Немногие осмеливаются открыто признать, что распад СССР породил конгломерат не всегда дружественных, нередко соперничающих и даже враждующих квазигосударств, ни одно из которых не имело ни бесспорных территории и границ, ни однородного и единодушного населения, ни стабильных государственных институтов, гарантировавших бы права всех групп и от экстремизма вовне и внутри расколотых обществ. Ни одна республика не являлась продуктом самостоятельного исторического развития в основополагающих государственных категориях: территория, нация, государство. Практически все субъекты социалистической федерации никогда не имели бы ни той территории, ни тех границ, а некоторые вообще прекратили бы свое национальное существование, если бы странствовали по мировой истории самостоятельно.
Когда в декабре 1991 года был упразднен СССР и на его обломках было провозглашено Содружество Независимых Государств, лишь З.Бжезинский с присущей ему откровенностью заявил, что произошло крушение исторической Российской государственности.
Сегодня очевидно, что процессы на ее геополитическом пространстве, соединяющем многие цивилизации, очевидное соперничество ведущих сил мира вокруг ее обломков, как в капле воды отражают глубинные противоречия мировой истории, глобальные геополитические и идеологические сотрясения двадцатого столетия и катаклизмы своих наций. Это не только плачевный для коммунизма итог соперничества двух рационалистических проектов земного рая - марксистского и либерального, отразившийся в глубоком кризисе и расколе элит и национального сознания посткоммунистических стран и обществ.
Это и очевидная борьба вокруг поствизантийского пространства, России и ее бывших сфер влияния после распада исторического государства российского. Это соперничество воплотилось как в новом всплеске "Дранг нах Остен" со стороны латинского Запада, далеко не исчерпывающегося лишь геополитическими и военно-стратегическими задачами, так и в процессах общественного сознания, отразивших вновь духовную и религиозно-философскую дилемму "Россия и Европа". Можно без преувеличения сказать, что от исхода этого соперничества зависит будущий вектор мировой истории.
Цивилизационный подход к истории и международным отношениям особенно на основе изучения религиозно-философских основ истории, не является доминирующим в современной науке, основывающейся в целом на позитивистской философии, которая на Западе все больше проявляет черты знакомого исторического материализма. Но в последнее время все больше авторов в России и за рубежом обращают внимание на необходимость расширить контекст осмысления современных политических катаклизмов.*
Анализ уже имеющегося опыта СНГ, вскрытие глубинных причин его неадекватности вызовам позволяет определить те реальные международно-политические и духовные условия, в которых приходится осуществлять главную геостратегическую задачу нынешнего Российского государства: сохранить геополитический облик ареала исторического государства российского, воспрепятствовать кардинальной опасной переориентации новых государств на иных недружественных партнеров, устранить соблазн для третьих стран превратить территории исторического государства российского в исключительно свои сферы влияния, противоречащие интересам России.
Очевидно, что параметры нынешнего состояния СНГ и направление его динамики есть следствие как внутренних, так и внешних факторов и неотделимы как от обстоятельств ликвидации СССР и его "трансформации", так и от общего течения мировой политики, начиная с середины 80-х годов. Потенциал и будущее СНГ, как и его отдельных членов и перспективы взаимоотношений между ними, можно анализировать реалистически лишь в самом широком контексте. Трезвый и беспощадный анализ должен заменить бесплодные для науки и политики декларации о "большом пройденном пути", об "успехах демократии" и "новом уровне взаимоотношений", слишком напоминающие малой связью с реальностью псевдонаучные разработки о нерушимом СССР. Такой панорамный взгляд на насыщенный событиями и идеями период мировой истории на пороге Третьего Тысячелетия может расширить парадигму оценки будущего.
Исторический и внешний контекст провозглашения СНГ на месте геополитического пространства исторической России, существовавшего в ХХ веке в форме СССР, во многом определил его аморфное будущее. Создание СНГ обявлялось и многими воспринималось гарантией от конфликтов и хаоса, а также представлялось, по меньшей мере, в качестве действенного, соответствующего духу эпохи инструмента сохранения существовавших "многовековых" связей между народами.
Немногие осмеливались открыто признавать, что распад СССР порождал конгломерат не всегда дружественных, нередко соперничающих и даже враждующих квазигосударств, ни одно из которых не имело ни бесспорных территории и границ, ни однородного и единодушного населения, ни стабильных государственных институтов, гарантировавших бы права всех групп и от экстремизма вовне и внутри расколотых обществ. Ни одна республика не являлась продуктом самостоятельного исторического развития в основополагающих государственных категориях: территория, нация, государство. Практически все субъекты социалистической федерации никогда не имели бы ни той территории, ни тех границ, а некоторые вообще прекратили бы свое национальное существование, если бы странствовали по мировой истории самостоятельно.
Принято считать, что распад СССР был неизбежен, и такой точки зрения придерживаются не только те, кто считали его "тюрьмой народов", или "последним из вымирающих видов - реликтом" - "многонациональной империей", как выразился эксперт по проблемам межнациональных отношений в СССР М. Мандельбаум в предисловии к альманаху статей, выпущенного американским Советом по внешним сношениям в преддверии распада СССР.* Однако к происшедшему более корректно применять термин "расчленение", хотя он несет в себе некий заряд эмоциональной оценки. Распадом, то есть естественным отделением от не ставшего единым сросшимся организмом тела можно было бы назвать процесс, когда государство теряло бы именно те этно-территориальные единицы, те существовавшие до вхождения в Россию государственности, которые и собирались в течение российской истории. Однако разделение произошло в подавляющем большинстве случаев совсем не по тем историческим швам, которые почти везде почти рассосались, а по совсем другим линиям. Вряд ли можно отрицать, что при всем обилии проблем был нанесен определенный удар по тем линиям, что были уже надрезаны произвольным решением на теле государства и многих его народов в сооответствии с исторической идеологией и политическими задачами создателей социалистической федерации. Уместно привести суждение А.Мотыля, что "вопреки широко распространенному убеждению, народы Советского Союза вовсе не столько сами пробуждаются, как их пробуждают. Они самоутверждаются вплоть до требования независимости потому, что к этому их принудила перестройка. По иронии, ни кто иной, как Михаил Сергеевич Горбачев, доморощенный пролетарский интернационалист par exellence, должен считаться отцом национализма в СССР".
