Преобразование объекта — вот такая цель, как кажется, лежит в основе захватнических отношений власти. Так ли на самом деле и обстоит дело? Даже если бросить беглый взгляд на «поле битвы», которое покинула удовлетворившаяся власть и лицезреть оставшийся объект некогда страстных желаний, то можно заметить очевидные преобразования, но не только объекта, а порой нетронутого объекта, и даже наоборот, объект оказывается наполненным такой объективацией, что свидетельствует о состоявшемся бытийном развороте.
Видение субъектом объекта, нападение на него ведет к тому, что объект обнаруживает в своём бытии два модуса, или, как пишет Сартр, объект начинает существовать также и в «быть-увиденным-другим»[17]. Поле, в котором перекрещиваются линии взгляда объекта и воспринимаемого им в качестве им обозримого, указывает на ту первоначально анализируемую пропасть, разрыв, расхождение, что впоследствии оказывается полем будущего преодоления. Пока же в этом поле лишь фиксируются не осознающий ещё возможного вторжения в собственное бытие объект, существующий лишь в отношении к внешне находящемуся стерильно и в своем бытии не обнаруживший ещё радикальных сдвигов, показывающих за изменение и внешнего облика тоже, а также заметивший объект субъект, чьё видение сразу трансформируется во взгляд, в котором и начинает существовать объект. Кроме того, это поле — поле связного обретения друг другом субъекта и объекта, и с этой точки зрения оно предоставляет такую возможность, возможность неограниченного проникновения друг в друга.
Противопоставление властных структур и сопротивляющегося объекта не очевидно антагонистично. Вовлечение власти в поле, в котором могут начинаться процедуры по выявлению значимых черт объекта (значимых для власти как могущих и составляющих ей конкуренцию в освоении пространства социума), как правило, не вызывают явного противодействия со стороны исправляемого. Социологически описывая, чаще всего оказывается совсем наоборот: предмет сам привлекает к себе исправляющую его силу, даже после начала экзекуций по вписыванию его в новое поле существования он не то, чтобы противодействует ей, а скорее сам на себе начинает производить собственное «вскрытие» и замену необходимых для новой формы органов. Очевидно, что этот крайний случай есть вершина функционирования власти, при котором степень её представимости настолько велика, что способна внедриться вовнутрь исправляемого и выродить себя там заново. В этом случае власть как бы множится в объекте, определяет в нём новый исток своего произрастания, добивается самого органичного своего явления. Случай такого «неявно насильного» изменения дорог тем, что бытийный статус захватываемого объекта изменяется. Объект открывает в себе бытие другого в себе и таким образом начинает существовать в одновременном восприятии себя в своём бытии, другого в его бытии через своё бытие.
Таким образом, «именно предмет, которым владеют, существует в себе и определяется постоянством, вневременностью вообще, достаточностью бытия, одним словом, субстанциальностью»[18]. Тот, кто представляет властные отношения в паре владения-подчинения, желает вначале присвоения всего бытия объекта. Цель операций, порой виртуозных до неразличения, порой захватнически жестких — выявление того бытия объекта (которым он может быть и не владеет), что соотносимо в каким-то образом с тем, что такое бытие в воображаемом для захватчика. Приобрести же объект он может только способом, знакомым ему, но не укоренном в его бытии (иначе зачем же ему чужое бытие, если он имеет собственное?). И этот способ — обозначить. Знание здесь трансформируется, это не знание с большой буквы «З», это метка, свидетельствующая о якобы присвоении. Тот, кто «повладел», остается в неприкаянном виде, власть для него была инструментом обладания.
И знание это есть познание предмета. Нет речи о том, чтобы следить за тем, что собой представляет предмет, как он развивается, «чем он живет». Познание объекта специфично: достаточным для властного владения оказывается выведение того аспекта знания, которое уже есть мое, которое представило бы качество быть моим, то есть вписало бы объект в ту сферу, которая мне знакома «до мозга костей». Владеющий осекается, покидает владение не с объектом, а с самим собой, представленным, правда, максимально не похожим на себя образом (все зависит от глубины владения). Власть же улетучивается, она свое дело сделала, произвела то, что от неё не требовалось, т. е. вписала в поле объект, хотя предполагалось вскрыть его бытие.
Объект же остается, остается насыщенным не только тем новым ярлыком, но, главным образом, вскрытым для себя бытием. Оно было обнаружено только тогда, когда началась властная атака на него. Бессознательный характер символического позволил произвести вскрытие бытия, оно «всплыло» на поверхность, обнаружило себя во владении собой.
Заключение
Власть, начавшая перед анализом и напмсанием диплома представать как неопределенность, не изменила своего облика после беглого обзора опубликованного о ней.
Представляемое первоначально как антагонистическое сосуществование пар «раб-господин», «владеющий-подчиненный» основное властное отношение свелось по своей сути к своей же аннигиляции; выясняется, что в сути власти не может лежать борьба этих объектов (хотя побудительным мотивом в обращении к этой теме послужил интерес именно к ней). Отчетливое в начале противоборство этих структур в конце снимается, о необходимости яростного сопротивления объекта властных нападок ничего не заявляет. Предположительно выяснилось, что через обработку властью объект приобретает лицо, которое формируется как властные попытки определить мир вообще, вскрыть через это бытие наблюдаемого, заключить его в ряд собственных представлений. Вряд ли можно в конце концов говорить об удавшемся акте подчинения, речь может вестись лишь о трансформированном объекте как о приобретшем собственный бытийный статус в момент властной атаки. Власть остается «у разбитого корыта», не это ли позволило Бодрийяру заявить, что власти вообще теперь нет, она превращена в симулякр, не могущий никоим образом приблизить нас к реальному?
