Скептики (буквально – "рассматривающие"). Заявили о себе уже Пирроном (конец IV в. До н.э.). Они учили, что для человека все безразлично – и истинное и ложное, что чувства и разум нас одинаково обманывают и что нужно избегать суждений, жить без мнений и склонностей, не верить ни во что, чтобы в душе установилась атараксия.
Эпикуреизм и стоицизм. Был характерен глубокий аскетизм, но опирался на науку, в частности, на физику. У философов этого направления существовала идея что материя состоит из мельчайших частиц – "идей", различающихся по величине, форме и расположению.
Философией, делом до той поры исключительно мужским, стали заниматься и женщины. Образованные ученицы стали часто появляться теперь рядом со своими учителями как в "университетах", так и в так и во время их выступлений на улицах и рынках.
Древняя Академия связала платоновские идей с пифагорейскими элементами. Идеи при этом не редко выражались математическими понятиями; объявлялось, что в основе мира лежит различие между единством и множеством. Из двух разных элементов можно сделать одно целое. Школа пифагорейцев, представлявшее собой довольно замкнутое религиозно-этническое сообщество. Отличалось от других академий строгостью нравов и обычаев; она привлекла немало женщин. Финтий: "И мужчине, и женщине присущи храбрость, разум и справедливость, только в одних добродетелях больше приходится упражняться женщинам, в других – мужчинам". Он призывал женщин быть "скромными" и "благоразумными", одеваться просто, без украшений.
Новое, свободное умонастроение, выразила пифагорейка Феано. Вслед за Платоном она утверждает единую нравственную меру для обоих полов: ведь, согласно Платону, " у плохого человека нечистая душа, у хорошего – чистая. Ни хорошему человеку, ни богу не престало брать что-либо у нечистого".
Последней пифагорейкой была Гипатия (370-415 гг. н. э.). Она была дочерью математика Феона Александрийского и руководила школой. Она учила математике, философии и писала книги, которые, к сожалению, не дошли до нас. Ее убили христиане-фанатики, школа ее была сожжена.
Благодаря доступу к образованию изменилась самооценка женщин эллинистической эпохи. Они вырастали в новом, жадном до нового обществе; иногда они втягивались и в политическую борьбу за власть.
Однако излишняя поспешность в эмансипации, чрезмерное честолюбие и стремление к успеху открыли путь разрушительным силам. Иные из коронованных женщин той эпохи действовали с пользой, другие, наоборот, жертвовали благополучием страны ради своих поистине македонских страстей.
Из замечательных женщин эллинистической эпохи назовем двух наиболее ярких. Среди первых птолемеевских цариц выделяется Арсиноя II (316—270 гг. до н. э.). Она в возрасте 38 лет вышла замуж за своего брата Птолемея II, который был младше ее на восемь лет. Об этой истории много писали. Несомненно одно: именно Арсиноя побудила к браку младшего брата, проявив полное пренебрежение к обязательному в обществе запрету на инцест. Придворный поэт Феокрит в своей хвалебной песне сравнил эту связь с браком Зевса и Геры, которые тоже были братом и сестрой; он назвал это таким же исключением, какие дозволены богам. Арсиноя одно время царствовала над фракийцами, македонянами и египтянами.
Арсиноя II, в третьем браке ставшая женой своего брата Птолемея II, способствовала распространению и подъему греко-египетской культуры (изображение на монете)
Птолемей II Филадельф был не столько крупным полководцем, сколько государственным деятелем. Обеспечив экономический подъем своей стране, он привел ее к благосостоянию, какого она прежде не знала; он покровительствовал наукам, искусствам и культуре, превратив свою столицу Александрию в один из важнейших центров античного мира. Арсиноя II фактически правила вместе с ним, взяв на себя значительную часть государственных дел. Благодаря ей или вместе с ней он осуществил замечательные культурные начинания. Так, в Александрии на государственные средства был основал Мусейон. Это был не музей, а своего рода - исследовательский институт, в котором на самом современном для той поры уровне занимались наряду с поэзией и философией также астрономией, математикой, ботаникой и зоологией. Именно Арсиноя привлекла в Мусейон лучшие умы своего времени и вела там дискуссии с учеными и поэтами. Для обширной библиотеки были сделаны списки со всех произведений греческой классики и переведены на греческий язык иноязычные книги, в том числе Библия.
Птолемей пытался также провести религиозные преобразования, создав из элементов западных и восточных верований нечто вроде универсальной религии. После смерти Арсинои он причислил ее к сонму богов. Он назвал ее «Thea Philadelphos», что означает «братолюбивая богиня». Позднее он ввел также понятие «Theoi Adelphoi» (боги —брат и сестра). Таким образом, умершая царица и ее живой брат-супруг соединялись в одном культе. Немецкий историк Шубарт заметил по этому поводу: «Как для эллина полис, город-государство связан был с его религиозными представлениями, так теперь для новой государственной формы, царства, потребовалось новое религиозное обоснование; это могло быть лишь представление о божественности царя».