В 1991 году главным аргументом признания существовавших внутренних границ между союзными республиками в качестве международных и неприкосновенных стал тезис о необходимости мирного и бесконфликтного демонтажа, а также доктрина о праве самоопределяющихся наций на отделение. Однако в реальных условиях многовекового единого государства и политических амбиций элит эти инструменты оказались негодными для последовательного легитимного и бесконфликтного решения.
Так, война в Нагорном Карабахе, кровь в Бендерах и категорическое нежелание Приднестровья подчиниться диктату Кишинева, война между абхазами и грузинами, стойкое нежелание русского населения Крыма превратиться в украинцев показали, что именно принятый подход имманентно содержал потенциал конфликтности и столкновения интересов, который продолжает характеризовать геополитическую ситуацию на территории исторического государства Российского. Каждая из союзных республик, по сути, представляла редуцированную копию Союза - тоже многонациональное образование. Причем в отличие от страны в целом, складывавшейся веками, некоторые республики были скроены зачастую отнюдь не по границам этнического или исторического единства населения. Титульные нации этих республик, провозгласив свое право на самоопределение, проявили полную неготовность предоставить такое же право, какого они добились для себя, нациям, попадающим в положение национальных меньшинств в составе ранее не существовавших государств.
Объяснение этому, как правило, сводились к невозможности идти по пути бесконечного дробления страны, хотя в реальности такая перспектива не коснулась бы всех республик. Но было очевидным, что демонтаж СССР путем выхода из него через конституционную процедуру объективно в большей степени способствовала бы интересам России, русских и тяготеющих к ним народов. При этом сама РФ даже не была бы затронута. Вопреки распространенной иллюзии РФ не заявляла о выходе из СССР, и, даже, если бы все остальные заявили о выходе, она оставалась бы его юридическим продолжателем, и ее автономии не имели по конституции права выхода, а проблема выбора юридически встала бы лишь перед народами отделявшихся республик.
СНГ с самого начала не внушало надежд на то, что его институты будут реализовывать механизм с признаками субъекта мировой политики, в новой форме сохраняющий геостратегический облик исторического государства Российского или СССР. Причины и в неслучайной аморфности первоначальных юридических инструментов, и в ставших очевидным глубинным центробежным тенденциям. Тем не менее потенциал центростремительных побуждений входящих в него народов, вопреки тиражируемому мнению, также очевиден. Однако специфика оформления новых субъектов международных отношений в 1991 году была такова, что именно интеграционный потенциал оказался скован, если не парализован юридически, так как народы, тяготеющие к России (кроме Белоруссии) оказались лишены правосубъектности. Эта отнюдь не случайная реальность не только затруднила сохранение Россией своего геополитического ареала, который немедленно стал объектом внешней политики окружающих интересов, но также сделала новые государства внутренне нестабильными, породило вооруженные конфликты, противоречивость правительств.
Сейчас достаточно очевидно, что одной из глубоких и уже вряд ли устранимых причин, как трагических столкновений, так и противоречивых интеграционных и дезинтеграционных тенденций в СНГ, является двойная (в 1917 и 1991 гг.) перекройка исторической российской государственности, осуществленная по доктрине права наций на самоопределение, взятой на вооружение как большевизмом, так и воинствующим либерализмом, двумя учениями, которые стремятся в историческом итоге к уничтожению наций и границ. "Со времен Вудро Вильсона и Владимира Ленина в течение всего столетия идея, что этничность дает право претендовать на культурные и политические права и территорию, возымела широкий резонанс" - признает американский автор Р.Г.Сьюни.
Национальный принцип организации советского государства путем выделения на произвольно определенной территории титульной нации и наделения ее особыми правами (государственный язык, приоритет в развитии культуры, формирования органов управления, распоряжения ресурсами и капиталами, налоговыми поступлениями) есть закономерный плод как учения Локка и исторического материализма как философии, а также конкретной политической доктрины строительства "первого в мире государства рабочих и крестьян", осуществляемой российскими большевиками и либералами на обломках исторической России, объявленной для успеха революции "тюрьмой народов".
В теории и практическом плане содержались антиномии и взаимоисключающие задачи. С одной стороны политическим лозунгом было обеспечение самобытности, сохранения и "равных условий" для государственного развития всех больших и малых народов, хотя равное представительство малого и большого народа означало возможность крошечным народам диктовать свою волю многомиллионным народам. Однако, как с точки зрения малых, так и с позиций интересов крупных народов выделение титульных наций не снимало, а лишь обостряло проблему, так как ни один этнос не локализован внутри одного автономного образования, а иногда специально разделен по политическим соображениям.
"Социалистические нации" и "социалистические народы" конструировались на основе реальных или воображаемых этнокультурных различий и "прикреплялись к определенной территории" - пишет М.Стрежнева, а "члены этнической нации, которая давала название соответствующей республике…, принадлежали к титульному населению если они жили в "своей" республике, и к национальным меньшинствам, если они постоянно жили где-либо еще в пределах Союза. При этом этнические русские по существу были транснациональным советским этносом и категория нетитульного населения в Советском Союзе состояла прежде всего из русских".* На территориях этих образований во второй сорт попадали не только русские, но и многие другие народы, Во многих образованиях русские составляли большинство, а в некоторых титульная нация находилась даже на третьем месте (в Башкирии, например, башкиров меньше, чем русских и татар).
Однако эта проблема мало занимала архитекторов, ибо исторический материализм не считает нацию субъектом истории и отводит ей лишь временное значение, исходя из движения к единому коммунистическому образцу вплоть до слияния и исчезновения всех наций. Поэтому создание квазигосударственных автономных и республиканских образований по произвольным границам с марксистской целью всеобщей нивелировки духа с сохранением лишь национальной формы (лозунг культуры - социалистическое содержание - национальная форма), в сочетании с никогда не отменявшимся лозунгом "о праве наций на самоопределение вплоть до отделения", в начале ХХ века заложило заряд огромной разрушительной силы в самый фундамент российской государственности.