Сама же власть, как показано было Фуко, есть сеть тотальных всепроникающих властных отношений, порождающих то, в его сопротивлении, что подлежит властному взору. Взгляд же обладает функцией первоначального захвата объекта, сразу его обнимает. Руководимый желанием субъект властных отношений во взгляде формирует образ объекта, включая его в ряд собственного символического, этим и обретая себя как субъект. Правда, поле реального покидается.
Пара «владеющий-подчиненный» превращена в идеале в отношения двух любящих. Отделенные от мира деформированнным его восприятием, когда мир лишь включен в круг представлений влюбленных, находится у них «на службе», влюбленные в обретении друг друга демонстрируют тот уровень властных отношений, когда он не имеет предела. Желание владеть превращено в «не- желание-владеть»[19], поле взаимообладания бесконечно растворено в поле собственно символичного влюбенных.
Библиография 1. Лакан Ж. Семинары, Книга 1, М. , 1998. 2. Бодрийар Ж., Забыть Фуко, СПб., 2000. 3. Юнгер Э., Рабочий. Господство и гештальт, СПб, 2000. . 4. Марков Б. В., Реквием сексуальному, вступительная статья в кн. Бодрийар Ж., Забыть Фуко, СПб., 2000. . 5. Фуко М., Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности, М., 1996. 6. Лакан Ж. Семинары, Книга 2, М. , 1999. 7. Сартр Ж.-П., Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии, М., 2000.
8. Бодрийяр Ж., Соблазн, М., 2000. 9. Барт Р., Фрагменты речи влюбленного, М., 1999. 10. Фуко М. Надзирать и наказывать, Рождение тюрьмы, М. , 1999. 11. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального, Екатеринбург, 2000 12. Барт Р. S/Z, М. , 1994. 13. Маркс К. , Энгельс Ф. Немецкая идеология, М. , 1988 14. Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения в двух томах, т. II, М., 1948. 15. Лакан Ж. Телевидение, М. , 2000. 16. Йейтс У. Видение, М. , 2000. 17. Захер-Мазох Л. Венера в мехах, М. , 1992. 18. Маркиз де Сад и ХХ век, М. , 1992. 19. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть, М. , 2000 20. Ницше Ф. Воля к власти, М. , 1994 21 Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа, СПб, 1995 22. Барт Р. Мифологии, М. , 1996 23. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия, М. , 2000 24. Мерло-Понти М. Око и дух, М. , 1994
Приложение
6
Разрыв между глазом и взглядом
Разрыв субъекта · Искусственность [facticity] травмы · Морис Мерло- Понти · Философская традиция · Мимикрия · Все-видящий [all-seer] · Во сне, показывает
Продолжим.
Wiedererholung[20] — позвольте мне напомнить вам ещё раз этимологию, которую я уже приводил вам, слова holen[21], как чего-то утомляющего, истязающего.
Тащить, вытягивать. Вытягивать что? Возможно, обыгрывая двусмысленность слова во французском языке, что тянуть жребий (tirer au sort). Этот Zwang[22], это принуждение должно поэтому привести нас прямо к обязательной карте из колоды — а если в колоде всего одна карта, то другую никак не вытащить.
Характер партии, в математическом смысле термина, обладающей игрой означающих [signifiers], и которая противопоставляет эту игру, к примеру, неопределённости целого ряда, позволяет нам представить себе схему, к которой функция выбора обязательной карты мгновенно применима. Если предмет [subject] является предметом означающего — определяется им — то можно представить сеть синхронных эффектов [network] таковой, как она появляется в диахронии предпочтительных результатов. Это не вопрос, как вы понимаете, непредсказуемых статистических результатов, — это та самая структура сети, которая предполагает повторение. При объяснении так называемых стратегий, мы указываем на тот образ, который вызывает в нас automaton[23] Аристотеля. Более того, именно с помощью automatisme[24] иногда мы переводим на французский Zwang из Wiederholungswang[25], как принуждение в повторении.
I
Далее я предоставлю вам факты, которые показывают, что в определённые моменты этого инфантильного монолога, неопрометчиво определенного как эгоцентрический, вниманию предоставляются строго синтаксические игры. Эти игры принадлежат тому полю, которое называется пред-сознательным [pre- conscious], и, создают, можно сказать, ложе для бессознательной резервации — понимаемой в смысле индейской резервации — в пределах социальной сети.
Синтаксис, конечно, пред-сознателен. Но ускользает от субъекта [subject] тот факт, что его синтаксис находится в отношениях с бессознательной резервацией. Когда субъект повествует свою историю, скрытым образом нечто происходит, что управляет этим синтаксисом и делает его более и более плотным. Плотным по отношению к чему? По отношению к тому, что Фрейд в начале своего описания физического сопротивления назвал ядром [nucleus].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14