Идеи Птолемея II о теократической форме власти сформировались под влиянием его жены и сестры. Главное святилище Арсинои располагалось в столице провинции Фагом, для осушения которой потребовались грандиозные мелиоративные работы. Когда-то болота и тростниковые заросли в этих местах кишели крокодилами, поэтому греки назвали столицу Фаюма Крокоди-лополис, город крокодилов. Птолемей II превратил его в город-сад и переименовал в Арсиною. Нам думается, этот брак между братом и сестрой, не давший потомства, можно назвать благословенным. Некоторые историки называют Арсиною «самой выдающейся женщиной эпохи». Другие же изображают ее, особенно в' первый период жизни, этакой «бой-бабой», одержимой честолюбием, не чуждавшейся никаких интриг, чтобы удовлетворить свою жажду власти. Честолюбие, вне сомнений, было в крови у македонских цариц.
Эллинизм как всемирно-историческое явление достиг вершин в области политической, социально-экономической и культурной во времена Арсииои. Затем начался упадок эллинистических государств в результате соперничества между ними и внутреннего разложения; конец эллинизму положили римские завоевания. В последнем акте этой драмы на сцене появляется еще одна великая наследница Птолемеев — Клеопатра VII (69— '30 гг. до н. э.), пожалуй, самая знаменитая и вызвавшая больше всего споров царица той эпохи. Если судить по изображениям на монетах, она была не слишком красива, но, очевидно, компенсировала этот недостаток очарованием и умом. По словам Плутарха, ее красоту «саму по себе нельзя было назвать несравненной или непременно пленяющей любого, кто видел ее. Однако, общаясь с ней, невозможно было противиться ее очарованию; очаровывали и облик ее, и искусство в речах, и пленительное обхождение».
Родилась она в Александрии, городе, который стал Парижем античности. Здесь она посещала уже упомянутый Мусейон, изучила шесть языков, была всесторонне образованной женщиной. Единственная из всех Птолемеев, она отлично говорила по-египетски и проявляла понимание к местным культам. Это принесло ей любовь народа.
Совсем юной Клеопатра вышла замуж за своего брата Птолемея XIII. Несогласие ее с методами его правления привело к политическому кризису. Целеустремленная и волевая женщина не пожелала склониться перед сплоченной группой высших царских чиновников. Окружение ее слабого брата добилось ее изгнания в 48 г. до н. э. Тем временем в Египте высадился Юлий Цезарь, чтобы выступить «посредником» в конфликте. Его войска заняли царскую крепость в Александрии. Примечательна сцена, когда в осажденную египетским войском крепость ночью проносят Клеопатру, закатанную в ковер. Пятидесятидвухлетний Цезарь был крайне поражен, когда из переданного ему подарка выскользнула экзотическая красавица двадцати одного года.
Римские писатели не поскупились на самые ужасные сплетни в адрес этой женщины: она была объявлена и «безнравственной» и «распутной». Но Клеопатра никогда не дарила свою благосклонность кому попало, в своих отношениях она была весьма разборчива. Сам Цезарь, вообще-то весьма трезвый и уже немолодой повелитель, не устоял перед чувственным очарованием этой царицы с Нила. Клеопатру тоже пленил дух «великого римлянина». Она родила Цезарю сына, Цезариона.
По приглашению Цезаря Клеопатра прибывает в Рим, чтобы, как гордая мать, привезти отцу сына и продолжить прерванную совместную жизнь. Однако убийство Цезаря 15 марта 44 г. до н. э. обрывает эту связь, которая могла изменить мировую историю. Клеопатра чуть было не стала римской «императрицей», а Цезарион, их сын, потомок греко-македонских царей,— наследником Цезаря.
Трон и сама автономия Египта вновь оказались под угрозой, когда в 41 г. до н. э. здесь появился полководец Марк Антонии. Это был второй человек в Риме, он делил власть с будущим императором Августом — тогда его еще звали Октавиан — в соответствии с соглашением в Брупдизии: Октавиан осуществлял управление над западными областями империи, Антоний — над восточными, Для уже 28-летней царицы этот примечательный год знаменовал начало третьего акта ее жизненной драмы. К сорока годам Антоний достиг вершины своей славы. Столь же горячий по натуре, как и Клеопатра, он пленился ею еще сильней, чем Цезарь, Однако при этом Антоний оставался римлянином, ведущим расчетливую политику. Его привлекло не только очарование Клеопатры, но также — и прежде всего — громадные сокровища Египта и возможности военной власти. С ее помощью он хотел осуществить свою юношескую мечту — стать вторым Александром Великим и завоевать весь Восток. Несмотря на заключенный в 40 г, до н. э. брак с Октавией, сестрой Октавиана, он женился на египетской царице, чтобы получить доступ к государственной казне; так их любовные отношения перешли в брак по расчету. Согласно римским представлениям, это было двоеженство, но с точки зрения восточного права — вещь абсолютно законная.
