Необходимость этого шага была осознанна и со стороны короны, в связи с заменой использования феодального ополчения на профессиональную армию. Такой поворот событий требовал постоянных и надёжных доходов для содержания военных и ведения участившихся войн, в то время, как традиционные разовые захваты источником таких средств служить не могли и, к тому же, вызывали растущее недовольство со стороны феодалов.
Это новшество принесло невообразимый ранее эффект, который легко виден при сравнении с положением исламских и азиатских стран того времени. Неожиданные обложения служили там также и методом социальных репрессий, не дававших удачливым купцам быть не по чину богатыми, что губительно отражалось на стимуле накапливать богатства и расширять торговую деятельность. Таким образом, торговля и материальные фонды были просто обречены на более быстрый рост там, где была свобода от произвольных конфискаций, то есть, в Англии, Голландии и тех торговых городах, которые получили подобный иммунитет через феодальные хартии. Это дало торговцам и промышленникам преимущество в развитии тяжёлой промышленности и, в дальнейшем, способствовало ранней «промышленной революции» в Англии.
Но примечательно то, что до XIX века, при всей важности такого рода политики, правительства других стран крайне редко прибегали к ней добровольно, без давления со стороны вооружённых городских восстаний. И если она оказывалась благоприятной для стабильности прав собственности, то по чистой случайности, а не из-за убеждения, что нужно стремиться к долгосрочному экономическому росту. Не смотря на это, главный вывод, который можно сделать, это то, что в период подъёма торговли увеличивалась и её защищённость.
6. Развитие экономических объединений, не скреплённых родством.
В средние века все деловые предприятия были семейным бизнесом, который управлялся и финансировался самой семьёй. Долгосрочные инвестиции в морскую торговлю и судостроение, непосильные для семьи, осуществлялись государством. Расширение неправительственной торговли и инвестиций после XVI века было бы просто невозможно без создания новой экономической формы организации, так как новые потребности торговли превосходили возможности семейных фирм и случайных партнёрств. Эта новая хозяйственная единица – предприятие – должна была представлять собой, по утверждению Зомбарта, «непрерывное дело, длящееся дольше, чем жизнь участвующих в нём индивидов». Нужна была иная база для взаимного доверия, потому что прежняя феодальная система и церковь, при всей своей торжественности клятв, не была способна выработать необходимую атмосферу надёжности и верности.
Первые примеры несемейных фирм были основаны на предприятиях, созданных компаньонами, которые разделяли опасности на войне и в морских путешествиях и научились доверять друг другу. Неслучайно в XVI и XVII столетиях английские и датские торговцы в подавляющем большинстве были из бывших воинов и моряков. В дальнейшем, источниками такого рода связей служили гильдии купцов – небольшие сплочённые группы людей. Их личный статус внутри группы зависел от верности своим обязательствам и готовности их поддерживать. Именно торговцы положили начало созданию системы нравственных норм, пригодной для жизни в высокоорганизованном предприятии.
В ранних корпорациях речь шла не только о доверии к близким деловым сотрудникам, но и о готовности посторонних инвесторов положиться на честность и умение менеджеров и директоров корпораций. Такая расширенная форма доверия предполагает общее чувство деловой этики, источниками которого служили не только союзы торговцев, но и, как в Англии и Голландии, солидарность с сопутствовавшим ей общим нравственным порывом, усиленная движением Реформации. Подробнее это будет рассмотрено позже в пункте 8.
7. Система двойной записи в бухгалтерии.
Для создания отличного от семьи предприятия необходимо было найти способ отличать семейные дела владельцев от дел предприятия. Следовало разделить запись трансакций отдельного человека от записи трансакций предприятия, и соотнести эти записи с имуществом предприятия. Введение двойной записи заключалось в регистрации успешных операций как увеличивающих собственность, а неудачных – как уменьшающих её. Это позволило контролировать точность регистрации операций, так как каждая из них одновременно фиксировалась как изменение активов и пассивов, и, если суммирование записей по каждому разделу не давало одинаковых результатов, следовало искать ошибку в расчётах.
