ногу. В предложении они могут выполнять роль подлежащих, дополне-ний, сказуемых и обстоятельств.

Однако не все несвободные сочетания обладают одинаковой степенью лексикализации и неразложимости.

В. В. Виноградов См.: Виноградова. В. Об основных типах фразеологических единиц в Русском языке // Сб. «А. А. Шахматов» (сборник статей и материалов). М, 1947. С. 339. |перепеч. в кн.: Виноградов В. В. Исследования по русской грамматике. М., 1975.| намечает здесь три основных типа:

1) Фразеологические сращения-- максимально застывшие лексикализованные сочетания, где понимание целого не зависит от непонятных слов («попасть впросак», «у черта на куличках», «точить лясы»), от непонятных грамматических форм («ничтоже сумняшеся», «еле можаху», «притча во языцех», «и вся недолга») или же где слова и формы понятны, но смысл отдельных слов не разъясняет целого (заморить червячка, сидеть на бобах, как пить дать), наконец, в тех случаях, когда данное сочетание требую особой интонации, передающей особую экспрессию (вот тебе раз! чего доброго! вот так клюква! поминай, как звали!)

2) Фразеологические единства, где имеются сла-бые признаки смысловой самостоятельности отдельных слов и на-личие зависимости понимания целого от понимания составных частей (чем черт не шутит, и дешево и сердито; ни дна ни покрыш-ки; слону дробинка; переливать из пустого в порожнее; делать из мухи слона; держать камень за пазухой; выносить сор из избы) в этих случаях возможны и частичные замены отдельных слов (иметь камень за пазухой; придумать из мухи слона; слону булочка).

3) Фразеологические сочетания-- наиболее «сво-бодные» из несвободных сочетаний, где понимание значения отдельных слов обязательно для понимания целого и, как правило возможны замены, но в известных лексических пределах, причем может меняться и значение целого: потупить взор (взгляд, глаза, голову), нашло раздумье {сомненье, вдохновенье), ужас берет (страх тоска, досада, зависть).

Так как лексикализованные сочетания по своему происхожде-нию тесно связаны с условиями места и времени, с каким-либо данным случаем, то они в каждом языке индивидуальные своеобразны и буквально не переводимы. Поэтому они назы-ваются идиомами, а совокупность идиом в языке называется идиоматикой.

Идиомами могут быть не только лексикализованные сочета-ния (но все лексикализованные сочетания идиоматичны), но и отдельные слова, употребляемые в переносных значениях; напри-мер, слово заяц в прямом значении не идиома и переводится на французский Ie lievre, на немецкий der Hase, на английский the hare, и все эти переводы друг другу соответствуют, но заяц в значе-нии «безбилетный пассажир» -- идиома и переводится уже иначе: по-французски voyageur en contrebande -- «контрабандный путеше-ственник», по-немецки blinder Passagier -- «слепой пассажир» или Schwarfahrer --«черный путник», по-английски stow-away от stow -- «прятать» и away -- «прочь» или quickfellow -- «проворный молодец», где, например, немецкое Schwarzfahrer и английское quickfel - тоже взяты из разных лексических рядов. В немецком всякий неза-конный пользователь передается через schwar -- «черный»; так, радио-заяц будет Schwarzhorer -- «черный слушатель», а биржевой -- schwarzer Borsenmacher -- «черный биржевой делец». Английское сложное слово killjoy буквально значит «убей радость», до переводить его надо идиоматически как брюзга; в прямом зна-чении английское hand значит «рука», а идиоматически -- «рабо-чий»; в русском слово рука не имеет такого идиоматического зна-чения, зато есть другое: «покровительство», «поддержка», напри-мер «у него в главке рука, что нельзя перевести на английски словом hand. То же самое и при переводах идиом -- лексикализованных сочетаний, когда лексически далекий перевод как раз и является правильным. Так, русская идиома с глазу на глаз переводится по-французски tete-a-tete -- «голова к голове», по-немецки unter vierAugen -- «под четырьмя глазами», по-английски face to face -- «лицо к лицу». французским идиомам: 1) defil en aiguille (буквально: «из нитки в иголку»), 2) elle a dii chien (буквально: «в ней (что-то) от собаки»), 3) a bon chat bon rat (буквально: «хорошему коту хорошую крысу»), 4) tant bien que mal (буквально: «столь же хорошо, сколь плохо»), 5) c'est son pere tout crache (буквально: «это его отец, совершенно выплюнутый») -- соответствуют русские идиоматические перево-ды: 1) слово за слово, 2) в ней есть изюминка, 3) большому кораблю большое и плаванье, 4) спустя рукава, 5) вылитый отец. Английская идиома, идущая из жаргона моряков, between devil and the deep sea (буквально: «между дьяволом и морской пучиной») может быть ..передана или античной цитатой между Сциллой и Харибдой (из Го-мера), или между молотом и наковальней (заглавие популярного в свое время романа немецкого писателя Шпильгагена). Немецкой идиоме Schwarz auf Weihat recht (буквально: «черное на белом имеет правоту») имеется в русском соответствие: что написано пе-ром, то не вырубишь топором.