В том же году Антоний начал задуманную войну против парфян, которая закончилась полным разгромом его армии. Историки сравнивают неудачную парфянскую кампанию с наполеоновским походом па Россию. Потерпев полное поражение на Востоке, Антоний в закрытой повозке бежал в Александрию. Клеопатра выехала ему навстречу; она привезла ему деньги, одежду, великодушно предоставила в его распоряжение другие средства, чтобы подготовить новый, еще более крупный поход против парфян. Но было уже слишком поздно. Неудача парфянского похода, а также унижение, которое претерпела его сестра в результате двоеженства Антония, побудили Октавиана к действиям. Он мобилизовал все военные силы Рима на суше и на море: для него шла речь о мести и о борьбе за власть, за господство над империей. Морская победа Октавиана над Антонием близ Акция решила исход борьбы и ознаменовала конец драмы. Двое возлюбленных покончили самоубийством. Характерно, что войну Рим объявил Клеопатре, а не Антонию. Ее Рим считал врагом номер один, ведь это она подговорила Антония отделиться от империи и угрожала мировому господству Рима.
Доказательством верности Клеопатры Цезарю можно считать уже тот факт, что в своем завещании она объявила Цезариона полноправным наследником. Возможно, этот потомок македонян и римлян, соединив в себе высокие способности отца и матери, сумел бы сделать еще больше их. Но Август почти сразу после победы под Акцией приказал казнить восемнадцатилетнего юношу.
Клеопатра — не первая из женщин, которая в своей переменчивой жизни нашла вторую любовь или еще раз вышла замуж. Она не забыла своей первой большой любви и тем не менее двенадцать лет дарила свою благосклонность также Антонию. Антонию она осталась верна даже тогда, когда его звезда начала заходить. Октавиан через посредников, обещая Клеопатре полное прощение, пытался подговорить ее, чтобы она убила Антония. Клеопатра отказалась. В преддверии неминуемой гибели царица устроила великолепный праздник в честь дня рождения своего возлюбленного, чтобы поддержать в нем уверенность. Эта была вера не скептичной гречанки, а глубоко религиозной египтянки. Она обожествляла Антония, видела в нем Осириса, который умирает и возрождается, в себе же видела Исиду, которая ищет умершего возлюбленного и находит.
Чтобы создать в Восточном Средиземноморье тигль для переплавки народов и идей, нужна была объединяющая мысль, объединяющая религия. Властители из ветви сирийских Селевкидов весьма нетерпеливо пытались навязать покоренным ими народам Зевса Олимпийского в качества верховного бога, сами же себя ощущали наместниками Зевса Сотера («Soter» означает «спаситель»). Терпимые властители из ветви египетских Птолемеев, которые проводили политику ассимиляции, опираясь на восточные религиозные представления, ввели культ универсального бога — Сараписа, или Сераписа. Сарапис изображался в облике бородатого Зевса с корзиной зерна на голове — восточным символом плодородия. Для греков Сарапис был равен Зевсу, Гелиосу, Аиду и Асклепию; египтяне видели в нем новое воплощение Осириса.
Почитание Сараписа распространилось за пределы Александрии — отчасти через греческих торговцев, отчасти благодаря многочисленным приверженцам, которых привлекли странствующие апостолы этого бога и действовавшие его именем чудесные целители. В 1850 году французский археолог О. Мариэтт обнаружил в Мемфисе святилище Сараписа, в подземных галереях которого находились погребения священных быков Аписов. Один из 24 гигантских каменных саркофагов весил почти 70 тонн. К святилищу примыкала лечебница, где высокие медицинские знания греческих врачей в сочетании с египетской магией творили подлинные чудеса исцеления. Это особенно способствовало славе Сараписа.
В ту пору бог немыслим был без богини. Рост влияния Исиды в греко-римской религии был тесно связан с ростом влияния Сараписа; но Исида вскоре по своему влиянию превзошла Сараписа. Вокруг Исиды сложился целый культ с религиозными мистериями и иерархией жрецов. В бесчисленных гимнах она воспевалась как богиня небес и мироздания, как избавительница от бед, повелевающая судьбами и распространяющая культуру. Греки сравнивали ее с Герой, Деметрой, Ио, Гекатой, Афродитой, Тихе и изображали ее с лунным диском над головою, с систром и кувшином нильской воды. Богиня, которую в родной стране изображали с застывшими и безжизненными чертами лица, теперь приобретала греческий шарм. В ее уста вкладываются греческие слова, ей приписываются изречения в духе греческих философов. Она становится универсальной богиней.