Нужно иметь в виду, что количество народов и народностей, некогда объединенных в Российскую империю, было гораздо больше, чем число произвольно начертанных "социалистических" автономий и квазигосударственных образований. При многократных переделах республиканских границ и русский народ, и некоторые другие наpоды либо полностью, либо частями оказались произвольно включенными в состав создаваемых субъектов федерации в нарушение некогда самостоятельно заключенных ими договоров с Россией. Таковы случаи Абхазии и Осетии, которые самостоятельно вошли в Россию, а затем были сделаны частью социалистической Грузии, pасчленение лезгинского наpода, положение Нагорного Карабаха, а также очевидная ситуация Крыма и Приднестровья. Такое произвольное деление не имело определяющего значения для жизни в СССР, но обернулось драмой отрыва от России или расчленения нации надвое при его крушении. Это необходимо учитывать при суждении о причинах конфликтов, о перспективах всего геополитического пространства СНГ, взаимоотношений между его участниками, так и о роли внешних сил, весьма заинтересованных во втягивании в свою орбиту новых субъектов и использующих конфликты между ними для своих целей.
Относясь к расчленению СССР как к свершившемуся факту истории, нельзя не осознавать при рассмотрении процессов на его пространстве, что обстоятельства его ликвидации во многом заложили многие из сегодняшних конфликтов и тенденций, а также запрограммировали самое заинтересованное участие внешнего мира в процессах. Строго по юридическим нормам, отделяющиеся союзные республики можно было считать конституированными в качестве государств только при консенсусе всех входящих в них народов и после процедур, обеспечивавших на территории союзной республики, заявившей о желании независимости, каждому народу и территории возможность свободного выбора своей государственной принадлежности.
В некоторых республиках положение в целом удовлетворяло этим критериям, но в ряде из них с самого начала ситуация была далека от таковой. Тем не менее эти новообразования были немедленно признаны международным сообществом, а конфликты, возникшие именно по вопросу выхода из СССР и конституирования в независимое государства, возникшие до факта признания и оформления независимости были объявлены "сепаратистскими", как если бы возникли на территории давно сформировавшихся и легитимно признанных государств.
Непредоставление конституционной процедуры выхода из Союза позволяет и сегодня сторонам в конфликтах оспаривать навязанную им историческую судьбу. Именно по этим причинам процесс национально-государственного переустройства постсоветского пространства в самих этих государствах не всеми считается законченным, а территориальный и правовой статус его бывших республик - окончательным. Но так или иначе, и это также данность, Москва в соответствии с внутриполитическими обстоятельствами избранного ею самой способа ликвидации СССР, а также в связи с внешним давлением признала существовавшие административные границы в качестве международных.
Таким образом потенциал конфликтности был имманентно присущ начатому процессу дезинтеграции единого государства по неисторическим границам. Он не преодолен, лишь меняя свои формы и динамику в зависимости от ориентации новых государств на мировой арене. Здесь мы подходим к весьма важному и определяющему аспекту проблем СНГ и всего геополитического ареала исторического государства Российского.
Хотя на поверхности все противоречия в начале процесса трактовались в русле борьбы коммунизма и демократии, на деле за этими формулировками скрывалось гораздо более сложное и глубокое содержание. По мере того, как такая идеологическая парадигма устаревала, а маска изнашивалась в связи с более или менее окончательным оформлением общественных идеологий, государственные доктрины стали уже очевидно отражать тот или иной геополитический выбор, пророссийскую или иную ориентацию в мировой истории. Именно это и было причиной, почему США и Запад, чья роль в формулировании идеологии, концепции и направлении расчленения очевидно высока, категорично потребовали немедленно признать распад СССР именно по республиканским границам.
Достойно внимания, что ни одно западное государство не позволило применить к себе пресловутое "право наций на самоопределение", которое "нарушает суверенитет каждого окончательно образовавшегося государства" (Etat definitivement constitue) и "поэтому не принадлежит ни части, ни какому-либо другому государству."
На Западе уже к периоду Лиги Наций разработали разные стандарты к его применению.* В отношении западных государств "право на самоопределение" противоречит "самой идее государства как единицы территориальной и политической" и праву остального народа и государства на единство, что как компромисс рождает лишь культурно-национальную автономию. Но исключение было сделано для "стран, охваченных революцией".
Когда в России грянула большевистская революция, и страна временно распалась, загадочный alter ego президента В. Вильсона полковник Хауз посоветовал ему "заверить Россию в нашей симпатии к ее попыткам установить прочную демократию и оказать ей всеми возможными способами финансовую, промышленную и моральную поддержку". Именно США провозгласили на фоне первого распада России первый универсалистский проект перестройки мира на основах "демократии и общечеловеческих ценностей" - Программу из XIV пунктов. Г.Киссинджер отметил, что с этого момента США отвергли "концепцию равновесия сил" и "Realpolitik" как аморальные, введя новые критерии международного порядка - демократию, коллективную безопасность и самоопределение".*
Однако вильсонианство имело совершенно реальные цели - устранить Россию как главного гигантского субъекта международных отношений через ее расчленение и распределение ее частей в новых сферах влияния, что доказывает расшифровка пункта о России в "Архиве" полковника Хауза.
Бессмысленно отрицать, что революция 1917 г. и крушение СССР 1991 г. имели внутренние предпосылки. Однако, также бесспорно, что внешний контекст в 1991 г. играл во внутриполитической жизни России бoльшую роль, чем когда-либо в истории. К тому же, в ХХ в. "Realpolitik" в отличие от времен "тиранов" прячется под идеологические клише, что демонстрировал коммунистический универсализм, а теперь повторяет философия "единого мира".
Параллели с революцией очевидны в политике Запада, прежде всего англосаксонских интересов. Любопытно, что США откликнулись на драматические события 1991 года в духе своей стратегии 1917-го и приветствовали разрушение державы коммунистической теми же словами, что в начале века крах державы Российской. Политика вездесущих американских интересов в середине 90-х проявила отчетливо черты "неовильсонианства". Когда протагонист "свободы и демократии" в Москве, Киеве и Тбилиси президент Буш, пообещав признание Украине, благословил Беловежские соглашения, когда США признали Грузию, не дожидаясь легитимизации тбилисского режима, невольно вспомнились времена Брестского мира, Хауз и В.Вильсон с их Программой из XIV пунктов, план Ллойд-Джорджа по расчленению России, попытка признать сразу все "де-факто" существующие правительства на территории "бывшей" Российской империи и т.д. Но за всем этим схема Х. Маккиндера - пояс мелких и слабых государств от Балтики до Черного моря, подтвержденная заключением американского Совета по внешним сношениям от августа 1941 года о необходимости "буферной зоны между славянами и тевтонами", подконтрольной англосаксам через многосторонние структуры и наднациональные механизмы.