Впоследствии, эта система расчётов, изначально базировавшаяся на банальном стремлении торговцев к точности, послужила основой для современного бухгалтерского учёта и концепции непрерывно существующего предприятия как юридического лица. Включение обязательств предприятия перед своими кредиторами (владельцами) в пассивы приучило мыслить счетоводов и торговцев о предприятии как о должнике. Зомбарт даже считал, что «невозможно представить капитализм без системы двойных бухгалтерских записей». Можно сказать, что именно эта система вызвала к жизни фирму, с её стремлением максимизировать прибыль, в качестве полностью автономной целостности со своей собственностью.
Эта же система позволила объёктивно количественно оценивать перспективы и текущее финансовое положение фирмы, что значительно облегчило и расширило практику кредитования.
8. Соответствие новой морали потребностям коммерции.
Комплекс деятельного и многообещающего аппарата торгового капитализма нуждался в новом нравственном миропонимании, которое бы облегчило, поощрило и узаконило растущий мир рыночных отношений. Источника нравственных правил, воплощенных в таких терминах, как «пунктуальность», «честное дело», «трудолюбие», «верность», «выполнение обязательств», не приходилось ожидать от унаследованных от средневековья правил поведения. В основе последних лежала готовность подчиняться установленным обычаям, что не подходило для коммерческой эпохи, когда на место обычая встал индивидуальный выбор.
В XVI веке в Европе произошло знаменательное событие известное как протестантская реформация, которая и предложила новую систему взглядов, соответствующую нуждам торгового капитализма. Связь между возникновением этого направления христианской религии и развитием капитализма долгое время была предметом жарких дебатов. Макс Вебер в своей книге «Протестантская этика и дух капитализма» тщательно подчёркивал то, что протестантизм в значительной мере способствовал успешности этого процесса. Прежде всего, автор имел ввиду кальвинистскую ветвь, в основе которой лежала идея Кальвина об «избранных», спасение которых предопределено, а узнать о своём спасении человек может, посмотрев на успешность своих дел, которая, естественно, не может появиться без трудолюбивого и смиренного участия его самого человека. Отрицая возможность церковной иерархии даровать спасение, Кальвин доказывал, что нет никаких оснований, в том числе и моральных, которые возвышали бы священника над мирянами. Даже сама доктрина предопределения противоречила учению о даровании спасения церковью.
Эта идея развивается и в кальвинистском учении о том, что служение Богу должно быть делом всей христианской общины, а не только церковников. Учение предполагало, что допустимо стремиться к богатству с помощью прилежания, надёжности и усердия, таким образом, сообщая труду ремесленника и торговца те же самые ценность и достоинство религиозного служения, что и труду монарха или священника. Вебер в своей работе противопоставлял такой «светский аскетизм» «аскетическому отказу от мира» католических священников, которые не считали, что повседневный труд не менее свят, чем любая другая форма служения Богу. Протестантизм направлял энергию людей в деловую жизнь и при этом с презрением отбрасывал фривольные радости материального мира.
Но надо отметить, что Вебера интересовали не столько символическое содержание протестантизма и не его учение, а те виды социального поведения, развитию которых благоприятствовала эта религия. В долгосрочной перспективе результатом реформации стало всё большее отдаление религии от сферы бизнеса, так как протестантизм санкционировал высокую степень ответственности индивидуума в области морали и уменьшил влияние священнослужителей. Церкви всё больше приходилось смиряться с тем, что для неё хорошо всё то, что хорошо для мира коммерции.
Как ещё одно следствие реформации, особенно ярко проявившееся в Англии, следует упомянуть частичную конфискацию церковной собственности и сокращение расходов на церковь, что, подобно сокращению военных расходов, благоприятно действовало на промышленников.
В заключение можно добавить, что в той мере, в которой протестантизм был адекватнее, чем католицизм, в отношении подходящих систем моральных и этических норм, он способствовал росту капитализма.
9. Политика меркантилизма.
Это институциональное изобретение, пожалуй, является важнейшим из смягчивших переход от феодализму к капитализму. Оно заключалось в своеобразном союзе между правителями и коммерсантами и включало в себя совокупность соответствующих политических решений и стратегий. В период укрепления монархий правительства являлись, в первую очередь, центрами военного могущества, и предпосылкой существования таких центров было золото на покупку оружия и финансирования военных. Меркантилистическое решение заключалось в том, что нужно продавать за границу больше, чем закупать там, а разницу получать золотом. К импорту меркантилисты в целом относились без особой симпатии. Лучшим вариантом было получать сырьё из колоний, не платя за это золотом. С целью получения наибольшего дохода от экспорта эта теория рекомендовала использовать монополии для предотвращения падения цен. Предоставление такого рода монополий превращало монархов в союзников торговцев, получавших личную долю в прибыли торговых предприятий.
