Теперь обратим внимание на этот характерный для англичанина эпитет - "низшая раса". В русском начисто отсутствует какое бы то ни было чувство национального превосходства: может быть, именно поэтому представители других наций так легко включаются в состав русского народа. Не испытывавший особой симпатии к России и русским Ф. Энгельс писал: "Между тем каждый русский немец во втором поколении является живым примером того, как Россия умеет русифицировать немцев и евреев. Даже у евреев вырастают там славянские скулы" (5). Какой силы может достигать русское национальное сознание у обрусевшего немца, свидетельствует образ студента-немца Крафта в "Подростке" Ф.М. Достоевского. Крафт застрелился, когда русские приятели убедили его в том, что Россия второстепенная, а не великая страна. Этот дар русского духа и русской природы непринудительно и незаметно обрусевать людей иной крови передается в южнорусской поговорке: "Папа - турок, мама - грек, а я русский человек".
Таким образом, всечеловечность, то есть способность легко уживаться с другими этносами, их идеями и системами ценностей, - черта менталитета, которая неизбежно должна была выработаться у русских в процессе продвижения по огромной территории к естественным географическим границам при низкой плотности населения на освоенных пространствах. Для их обустройства и защиты нельзя было обойтись без сотрудничества и привлечения на свою сторону всех живущих на данной территории народов и народностей.
Более сложно обстоит дело с внедрением в духовную жизнь нации новой идеологии. Частичные проникновения идеологических концепций, теоретического знания или нравственных учений мы в расчет не берем. Это вполне естественные духовные общения народов, "обмен идеями", как теперь говорят, который в большинстве случаев обогащает духовно любой народ и любую нацию. Здесь идет речь о полном изменении государственных идеологических оснований и о полном изменении национальной идеологии, точнее, духовных реалий и идеальных устремлений нации. Первое такое изменение началось в 988 году с массового принятия христианства, которое и утвердилось как православная идеология русского народа. Оставив сейчас в стороне сугубо догматический аспект исповедания веры, следует особо подчеркнуть, что христианство как нравственно-идеологическая система было адаптировано на русской почве и, не теряя своей вселенскости, в форме православия стало собственно русской идеологией. После его утверждения, после принятия его народом как собственной идеологии сам духовный облик русской нации обрел новое качество, и нынешние воздыхания неоязычников о полноте духовной жизни в дохристианский период нашей истории следует однозначно определить как реакционный романтизм, упраздняющий тысячелетие духовного подвига русского народа. Тем более опасны рассуждения тех, кто считает принятие и распространение христианства на Руси провокацией иудаизма.
Да, сегодня наша страна переживает кризис. Но лучшие страницы русской истории связаны с подъемом национального самосознания. В один из самых страшных периодов, грозящих самому существованию русского народа, лишь обращение к национальным ценностям спасло страну. К июню 1941 года немецкая армия была лучше вооружена, прошла отличную школу победоносных войн в Европе, начала свою войну, а русские были вынуждены защищаться, уступая немцам по всем указанным позициям, но выстояли исключительно благодаря силе духа, волевым качествам и особенностям национального характера.
На начало войны русские продолжали быть православной нацией, живущей в условиях атеистического государства. Немцы были по преимуществу протестантской нацией, живущей при режиме, исповедующем оккультно-мистическую идеологию. Государственные идеологии оказали поверхностное влияние на национальную духовность, что подтверждается поразительной активностью русской православной церкви и маргинализацией национал-социализма после поражения Германии. Принятые и понятые нацией идеологии и духовные системы так безболезненно не умирают - национальные идеологии живут долго и нации борются за них как за собственное "я", без которого вообще не может идти речь о нации и перспективах ее исторической жизни.
Благодаря православию и развившимся на его основе принципам национального и государственного жизнеустроения мы вошли в войну как традиционное общество, сохраняющее значимость национального единства, иерархичность (сословную, духовную, нравственную) внутри национального целого, соподчиненность личности и общества и государственный патернализм, рождающий доверие к власти. Это, конечно, общие принципы, но они обретали жизненную важность в условиях войны.
Перемещение и размещение эвакуированных было заслугой государства, но то, что эвакуированные от Поволжья до Сибири были приняты, нашли приют, - заслуга прежде всего традиционного уклада жизни, сохраненного русскими и другими народами России (СССР). Почти все, вспоминающие это страшное лихолетье, повторяют, что все жили как родные.
И понятие "патернализм" наполнялось тогда вполне конкретным содержанием. Обеспеченность работой, пусть и при символической зарплате, но в условиях обеспеченной карточной системы, уверенность в государственной защите, низкий для войны уровень преступности, малая коррумпированность гос- и партаппарата рождали доверие к государству как защитнику и покровителю всех членов общества.
