1.3 Другие приложения
Лингвистика, культурная антропология и литературная критика были основными сферами бытования структурализма, но его можно обнаружить и в других областях. М.Фуко возражал против применения к нему ярлыка структуралиста, но его работам по истории систем мысли были присущи многие черты структуралистского подхода. Его работа Слова и вещи (Les mots et les choses, 1966; рус. пер. 1977) анализирует системы мысли трех различных исторических периодов и глубинные правила, определявшие научные дисциплины каждого из этих периодов. Имя Ж.Лакана часто ассоциируется со структурализмом из-за его явных заимствований идей Соссюра и Якобсона и тезиса о том, что бессознательное структурировано наподобие языка. Ж.Пиаже определяет устройство познавательной системы на различных этапах развития ребенка. Тем самым он вносит вклад в описание глубинных систем, посредством которых мы структурируем мир, как приобретаемых в ходе обучения или культурно обусловленных.
Структурализм часто критикуют за его антиисторическую ориентацию – приоритет синхронического перед диахроническим – и за его антигуманистическую сосредоточенность на безличных и бессознательных системах, действующих скорее через человека, нежели по его велению. Эти стороны структуралистского метода, независимо от того, являются ли они желательными или же нежелательными составляющими структуралистского мировоззрения, существенно важны для успеха этого метода. На самом деле наиболее впечатляющая критика структурализма прозвучала не со стороны защитников историзма и внимания к субъекту, а от т.н. «постструктуралистов» (например, Ж.Дерриды), которые обнаружили в тех системах, на которые их ориентировал структурализм, парадоксальные и противоречивые явления, делающие невозможным завершение последовательных структуралистических грамматик и систематизаций
1.4 Мишель Фуко
Мишель Фуко – крупная и характерная фигура на горизонте философии ХХ века. Я думаю, что это надолго один из наиболее актуальных для нас мыслителей. Мы обязаны ему тем, что его творчество обнажило глубинный и фундаментальный по важности пласт, сразу резко и ярко высвеченный им в наиболее остром для нас ракурсе – власти, как принуждения, манипулирования, наказания.
Для психиатра Фуко навсегда останется эпохальной фигурой, как один из основных теоретиков антипсихиатрии. Но столь сильного противника всякий, любящий свой предмет, должен был бы искать сам и мечтать о нем. Сонное царство разбужено, поколеблены сами основы, причем не только психиатрии – медицины в целом. Никто не мог бы лучше посодействовать пересмотру многих обветшавших принципов этого консервативнейшего общественного института. Теперь история медицины, которая бы игнорировала Фуко, не может восприниматься всерьез. Но Фуко задал обсуждению такой уровень рефлексии, который мало кому по плечу. Во всяком случае, отечественные руководства по психиатрии опускают историю и теорию своего предмета, сразу ставших на порядок сложнее.
Идеи Фуко, избранный им аспект рассмотрения, философско-био-политический в глобальной исторической перспективе, аспект Власти, действующей не только целенаправленно системой всеобъемлющего контроля, но и многими неочевидными для нее самой путями (от способа кормления ребенка до сбора статистических данных, используемой лексики и представлений о норме), чрезвычайно привлекательно и убедительно выглядит для интеллигенции, особенно для студентов авторитарных стран. Это не случайно, так как в формировании этих идей сыграли роль обманутое увлечение и обманутые надежды. Так складывалась сама жизнь Фуко, всегда насквозь политизированная с самого детства. Переживший первый ужас, настоящее потрясение в 8 лет от убийства нацистами канцлера Дольфуса, затем фашистскую оккупацию с 14 лет, расстрелы школьных учителей, он изучает марксизм и вступает во Французскую коммунистическую партию, но покидает ее спустя несколько лет активным антикоммунистом (1950-1953). С этого времени начинается непрерывное, многократно повторяющееся яростное отрицание очередного освоенного увлечения: после марксизма и Гегеля это психоанализ, структурализм, философская антропология, феноменология и экзистенциализм Хайдеггера, через которого он приходит к Ницше.
Именно в свой марксистский период Фуко получает диплом по философии (1948), психологии (1949), по психопатологии (1952) с курсом теоретического психоанализа, на занятиях которого он знакомится с Жаком Лаканом и психиатрами реформаторского направления. К 1948 году относится и его собственное вынужденное обращение к психиатру (суицидальная попытка, нетрадиционная ориентация, бретерское поведение). С 1951 года он сам преподает психологию, а с 1952 стажируется у Жаклин Вердо в ее экспериментально-психологических лабораториях, в Клинике Святой Анны и в тюрьме. Здесь он много занимается тестированием, особенно тестом Роршаха, которому оставался верным всю жизнь. Он специально изучает немецкий язык, чтобы читать в подлиннике Гуссерля и Хайдеггера. Здесь он знакомится с экзистенциальным анализом Людвига Бинсвангера, переводит вместе с Вердо его работу «Сон и существование» и часто посещает самого Бинсвангера. Беседы с ним, близко знавшим Хайдеггера, Ясперса, Фрейда, Юнга, имели для него важное значение. Феноменологические описания Бинсвангером психических расстройств конкретных больных «явились для меня решающими, - писал Фуко. - Я, впрочем, думаю, что и Лэинг был точно также под большим впечатлением от всего этого: он тоже в течение долгого времени брал экзистенциальный анализ в качестве точки отсчета (он – в более сартровском духе, я же – в более хайдеггеровском). Но мы на этом не остановились. Леинг развернул огромную работу, связанную с его врачебной практикой: он был, вместе с Купером, подлинным основателем антипсихиатрии, в то время как я – я проделал лишь исторический критический анализ. Но экзистенциальный анализ помог нам лучше отграничить и очертить то, что было тяжелого и гнетущего в академическом психиатрическом знании». «Из столкновения Гуссерля и Фрейда возникла двоякая проблема: нужно было найти такой метод интерпретации, который восстанавливал бы во всей их полноте акты выражения. Плана «говорения», связанного с «выражением», не заметил ни психоанализ – поскольку он брал сновидения как речь, ни феноменология – поскольку она занималась непосредственно анализом смыслов. Для экзистенциального же анализа «выражение» становится центральным моментом – в силу того, быть может, что сновидение рассматривается здесь как «манифестация души в присущем ей внутреннем», как «антропологический опыт трансцендирования».