В 1990-е годы политика уже вездесущих США сразу обрела отчетливые черты "неовильсонианства". Разрубленное национальное тело русского народа предлагается признать как окончательный результат его тысячелетней истории. Немедленно признано расчленение страны со всеми международно-правовыми атрибутами нынешнего времени - прием в международные организации и структуры, установка на вывод из них "иностранной" армии. Как и Программе Вильсона рассматривались переориентация Средней Азии на нового "опекуна" и "Кавказ как часть проблем Турции".
Вильсонианцы предполагали в Версале "начертать границы для новых государств"*. Вполне в соответствии с этими планами границы были начертаны большевиками. Неовильсонианцы открыто требовали необратимого закрепления этого раздела и нового баланса сил.
Для Запада был категорически неприемлем демонтаж СССР через выход из него республик в соответствии с правовой процедурой, которая явно лишила бы Грузию, Молдову, Украину тех стратегических преимуществ, что они получили в ходе коммунистических экспериментов. Очевидно, что именно эти территории, сделавшие в свое время Россию державой, без которой ни одна пушка в Европе не стреляла, придавали в глазах Запада ценность новым субъектам международных отношений в планируемом полном пересмотре мирового равновесия, которое с агрессией против суверенной Югославии, приобрело уже характер откровенного передела мира.
Борьба за этот передел отражается и в процессах на самом пространстве исторической России, где члены Содружества Независимых Государств, за восемь лет проявили свою историческую ориентацию. Действующие вокруг СНГ внешние факторы и силы оказывают по-прежнему серьезнейшее влияние на его перспективы, которые нельзя рассматривать вне глубокого соперничества не столько геополитических, но и духовных сил мировой истории.
Очевидно, что политика Украины, Молдовы, Грузии, Азербайджана - государств, расположенных на линии беспрецедентного давления Запада на исторические рубежи России является кардинальным фактором будущего геополитического расклада в Евразии. Очевидно также и то, что общества этих государств демонстрируют противоречивые тенденции в своем видении будущего, а правительства последовательно удаляются от России. На их фоне отношения с среднеазиатскими странами, казалось бы более далекими как цивилизациями, представляются гораздо лояльнее даже при дистанцировании (Узбекистан), во всяком случае не сулящими драматических перемен кроме как из-за сугубо внешнего вторжения (Таджикистан).
Сколько бы не говорили в русле позитивистского мышления о примате экономики, общей заинтересованности в сохранении существовавших связей и общего рынка товаров, о всесилии идеальных общественных институтов, которые сделают народы дружескими и добрососедскими, СНГ демонстрирует примат идеологии, философии истории, порождающие политику, которая порой вторгается в экономику и рушит ее.
На начальном периоде распад СССР и новоиспеченные государства на обломках исторического государства российского еще не воспринимались Западом и самими участниками передела как навсегда решенная форма и как "окончательно сложившиеся государства" - "Etats definitivement constitues". Пока будущее постсоветского пространства не казалось столь определенным и ре-интеграционные явления еще рассматривались как возможные, симптоматично было периодическое вбрасывание различных моделей для СНГ, призванных направить тенденции к реинтеграции, если таковые вдруг бы возобладали в "нужное" русло, исключающее восстановление единства русского народа. Запад даже однажды намекнул устами президента США Клинтона, что не будет возpажать пpотив реинтеграции "на основе демокpатических пpинципов" и общечеловеческих ценностей". Но санкционируемое мировым правительством "восстановление Союза", имело свои совершенно определенные параметры и ограничения - путь ССГ - "союза "суверенных" государств" М.Горбачева, причем с азиатскими республиками, а не с Белоруссией и Приднестровьем, уже "противоречащим" демократии. Очевидна и четкая цель Запада препятствовать всеми силами любым потенциальным реинтеграционным процессам с Украиной. В различных непрямых комментариях, всегда делался акцент на том, что Россия должна избегать военно-политического союза с западными соседями даже, если с такой идеей выступят сами эти страны.
Образцом некоего проекта реструктуризации геополитического пространства исторической России была фактически реанимированная сахаровская идея Евpазийского Союза, с которой выступил казахский президент Н.Назарбаев. В основе пpоекта ЕАС и сходных моделей интегpации, идеи номенклатурного "евразийства" усиленно рассматриваемых одно время институциями типа Гоpбачев-фонда, "Клуба реалистов" был тезис о "новом добровольном объединении "совершенно независимых" наций, что означало новое упразднение истории - теперь до 1991 года, и новый разрыв исторической преемственности. Принятие идеи Евразийского союза имело бы серьезные юридические последствия.
Предлагавшееся "восстановление единства" на деле означало не преодоление Беловежских соглашений, а, наоборот, их узаконивание, дополнительное юридическое признание расчленения в качестве легитимной исходной позиции, а также в косвенной форме юридическим отказом от права выбора своего будущего разделенным русским народом, который обладает неделимым национальным, то есть экстерриториальным суверенитетом, и в силу неправового характера раздела страны имеет право на воссоединение в едином государственном теле через мирное изменение границ. Проект ЕАС, как и модели "нового обновленного Союза" означал очередное подтверждение законности двух предыдущих разделов (в 1917 и 1991 году) единого российского государства на произвольно выкроенные "национальные" территории, расчленения русской нации и отторжения многих тяготеющих к ней народов.
Проект ЕАС спекулировал на ностальгии по единому государству, однако в век исторических подмен сама идея союза становилась, как это уже было в 20-ые годы, оpудием окончательного pастворения исторической государственности русского народа, и при этом нового перенапряжения его уже истощенного демогpафического и экономического потенциала для очередного "pазвития окpаин" и получения тюркскими элитами, постсоветскими олигаpхиями и номенклатуpами места в мировом концерте. Сугубо материалистическое и натуралистическое мышление заслоняло тот непреложный факт, что с исчезновением русских как субъекта мировой истории прекращает свое бытие не только Россия, но и Евразия. Ибо как политическое понятие Евразия была рождена только становлением России, соединившей в себе через веротерпимое православное ядро Европу и Азию, и преодолевшей их историческую борьбу уникальным взаимодействием народов и цивилизаций. До нее никакой политической и культурной единицы "Евразия" не было, а шла жестокая борьба между "европейским и азиатским духом".