Немцы начали войну объединенными национал-социалистической идеологией, под которой легко просматривалась та расщепленность национальной жизни и социальных связей, которая характерна для буржуазной нации. Протестантизм, прочно утвердившийся в немецком сознании (исключая католический юг), уже три века был господствующей идеологией и формой психологии и специфической духовностью немцев. Он разрушил национальное целое в угоду самоценности личности (что фиксируется в ницшеанском сверхчеловеке), и потому идеологизированное единство немцев было до тех пор прочным, пока идеология подтверждалась победными маршами вермахта по Европе. Как только было встречено реальное сопротивление, начался распад немецкой псевдоцелостности. Вот почему на поверхности в Великой Отечественной войне обнаруживается борьба двух идеологических систем, а содержательно война шла между русским традиционным обществом и немецкой буржуазной нацией.
В битву, следовательно, вступили две нации с разными представлениями о себе и о своем месте в истории. Немцы начали войну вооруженные идеей национальной исключительности и расового превосходства. В философской и поэтической традиции Германии эта идея отслеживается уже с XVIII века.
Что противопоставили русские немецкой доктрине национального превосходства? Конечно, не идею всечеловеческого единения, не всепрощение и братскую любовь в том смысле, в каком эти великие идеи были абстрактно осмыслены XIX веком. Мы тоже вспомнили архетип "они-мы", мы тоже были вынуждены воспользоваться этнической дихотомией "свои-чужие", но только вовлечение этого древнейшего этнического самоопределения в современность произошло на основе православной традиции, не важно, осознанно или бессознательно была она введена в национальную и личную психологию поколения, принявшего на себя удар.
Идея национального превосходства теологически интерпретируется как гордыня - страшный сатанинский грех, которому нет прощения, но обязательно последует наказание. В сакральном смысле на нашу страну напало сатанинское воинство (вспомним об исповедании верхушкой "третьего рейха" инфернальных культов), и борьба с ним на уничтожение была священной без всяких метафор и аллегорий. Святая Русь поднялась на борьбу с бесовством, и наша национальная правда, освященная праведниками, святителями, новомучениками, ответила на вызов темных сил.
Оказывалось, что тогда, в грозах и бурях войны, сосредоточившись на национальных ценностях, приняв во спасение меч Христа, наш народ, наши отцы и деды противопоставили сатанизму чистоту православия, национальному превосходству - национально-государственную независимость, сверхчеловеку - соборность русской национальной жизни. И потому мы победили.
Действительно, в периоды тяжелых испытаний в русских резко повышается сознание этнической общности, но оно же и крайне ослабляется в периоды спокойного, "равнинного", по выражению А.И. Герцена, течения жизни. Подобная - пульсирующая - динамика этнического самосознания русских обусловлена всей исторической жизнью народа в самом трудном для освоения пространстве планеты, "месторазвитием" русского народа на "мосту" между Азией и Европой, в тесном контакте со многими совершенно различными этносами и культурами. Отсюда и характеристика русского как "общечеловека".
А теперь попробуем обобщить сказанное.
Утрата целостности личности и культуры - наиболее полная и глубокая причина кризиса российского общества.
Следует признать, что в настоящий период в России нет русской нации, но есть великий в прошлом, ныне больной, переживающий страшную антропологическую катастрофу народ. И нет для нас задачи более важной, нежели формирование национального самосознания и сохранение народа. Только в этом случае произойдет консолидация русского народа в русскую нацию на основе восстановления исконных традиций, и прежде всего необходимо обращаться к философии, к религиозной философии. Только так русский человек осознает свой общественный статус и свои истинные потребности.
В настоящий период главная опасность для русской культуры находится внутри российского общества. Наши глобалисты, русофобы и антитрадиционалисты если и признают национальное своеобразие русской культуры, то считают его основным препятствием на пути "вхождения России в цивилизацию", на пути модернизации по европейскому образцу.
Вместе с тем в стране формируются национально-патриотические движения и организации. Исследования общественного сознания свидетельствуют о несомненном пробуждении национального самосознания в русском народе, укреплении чувства национальной общности.
Парадоксален и тем не менее обоснован оптимистический прогноз для российского общества и человека. Богатейшая природа, великая полиэтническая культура, научно-технический потенциал, менталитет русского народа, отличающийся особенной жизнестойкостью, способностью к мобилизации, что делает его могущим отвечать на самые драматические вызовы истории, - все это основания для возрождения России и преображения человека.
Универсализм призывает любить человека и человечество как таковых, национализм призывает любить человека определенного племени и само это племя как таковых.
Это сходство двух по видимости противоположных явлений в свое время проницательно отметил русский мыслитель Константин Леонтьев:
"Любить племя за племя - натяжка и ложь... Чисто племенная идея не имеет в себе ничего организующего, творческого; она есть не что иное, как частное перерождение космополитической идеи всеравенства и бесплодного всеблага... Национальное начало вне религии... начало медленно, но верно разрушающее".
1. Бессонов Б.Н. Философия: Курс лекций. М., ООО "Издательство АСТ", 2004. с.314-318
2. Касьянова К. "К вопросу о русском национальном характере", М., 1994. с.129-131.
3. Конович Л.Г., Медведева Г.И. "Философия - учебник для высших и учебных заведений", Ростов - на - Дону; 1995.
4. Несмеенов Е.Е. "Основы философии в вопросах и ответах", М., 1997.
5. Шаповалов В.Ф. "Основы философии", М.,"Гранд" 1998.
Страницы: 1, 2, 3