В 1954 году выходят две первые работы Фуко, обе посвящены психиатрии. Это – Введение к работе Л.Бинсвангера «Сон и существование» (120 страниц которого больше чем сама работа Бинсвангера), во всем солидарная с автором, и диаметрально противоположная «Душевная болезнь и личность». Она – плод его марксистского периода и опирается на учение И.П.Павлова, критикуя феноменологический подход Курта Гольдштейна. Эту работу он запрещает перепечатывать, а во второй редакции 1962 года - «Душевная болезнь и психология» - павловский подход уже отсутствует. После этих работ Фуко вообще перестает мыслить в терминах субъективности и ставить вопрос о «человеке» как в терминах фундаментальной онтологии Хайдеггера, так и в терминах марксистской онтологии «отчуждения».
Непосредственно психиатрии и медицине посвящены еще три работы Фуко. Это его знаменитое, составившее эпоху, «Безумие и неразумие: история безумия в классическую эпоху» (1961, 1972), «Рождение клиники: Археология врачебного взгляда» (1963) и первый том «Истории сексуальности» (1976). На примере Фуко хорошо видно, как ограничение аспекта, сферы и масштаба рассмотрения может приводить к созданию внутренне непротиворечивой концептуальной схемы, за счет категориального аппарата, который имплицитно уже содержит ее. Интересно, что то же самое сам Фуко усматривает в клинике, рождение которой он прослеживает на примере французской медицины 1780-1820 гг. Это и есть рождение научной медицины с новой медицинской рациональностью и новым пониманием болезни. Он пишет историю безумия в ходе лекций по французской литературе в Уппсале (Швеция), в Варшаве, Гамбурге. Эта книга привела к напряженным отношениям с психоаналитиками. Фуко доказывает, что каждой эпохе соответствует исторически конкретный разум, исторически конкретная рациональность, исторически конкретные представления о норме и болезни, исторически конкретные формы знания.
Фуко не принял участия в студенческой революции в мае 1968 года. В своих последних работах он указывает, что задача состоит не в устранении власти как таковой, а в препятствовании установлению отношений господства, в поддержке изменчивых и прозрачных отношений власти. Последние годы жизни Фуко преподавал в Университете Беркли в Калифорнии, где умер от СПИДа.
Как это обычно бывает, эпигоны Фуко догматизировали и заострили его положения, реализуя принцип ad absurdum. Интереснее другое. Глубокий пласт избранного им напряженного проблемного поля, изысканный стиль и стройная в своей сложности красота его интеллектуальных конструкций обеспечили им успех, независимо от всего прочего. Но эта же тенденция формальной завершенности концепции увела Фуко далеко в сторону. Как пишет Жан Бодрийар, дискурс Фуко – это не дискурс истины, а дискурс тех стратегий власти, которые он сам описывает. А это и есть в полном смысле слова мифический дискурс по Леви-Стросу. Он слишком красив, чтобы быть истиной (5). Итак, красота концепции возобладала над соответствием эмпирике, начала саму эмпирику втискивать в свое платье, политический и социально-культуральный аспект рассмотрения пренебрег всеми прочими аспектами, в том числе собственно профессиональным, психиатрическим. В результате, начали утверждать, что психические заболевания, их диагностика и лечение – это мифология, придуманная и используемая для подавления всевозможных смутьянов, нарушителей общественного спокойствия, что подобно тому, как науки сами конструируют свой предмет, так и психиатрия сама неосознанно создала представление о психических болезнях.
1.5 Клод Леви-Стросс
Клод Леви́-Стросс (фр. Claude Lévi-Strauss [klod levi stʁos]; 28 ноября 1908,Брюссель, Бельгия — 30 октября 2009, Париж, Франция) — французский этнограф,социолог и культуролог, создатель школы структурализма в этнологии, теории «инцеста» (одной из теорий происхождения права и государства), исследователь систем родства, мифологии и фольклора. Родился в еврейской семье в Брюсселе. Его отец, Реймон Леви-Стросс (Raymond Lévi-Strauss), был художником-портретистом, как и оба его брата; дед по материнской линии, Эмиль Леви (Emile Lévy) — главным раввином Версаля. В 1909 годусемья возвратилась в Париж, а после призыва отца во французскую армию в 1914 году мать Клода — Эмма Леви (Emma Lévy) — вернулась к родителям и будущийантрополог вырос в доме деда в Версале. В своих мемуарах Клод Леви-Стросс вспоминает, что атмосфера в доме была богемной, ему с детства прививалась любовь к музыке на примере его прадеда — композитора Исаака Стросса (Isaac Strauss, 1806—1888), родом из Эльзаса.
Страницы: 1, 2, 3