Разрушение исторической России и превращение православного русского народа с его национальным самосознанием в "народонаселение евразийского пространства" или, как поговаривали даже в недрах "Славянской академии наук"*, в некий "славяно-евразийский суперэтнос" лишь возвращают эру противоборства Европы и Азии, уже приступивших к переделу русского наследства между собой. Однако, конечные устремления этого передела и его результаты - устранение России - позволяют подозревать, что у этого проекта имеется почтенная история. Конкретные авторы, вернее глашатаи евразийского союза и подобных проектов в 1990-1994 гг. врядли преследовали столь всемирно-исторические цели, будучи лишь фанатичным рупором либеральных клише (академик А.Сахаров), либо, преследуя собственные частные геополитические цели, связанные с претензиями Казахстана и пантюркизма в новом геополитическом пасьянсе. Эти устремления естественны, и сильная Россия вполне могла бы их уравновесить. Однако нельзя соглашаться на смену имени Россия на "евразийский союз": утрата этого имени уже слишком дорого стоила русскому народу. Если экономический "евразийский союз" - поле для полезной экономической игры, то политический ЕАС служил и устранению России и русских как главного геополитического субъекта на евразийском пространстве, которым она была в течение веков и одного из ведущих субъектов мировой истории и культуры.
США, проявлявшие заботу о "порабощенных нациях", не смутились тем, что "эксперимент над исторической российской государственностью, проводимый с начала ХХ века в русле теории о "праве наций на самоопределение", привел в его конце к утрате этого права одним из крупнейших народов мира - русским."* Случившееся с русскими не имеет ни юридических, ни исторических прецедентов в мире. Речь идет не о рассеянии в чужих странах (как после революции), не о вхождении в состав уже давно сложившихся иных государств на условиях, признаваемых юридическими нормами своей эпохи (тогда превращение в национальные меньшинства естественно и правомерно), а о "произвольном разделении единого русского народа на территории его собственной исторической государственности.
В начале 90-х годов "русская проблематика" была исключительно темой так называемого "русского патриотического движения", в котором, как и во всех других секторах общественного сознания, можно было найти самый широкий спектр взглядов и способов выражения - от экзальтированных и примитивных радикалов, вообще отказывающихся признавать реалии и обсуждать осуществимые методы разрешения проблем, до респектабельных и глубоко осмысливающих тему. Впервые на серьезном уровне русский народ был объявлен "разделенной нацией" в документах Второго Всемирного русского собора, созванного под эгидой русской Православной Церкви и принятых в Свято-Даниловском монастыре в присутствии иерархов РПЦ с участием многих общественных организаций.* Однако, беспощадные, хотя и безупречно аргументированные юридически и исторически оценки и формулировки II-го ВРС, сделанные в академическом тоне, все же шокирующе опережали динамику общественного сознания, и так и не стали конкретной платформой даже многих из тех, кто их принимал.
На рубеже 2000 года эта тема уже стала звучать в серьезных политологических работах авторов, не связанных с политикой. Так, М. Стрежнева в работе, посвященной сравнительному анализу интеграционных идей и механизмов ЕЭС и СНГ, отмечает, что "этнических русских и тех, кто считает себя русскими по признаку принадлежности к русскому языку и русской культуре можно считать разделенной нацией".
Автор далее полагает естественным, что более 20млн. этих "не по своей воле "иностранных" русских", ставших формальными гражданами других постсоветских республик, в которых им случилось проживать на момент дезинтеграции СССР", "вряд ли такая ситуация вполне устраивает".*
В течение ХХ столетия два произвольных разрушения Государства Российского, а не свободный выбор, лишили 25 млн. русских роли субъекта национально-государственной воли. Налицо попытки во что бы то ни стало закрепить итоги разрушения исторической российской государственности под предлогом "заслуженного" краха "тоталитарного СССР". Но "обновленный Союз", "Евроазиатский Союз", любые иные "интеграционные" модели на осколках русской исторической государственности лишь означают признание и косвенное закрепление двух незаконных разделов. Разделенный и безгосударственный статус русского народа "можно преодолеть лишь прямым и недвусмысленным провозглашением исторической преемственности не от 1991-го или 1922-го, а от 1917 года," что отнюдь не означает отказ признать многие сегодняшние реальности.
Наконец, ограничения, геополитические клещи, сжимающиеся вокруг постоянно сужающегося ареала (Московия XVI века?), и строгие предписания внутренней жизни уже некоммунистической России обнажают истинную суть "антибольшевистского" похода Запада и его российского авангарда, который в начале ХХ века выступал в обличьи марксизма, а в его конце в тоге либерализма. По признанию А.Козырева бывшего министра иностранных дел, "вопрос в том, какой тип посткоммунистического общества будет избран".
Бильдербергский клуб и Трехсторонняя комиссия, американский Совет по внешним сношениям (членство в этих мондиалистских неинституционализированных специфических обществах часто совпадает) прекрасно осознавали в течение десятилетий стратегическую задачу - вовлечь потенциал России в собственные цели мировой истории. Ибо для так называемого "устойчивого развития" в XXI веке необходимо уже невозможное для Запада сочетание факторов: собственные ресурсы полного обеспечения; военная мощь, исключающая посягательство других на эти ресурсы; экономика, максимально независимая от поставок извне; высокий образовательный уровень населения и полный цикл научных исследований; неперенаселенность и внушительная территория, относительно невысокий текущий уровень потребления и потребностей, позитивный потенциал в свете не подвластных человеку изменений на планете (потепление).
В мире существует только одна такая страна - Россия даже после чудовищных экспериментов ХХ века имеет возможность продолжать самостоятельное развитие в мировой истории как равновеликая Западу духовная, культурная, геополитическая сила. Увы, оправдываются самые горькие суждения И.Ильина о том, что именно такая Россия Западу не нужна, как и его прогнозы в отношении "зложелателей закулисных", которым "нужна Россия с убывающим населением", для чего они будут соблазнять русских всем, что приносит хаос и разрушение, и немедленно обвинять их в "мнимом империализме", "фашизме", "реакционности и варварстве" при любом сопротивлении.* Вымирание русских уже стало реальностью (это явление свидетельствует всегда не сто лько об оскудении условий жизни, как о разочаровании в ее смысле для народа, вытесняемого на обочину истории). Нынешняя демографическая катастрофа русских влечет сокращение их численности вдвое через 25 лет. Но Россия "с убывающим населением", не управляющая своим будущим, провоцирует грядущий геополитический передел огромной части мира.