2. Лексикализация внутренней формы слова в текстах Цветаевой

Такой вид словесного содержания как словотворческая экспрессивно-эмоциональная информация присущ самым различным индивидуально-авторским неологизмам, которые часто принято назы-вать окказиональными словами или значениями (окказионализма-ми). Если в языке научной литературы словотворчество необходимо для номинации новых научных понятий, в языке художественной литературы оно всегда выполняет стилистические функции. В окказиональном слове или значении смысловая информация настолько органически слита с эмоциями и экспрессией, что дифференциация информативного содержания окказионализмов не представляется столь уж необходимой операцией. Л,., Таким образом, под словотворческой информацией понимается то новое содержание, смысловое и экспрессивное, которое выраже-но с помощью существующего в языке или вновь созданного речетворцем слова. Подобная информация порождается и так называе-мой стилевой аритмией, когда в единый по стилевой тональности речевой поток вклиниваются слова другой стилевой прикрепленности, приобретающие благодаря этому неожиданную эмоциональ-ную силу. В литературном произведении эмоциональная вырази-тельность окказионализма любого рода «заключена в его незаданности (или малой степени заданности) языковой системой, в его но-визне, свежести, первозданности, способности к созданию эффекта первоприсутствия при рождении слова, значения и т. д., в его свой-стве, деформируя норму, нарушать автоматизм узнавания. В соз-нании получателя возникает оппозиция: известное (языковое)-- неизвестное (речевое, окказиональное). Это противоположение име-ет эстетический смысл и, несомненно, экспрессивно».

Марина Цветаева является поэтом, находящимся «вне литератур-ных групп» (А. Соколов). Она реализует в своих текстах неповторимую творческую систему, уникальность которой связана с языковой лично-стью автора. Исследование лексической организации стихотворений М. Цветаевой помогает постичь их идейно-тематическое содержание, осо-бенности образа лирической героини, специфику поэтического сюжета. Творчество М. Цветаевой являет собой особые законы жизни слова в художественном мире. Во-первых, поэт реализует в своих текстах бога-тый потенциал слова, обращаясь не только к собственно лексическим, но и к фонетическим, морфемно-словообразовательным, этимологическим, морфологическим, синтаксическим его особенностям. Это соответствует соотношению языка поэзии и «лингвистического языка» в понимании М.М. Бахтина. Во-вторых, М. Цветаева не ограничивается лишь мобили-зацией богатых ресурсов слова, она создает качественно новое слово -- свое поэтическое слово, «преодолевая» язык как «лингвистическую оп-ределенность» (М.М. Бахтин). В-третьих, в ее поэзии отражено личност-ное понимание языка, своего рода философия языка. И. Бродский назвал М. Цветаеву «самым искренним русским поэтом». Через все ее тексты лейтмотивом проходит поиск понимания: попытка, «вслушиваясь» в себя, рассказать людям о феномене Человека. Максимальная насыщен-ность, предельность жизни слова в стихотворениях М. Цветаевой, про-являющаяся в особенностях их ассоциативных связей, установка на по-нимание, масштаб и уникальность личности поэта, -- все это делает по-этическое творчество М. Цветаевой привлекательным для исследования лексической и смысловой структуры ее текстов.