В этой ситуации можно увидеть пережиток феодализма и элемент борьбы правителей за право налагать налоги без согласия парламента. В Англии подобные налоги на монополизированную компанией торговлю шерстью долгое время были важнейшим источником средств для короны. В качестве положительных аспектов такого рода практики можно отметить что, что предоставление монополий нередко имело целью улучшение возможностей для создания новых отраслей. Так Англия превратилась из экспортёра сырья в экспортёра готовой продукции.
Торговые монополии были своего рода учебными пособиями, как если бы их изобрели специально для того, чтобы быстро и на конкретном примере показать правительствам выгоды роста торговли. Во времена Адама Смита, всем уже стало ясно и пагубное для эффективности влияние монополий, и он потребовал устранить их, но партнёрство между капиталистами и правительствами сохранилось уже в форме патентов и лицензий, а в третьих странах и в форме тех же «пособий».
10. Раздробленность европейских государств как источник роста.
В раздробленной Европе XVII века имела место сильная конкуренция между лидерами возникавших национальных государств, каждый из которых осознавал политическую опасность от того, что у соседей будет больше денег для финансирования армии, и, поэтому, дорожил возможностью получать со своих торговцев налоги и кредиты. Тут риск отстать от своих соседей не оставлял правителям выбора иного, кроме как быстро внедрять все разумные новшества. В тех же районах, в которых не наблюдалось подобной раздробленности и, как следствие, не было ослабления политического контроля над торговлей, о сопоставимом развитии торговли не могло быть и речи.
Как пример такого отсутствия конкуренции между соседями можно привести Китай. Высокая концентрация власти не дала торговле развиться, несмотря на сильное технологическое преимущество этой страны. Китай очень скептически относился ко всякого рода изменениям и то, что изобреталось, быстро входило в незыблемую привычку. Такая специфика отношения к внедрению технологических новшеств в той или иной степени свойственна всем восточным странам. В Китае вёлся отбор только тех изменений, которые не могли причинить существенные убытки мандаринам, а такой сильный статус-кво приводит к страшному замедлению технологического и экономического прогресса.
Из всего этого можно сделать вывод, что условием устойчивого экономического роста является торговля между рядом соперничающих государств, каждое из которых слишком незначительно, чтобы мечтать об империалистических войнах, и слишком боится экономической конкуренции других государств, чтобы пойти на экономическое истощение своих ресурсов. Печальный пример бывшей СССР служит доказательством этого утверждения от противного.
11. Заключение.
Вспомнив пример и Китаем, становится очевидно, что стоит рассматривать именно институциональные, а не технологические источники экономического роста Запада как основные. Порой изобретение этих институтов тесно взаимодействует с миром политики с одной стороны и реалиями городской жизни с другой. Хорошим примером связи торговли и урбанизации может являться страхование, поскольку разделение риска между многими торговцами и делается возможным, когда на рынке одного города торгует много купцов. Произошедшие в XVI веке изменения в религии нельзя отнести к специфическим городским явлениям, и их роль в становлении капитализма была долгое время темой для споров, но не исключено, что именного такая мораль лучше соответствовала нуждам экономического роста.
Развивающимся странам нашего времени (к которым можно отнести и новую Россию), на мой взгляд, очень полезно было бы чаще смотреть в прошлое и искать какие- то подсказки к действиям там, чтобы не тратить драгоценные годы и десятилетия на изобретения велосипеда. Важно понять то, что каждая сфера деятельности в современном цивилизованном обществе нуждается в собственной системе морали и надёжной правовой поддержке, без которой им не помогут никакие технологические инновации.
12. Литература:
1. Розенберг Н., Бирдцелл Л.Е. «Как запад стал богатым. Экономическое преобразование индустриального мира».- Новосибирск, «Экор», 1995. Гл. 4. С.120-145 [1986].
2. Нуреев Р.М. «Теории развития: институциональные концепции становления рыночной экономики» //Вопросы экономики №6 С.126-145.
Страницы: 1, 2