Наибольшее напряжение идеологического и геополитического, а также военно-стратегического характера наблюдается как и триста лет назад по Балтийско-Черноморской дуге, где части исторического государства Российского, теперь независимые государства Белоруссия, Украина, Молдавия, Грузия, становятся объектом колоссальных политических усилий Запада, стремящегося путем различных геополитических комбинаций вовлечь их в свою орбиту, не допустить приход к власти в этих государствах пророссийских элит и не позволить России с помощью существующих (СНГ) или новых механизмов связать геополитическое пространство прежде всего в военно-стратегической области.
Одним из главных инструментов сохранения геополитического облика исторического пространства является военно-стратегическое единство. Его формулируют договоры о совместной обороне и союзе, которые свидетельствуют об общих стратегических интересах, определяют взаимные обязательства к третьим странам. Таким элементом был по замыслу Договор о коллективной безопасности, подписанный в Ташкенте 15 мая 1992г. десятью участниками - Россией, Белоруссией, Арменией, Азербайджаном, Казахстаном, Киргизией. Молдавией, Таджикистаном, Туркменистаном и Узбекистаном. Украина уже тогда стала лишь наблюдателем, символизируя свой дрейф от России. В соответствии со ст.1 Договора стороны обязывались "не вступать в военные союзы или принимать участие в группировках государств, а также действиях, направленных против другого государства-участника". Это означало невступление в НАТО. В остальном Договор недостаточно соответствовал уровню совместной обороны, не предполагал автоматическую совместную защиту членов, хотя утверждал, что агрессия против одного из них, "будет рассматриваться как агрессия против всех государств-участников", которые "предоставят" жертве "необходимую помощь, включая военную" и тому подобное. К 2000 г. расширение НАТО - реальность, как и вступление в нее Восточной Европы, а в будущем и Прибалтики. На этом фоне Протокол о продлении Договора о коллективной безопасности 2 ап.1999г. подписали только шесть государств - Россия, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Армения, Таджикистан.
Если в первые пять лет страны, заинтересованные в дистанцировании от России просто тормозили проекты его развития, то в течение последних двух лет уже проявились попытки пустить в обход основные направления региональной политики. Этой цели служат различные форумы и конфигурации, создаваемые под разными предлогами с формально декларированными целями частного характера, с обретением впоследствии гораздо более серьезного смысла. Так, 10 окт. 1997 в Страсбурге, во время сессии Совета Европы была оформлена конфигурация ГУАМ, получившая название по первым буквам названий создавших ее государств: Грузия, Украина, Азербайджан и Молдавия. Официально объявлено было, что ГУАМ - это "неформальная консультативная структура" для координации разработки и транспортировки каспийских углеводородов по создаваемому Евразийскому Транскавказскому транспортному коридору, а также для помощи и консультаций в области урегулирования конфликтов в Абхазии, Нагорном Карабахе и Приднестровье. Но уже в 1998-1999 годах ГУАМ показал активность в политических областях, что проявилось в согласованных выступлениях представителей в ОБСЕ и других форумах.
Очевидно, что для будущего СНГ подобная деятельность конкурирующей организации без России носит однозначно деструктивный характер, так как дискредитируют Содружество как главную организацию по политической координации внешней политики членов. Подтверждением этому явились и новые линии контактов. В феврале 1999 года в Баку состоялась встреча министров обороны ГУАМ, в ходе которой обсуждались планы создания совместного миротворческого батальона под предлогом необходимости обеспечения безопасной транспортировки нефти. Позиция членов практически откровенно пронатовская, о готовности вступить в НАТО в косвенной форме заявляли Азербайджан, Грузия и Украина. Киев и Баку выражал готовность предоставить базы.
В апреле 1999 года в ГУАМ официально вступил Узбекистан, что изменило название организации на ГУУАМ. В совместном заявлении 24 сентября 1999года президенты высказали намерение развивать взаимодействие в Совете Евро-Атлантического партнерства (СЕАП) и в Программе Партнерство во имя мира. Все это на фоне того, что Азербайджан, Грузия и Узбекистан вышли из Договора о коллективной безопасности, мотивируя этот шаг якобы "неудавшимся" сотрудничеством в Договоре и его неспособностью служить разрешению конфликтов. Очевидно, что истинная причина - дистанцирование от России, стремление сыграть на интересах Запада, получая за это определенные политические и финансовые поощрения.
В дополнение к появившейся военно-стратегической составляющей в деятельности ГУУАМ наблюдается устойчивая тенденция к организационному оформлению. ГУААМ уже периодически называют "региональной организацией". Симптоматично, что З.Бжезинский прямо поощрил создание этой структуры, не охватывающей России, указав, что "ГУУАМ это хорошая инициатива", которая "может со временем стать системой безопасности". Примечательно, что по его мнению в это объединение необходимо также включить Армению, то есть единственную страну Закавказья, которая развивает военно-стратегичекое сотрудничество с Россией. По его словам в ГУУАМ могли бы войти не только бывшие республики СССР, но также Румыния, Польша и Турция. На карте такая конфигурация вместе с зоной предполагаемого расширения НАТО - это полное отсечение России от Европы, Балтийского, а также Черного и Каспийского морей с Турцией как региональной супердержавой. Что же, ради того, чтобы не дать исторического шанса православному славянству, как писал Н.Данилевский в книге "Россия и Европа", "можно и турка взять в союзники и вручить ему знамя цивилизации".
Эти последовательные политические инициативы названных государств развиваются на фоне не менее последовательных высказываний их лидеров о неудаче СНГ, о необходимости перейти к развитию в большей степени двусторонних отношений, а не консолидировать Содружество, что показывает устойчивую тенденцию в политике этих государств к постепенному выхолащиванию СНГ и нежеланию оставаться в вопросах внешней политики в орбите Москвы, что вполне соответствует стремлениям Запада, а также делает регион Средиземного Моря и Проливов, Крыма и Кавказа объектом устремлений Турции и некоторых отрядов мирового ислама. Такая тенденция находится в полном соответствии с курсом на оформление подконтрольного НАТО санитарного кордона от Балтики до Черного моря, отделяющего Россию от Балкан и запирающего ее в геополитическом мешке. Для этого необходимо задушить Приднестровье - единственную после ухода русских кораблей из Измаила точку опоры России на дунайско-балканском направлении и отрезать Россию от Европы и от Причерноморья, сталкивая ее в евразийский капкан.