В стихотворениях Цветаевой проявляется «паранормальное» мировидение за счет авторской системы кодирования смыслов, выраженной в лексикализации внутренней формы слова. В стихотворении «Так вслушиваются…» мир воспринимается в единстве, синтетическим способом «вчувствывания», «всматривания», «впытывания» в жизнь. Постоянный поиск связи между частями мироздания выражается в соединении лексической мотивации одного слова и структурной мотивацией другого:

(Разрумяниста моя

Знобь-Тумановна!

Лихомапочка моя

Лихомановна!)

Мир, отраженный в поэзии, - это мироощущение. Лексикализация внутренней формы слова в стихотворениях Цветаевой передает отношение «человек - мир» как двунаправленное: от человека к миру и от мира к человеку.

Человек должен быть активно - созидающей частью мира:

Чтобы край земной не вымер

Без отчаянных дядей,

Будь младенец, Володимир,

Целым миром володей!

При оценке мира и человека лирической героине ранней и зрелой Цветаевой важны критерии истины и меры: истина (правда) является положительным полюсом, мера - отрицательным. Так, тема противопоставления души - «сущей» всему остальному - «мнимому» реализована в лексикализации внутренней формы слова:

Шестикрылая, ра - душная,

Между мнимыми - ниц! - сущая,

Не задушена вашими тушами

Ду - ша!

Мотив всего поэтического творчества М. Цветаевой - несоответствие между внешним и внутренним, лекикализация внутренней формы слова, помогает понять, что же все - таки наиболее значимо, для поэтессы:

Яблок - лесть,

Яблок - ласть.

Рук за пазуху

Не класть.

Заключение

Рассмотрев основные причины лексикализации, мы выяснили, что образование новых слов осуществляется различными способами. При помощи грамматических моделей, путем образования у слов новых значений, кроме того особым, семантико-грамматический способом образования новых слов является конверсия, новые слова входят в данный язык в результате заимствования из др. языков через устное общение или книжным путем, непосредственно из другого языка или через третий язык.

Лексикализация внутренней формы слова происходит путем изменения грамматической модели слова. Очень часто прием лексикализации внутренней формы слова применяется для усиления экспрессивности и эмоциональности высказывания. Приемом лексикализации очень часто пользовались поэты и писатели авангардных литературных направлений, превращая служебную морфему (аффикс) в слово. Мы рассматривали применение лексикализации внутренней формы слов в поэтических текстах Марины Цветаевой. Анализ этих текстов показал, что прием лексикализации внутренней формы слова активно применялся поэтессой для раскрытия ее миропонимания и мироощущения.

Список литературы

1. Боброва Т. А. Об изучении заимствований из языков народов СССР в русский язык // Русский язык в школе. 1981. № 3.

2. Боброва Т. А. О заимствовании и литературной норме // Русский язык в школе. 1984. № 2.

3. Виноградов В.В. Язык Пушкина / Пушкин и история русского литературного языка. М., 1935.

4. Докусова А.М. Русские писатели о языке/ Хрестоматия. М., 1995.

5. Еськова Е.Б. Русский язык в Норвегии // Русская речь. 1980. № 4.

6. Новиков Л.А. О семантическом переоформлении заимствованных слов в русском языке//Русский язык в школе. 1963. № 3.

7. Филин Ф.П. Очерки по теории языкознания. М., 1982.

8. Шанский Н. М. Лексикология современного русского языка.

Страницы: 1, 2