Во взаимоотношениях внутри СНГ отражается современный этап многовековой борьбы за поствизантийское пространство и цель вытеснения России с морей в Азию. Наибольшее напряжение наблюдается на той геополитической линии, где в свое время экспансия Габсбургов, Ватикана и Речи Посполитой была остановлена ростом России, которая укрепившись на Черном море, смогла укротить аппетиты Турции. Перспективы будущего можно осознать лишь в самом широком историческом и даже религиозно-философском контексте.
Частью нового мирового проекта является полная реорганизация Черноморо-каспийского региона с удалением от России Грузии и Азербайджана, а также изоляция от России Армении. В этом регионе как нигде проявляется активность в сугубо новой сфере - так называемой "геоэкономике". разумеется геоэкономика имеет и свои автономные задачи, поскольку стирание национальных границ в экономической детельности, либерализация потоков капиталов, товаров, информации, людей и идей рождают новые формы мировой экономической конкуренции. Однако в черноморо-каспийском регионе геоэкономика явно выступает как инструментарий геополитики. Реализация предлагаемых проектов добычи и транспортировки нефти в Каспийском бассейне даже не предполагает сколько-нибудь существенного изменения мирового или даже европейского нефтетопливного баланса и в ближайшие 10-15 лет не сможет значительно повлиять на ценовые параметры мировой и европейской нефтяной торговли. Создание с помощью мощных государственных усилий крупных экономических проектов призвано в первую очередь обеспечить военно-стратегическую переориентацию многовековых геополитически устойчивых ареалов.
Именно поэтому борьба вокруг выбора пути нефтепровода из Баку носила и носит весьма жесткий характер, имея за собой очевидную геополитическую подоплеку. Проект Баку - Джейхан пользуется поддержкой Азербайджана и Грузии, стремящихся к максимальной экономической независимости от России, а также США, желающих укрепления позиций своего союзника по НАТО - Турции. Роль Стамбула на южном фланге после овладения Восточной Европой и вторжения на Балканы становится подобной тому столпу, к которому необходимо привязать подтягиваемые новые элементы, а один из ключей к Евразии лежит на дне Черного моря.
Любые новые региональные построения в сегодняшнем тесном мире как никогда увязаны в некий общий геополитический пасьянс. Пояс мелких государств от Балтики до Черного моря, не подконтрольный ни Германии, ни России, но англосаксам был предложен Маккиндером прямо в момент конструирования Версаля в 1919 году. Гитлеровские планы завоевания восточного "жизненного пространства" ломали этот план, однако англосаксы всемерно подталкивали Гитлера именно на Восток. Самое страшное для англосаксов случилось бы, если бы Германия удовлетворилась бы Мюнхеном и аншлюсом Австрии, признанными "мировым демократическим сообществом".
Это была бы ревизия Версаля, причем такая, против которой потом трудно было бы возражать - эти территории не были завоеваниями 1914-1918 годов, но входили в Германию и Австро-Венгрию до Первой мировой войны. Это было бы соединением общенемецкого потенциала - кошмар Британии со времен Тройственного союза, толкнувший Лондон на союзнические отношения с Россией и Францией в Антанте. Такое объединение всех немцев потом в ХХ веке будет уже навсегда заказано германцам, совершившим грехопадение. Недальновидность нацистской Германии можно объяснить лишь дурманом национал-социалистической идеологии. Так что англосаксонский расчет на необузданность амбиций был хотя и рискованным, но точным. Агрессия на Восток давала повод вмешаться и при удачном стечении обстоятельств довершить геополитические проекты.
Сам факт агрессии, умело направленной на Восток, позволял вмешаться и при удачном стечении обстоятельств довершить то, что еще не было реализовано. Можно проследить, как и для чего пункт о самоопределении использовался англосаксами для закладки послевоенного мира. Этот тезис немедленно появился в декларации Ф.Рузвельта и У.Черчилля от 14 августа 1941 года, известной как "Атлантическая хартия". До того, как видны были какие-либо итоги войны, хартия провозгласила "право всех народов избрать себе форму правления, при которой они хотят жить". Ясно, что народы никогда не испрашивали у англосаксов или кого-либо разрешения, следовательно, смысл такого заявления в другом - в провозглашении права англосаксов судить, являются ли существующие суверенные государства "угнетающими права своих народов" или нет, и права англосаксов оказывать давление и нарушать чужой суверенитет.
США и Великобритания объявили также о своем решении содействовать "восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем". При этом никакой ссылки на гитлеровскую агрессию не было сделано, что означало вовсе не возвращение к границам и миру ante bellum - к состоянию до войны, но нечто другое. Это было провозглашением права с момента войны признавать или не признавать довоенные реалии. Фактически это эвфемизм для объявления карты мира "чистой доской" и своего права "начертать судьбу населяющих ее народов". Этот механизм, состоящий из идеологической и реальной программ, сыграет свою роль в начале 90-х годов.
Через два месяца после нападения на Советский Союз и через неделю после объявления Атлантической хартии, приглашавшей СССР к союзничеству, загадочный американский Совет по внешним сношениям на своем закрытом заседании 22 августа 1941 года обсуждал "Вопросы американской политики, касающейся нацистско-большевистской войны" и различные варианты своего поведения при разных исходах такой войны - от "интервенции на Дальний Восток" и способов "контроля над Транссибирской магистралью" до "санкционирования массового переселения народов для создания буферной зоны между Германией и Россией". Итоговый меморандум возвестил о судьбоносном моменте, когда ""военный результат этой войны решит судьбу не только большевистского режима; он может обусловить огромный процесс перегруппировки сил от Богемии до Гималаев и Персидского залива. Страницы истории открываются вновь, краски снова льются на карту. Ключ к этому лежит в реорганизации Восточной Европы, в создании буферной зоны между тевтонами и славянами. В интересах Америки направить свои усилия на конструктивное решение этой проблемы".
Можно только представить, какой удар по этим планам нанесло победное шествие Красной армии по Восточной Европе и вынужденный Ялтинско-Потсдамский мир, против которого, судя по рассекреченным архивам внешней политики борьба велась параллельно с громом фанфар союзнических отношений, равно в годы "холодной войны" и "перестройки".
Сегодняшний геополитический проект вобрал в себя англосаксонские планы с конца прошлого века. Новые конфигурации вызывают в памяти карты, начертанные на рубеже XIX-XX вв. то ли прусскими, то ли английскими масонами, скрывающимися за кулисами мировой политики. На одной из карт из лондонского еженедельника "Truth" 1890 года вместо монархий - секулярные республики, включая Британию (где недавно изгнали из большой политики лордов - последний символ культурно-исторической преемственности власти). Что касается последних христианских империй - то их сюзерены, венчанные на царство (царь Александр III, кайзер Вильгельм, а также царь Болгарии и король Италии) под конвоем идут в работный дом, причем над ними ярко сияет якобинский красный колпак.
Более всего потрясает геополитический пасьянс, в котором трудно не узнать приблизительных очертаний карты современной Европы 90- годов ХХ-го столетия. Австрийская империя разложена на части: Богемия - сегодняшняя Чехия, Германия сведена к сегодняшним границам и разделена на мелкие земли с республиканским правлением, между ними даже польский коридор, Силезия стала Польшей, французы на Рейне. На месте России - либо "конфедерация славян" или даже "пустыня".- стоит слово "Desert" - "пустыня", под которой авторы, надо полагать, имели в виду исчезновение великой державы. Эксперименты и федерализация, сначала коммунистические, затем либеральные, не менее сокрушительные в совокупном итоге к концу столетия привели к устранению России как одного из главных геополитических субъектов Евразии.
Сегодня одной из частей глобальной перестройки мира стало конструирование некоего нового Версаля и превращение Восточной Европы в Центральную, а западных территорий исторического государства Российского в Восточную Европу. Однако это - лишь звено в системной геополитической цепи, как и планировал Совет по внешним сношениям - от ставшей членом НАТО "Богемии" - до уничтожения Ирака - нарождающейся региональной супердержавы - в "Персидском заливе" до "Гималаев", куда рвутся талибы. Она призвана сжимать Россию по некоему кругу - от Балтики к Югу, затем, отсекая ее от Черного и Каспийского бассейнов, поворачивая на Восток и теряясь в глубинах Центральной Азии, где идет борьба за ориентацию новообразованных государств - Казахстана, Киргизии, Таджикистана. Ее структурные отрезки, к счастью еще не ставшие сплошной линией, уже достаточно очевидны. Это объясняет глубокую взаимосвязь всех инструментов ее конструирования - от пронатовского лобби в Прибалтике, антирусских фронтов в Белоруссии и на Украине, до прямого вторжения военной машины НАТО на Балканы и взращивания воинствующих исламских квазиобразований в Европе - Босния и Косово, связанных в дугу с движением Талибан, простирающим свои амбиции до Памира.
Фрагментированные и оккупированные (прямо или косвенно) атлантическими войсками Балканы являются необходимым выравниванием фронта, которое сможет быть окончательно достигнуто лишь входом атлантических кораблей в югославские воды Средиземного моря - Боку Которску. Так что можно не сомневаться, что перспектива отделения Черногории от Югославии при демократе В.Коштунице не только не сойдет с атлантической повестки дня, а наоборот выдвинется вперед в качестве приоритета по сравнению со временем намеренно и беспардонно демонизированного С.Милошевича, уход которого, якобы, был нужен ради сохранения единства страны. Неслучайным элементом является и Чечня, а также давно подспудно выращиваемый метастаз в Дагестане - отсюда несоразмерная яростная кампания против любых успехов России по подавлению и искоренению чеченского уголовного мятежа.
Один из наиболее ярких авторов, пишущий на тему западной стратегии глобализации и ее геополитических воплощений, и не сводящий процессы крупнейшей перестройки мира к борьбе "тоталитаризма и демократии", В. Цымбурский обратил внимание в ряде статей на формирование некоего глобального "Великого Лимитрофа" вокруг России, объединяющего не только традиционных оппонентов и геополитических соперников России, но и новообразованные государства из бывших частей исторического государства российского.*
Важность этого Лимитрофа заключается в том, что при определенном развитии он может стать для России как изолирующей зоной на всем протяжении ее соприкосновения с другими цивилизационными и геополитическими комплексами, - как с Западом, так с арабским миром, так и с Центральной Азией и дальневосточным центром, так и главным театром международных отношений со всеми провокациями. Поэтому и идет борьба за эту новую геополитическую дугу - Восточная Европа, Кавказ, Центральная Азия, за соединение ее отрезков в обход России, направление мимо России политических проектов вроде ГУУАМ, ресурсных потоков. Поэтому следует в неразрывной связи системно рассматривать разворачивающиеся на всем театре международные процессы - от военно-стратегического продвижения НАТО до проектов геоэкономики и тех вариантов, которыми Китай собирается осуществить объявленную им цель "развития западных районов", прилегающих к Казахстану.
Неудивительно, что во взаимоотношениях России с государствами СНГ, что расположены в стратегическом регионе Черноморских проливов и путей транспортировки нефти, особенно отражается беспрецедентное давление Запада на исторические рубежи России. Это побуждает лишний раз осознать общемировое величие всей двухсотлетней работы России на Юге, которая сейчас под угрозой. Не будучи сформулирована в какую-либо доктрину, она, тем не менее, обладала такой интуитивной системной целостностью, которая успешно преодолевала еще разрозненные и не всегда увязанные в единый проект устремления окружающих ее интересов и цивилизаций. Именно такая целостность тем более России необходима сейчас, когда осознание ее положения объекта, а не субъекта истории начало проявляться в российской внешней политике, мучительно освобождающейся от игрушечных замков инфантильного мышления сахаровско-горбачевской школы.
Сегодня "Россия столкнулась с системным вызовом государственному суверенитету и территориальной целостности, оказалась лицом к лицу с силами, стремящимися к геополитической перекройке мира"* - эти выверенные слова нуждаются в подкреплении системной стратегией, адекватной "системному вызову".
На поверхности такие очевидные истины: невозможно удержать Кавказ, уйдя с Черного моря и оставив Измаил и Тирасполь - дунайско-балканское направление. Однако самый глубокий уровень - это мировоззрение. Осознать свое положение, захотеть его изменить, наконец, противостоять и предложить конструктивную альтернативу всечеловеческого содержания геополитическим, экономическим и культуртрегерским устремлениям тоталитарного атлантического глобализма может только нация, имеющая внутренний импульс к историческому бытию. В таком русском пробуждении заинтересована и Россия, и Мiр. Ибо без русских не будет России, а без России не будет ни Евразии, ни мира между Европой и Азией.
Наталия Нарочницкая, кандидат исторических наук. Россия, СНГ и запад