Исида в греко-римскую эпоху перестала универсальной богиней. Ее культ характеризовался особыми мистериями и иерархическим институтом жрецов, а) Исида-Артемпда с лунным диском на голове, систром и кувшином для освящения (Рим), б) Исида в виде римской богини Фортуны с рогом изобилия и высокой короной (Неапольский музей)
Исиду представляли как богиню-мать, вскармливающую ребенка. Здесь она изображена на троне в виде небесной царицы. Еще до распространения христианства в Римской державе она пользовалась широким почитанием в народе, так что Калигула был вынужден возвести ее культ в ранг государственной религии.
Для людей образованных мистерии Исиды были связаны с глубокими идеями стоической философии. В одном из посвященных ей греческих гимнов богиня заявляет: «Я — мать всей природы, повелительница всех стихий, я — начало и первоисточник столетий, я — верховная царица всех обитателей неба, я — владычица мертвых. Сияющие высоты небес, целительные ветры морские, горестное безмолвие царства мертвых — все это я, всем этим я правлю, как хочу и желаю». И далее: «Все, что в мире есть крепкого, доброго и одушевленного, сама жизнь и все, что есть в ней, и все, что она рождает, исходит из нее (Исиды)».
В сочинении одного из стоиков, приверженца Исиды, богиня говорит: «Я отменила тиранию, сделала справедливость сильней, чем золото и серебро; благодаря мне природа различает добродетель и грех». Одна надпись в святилище Исиды на острове Иос многозначительно свидетельствует: «Я добилась того, что мужчины стали вновь любить своих жен»; между тем в одной молитве говорится: «Ты дала женщинам ту же силу, что и мужчинам». Исида стала покровительницей тогдашнего «женского движения», у нее было много неистовых поклонниц.
Быстрый рост числа приверженцев Исиды осуждал Плутарх в своих брачных предписаниях. Женщины, по его мнению, должны молиться лишь тем богам, которых признают их мужья, то есть греческим и римским; перед всяким же другим культом или суеверием, то есть перед восточными религиями, им следует закрыть дверь. Плутарх, обычно выступающий за равноправие, настоятельно подчеркивает, что лишь эмансипация позволила женщинам сменить богов против воли своих супругов. Сенека (I в. н. э.) называет рьяных поклонниц Исиды «извращенными» женщинами, требующими новой этики и морали.
Калигула возвел почитание Исиды в ранг государственной религии, но, как можно судить по росписи в одной из вилл в Геркулануме, она, видимо, получила распространение только в верхних слоях общества. Картина изображает богослужение Исиде, здесь мы видим ибисов, пальмы, сфинксов и темнокожего жреца — вещи весьма необычные, подчеркнуто чужестранного происхождения; все полно солнца и экзотики. Не о такой ли обстановке мечтали римские женщины, которые на росписи представлены как «хор избранниц Исиды», аристократическая свита царственной богини?
Женщины из низов, которые об эмансипации не помышляли и на нее не надеялись, не находили утешения в этой показной утонченной религии для избранных; они обращались к другим религиям, тоже пришедшим с Востока,— к иудаизму и христианству. Эти последние обещали избавить страждущих от угнетения, отчаяния и уныния, внушали им надежду на приход мессии. В Римской империи христиан еще несколько веков считали просто одной из многих еврейских сект и подвергали преследованиям наравне с прочими. Известно, что в числе первых, кого захватило религиозное движение, пришедшее из Иудеи, были женщины, особенно из самых бедных слоев. Женщин-прозелитов — так называли новообращенных — было больше, чем мужчин. К ним обращал свои проповеди в синагогах Павел, эти женщины стали первыми приверженцами христианства. Он с любовью называет их своими соратницами и матерями общины.
Что же теперь?
С одной стороны, получив абсолютно равные с мужчинами права и возможности (за что, собственно, и боролись первые эмансипе), феминистки не остановились на достигнутом. Сегодня они выдвигают требования, повергающие в шок даже видавших виды борцов (т.е. «борчих» – пардон за новояз – еще один результат патриархальности культуры: многие слова, в том числе слово человек, мужского рода) за женские права, а в бесправном положении часто оказываются уже мужчины, каждый неосторожный взгляд которых может быть истолкован как посягательство на женскую честь. Да и вообще, по мнению таких феминисток, современные мужчины должны постоянно испытывать комплекс вины за разгильдяйства своих предков. Может, это где-то и справедливо, но равенства опять не получается. С другой стороны, в борьбе за равенство, женщина зачастую не только приобретает новые права, но и теряет прежнее обаяние – то, о чем писал Бердяев – и превращается в нелепое подобие мужчины.
Для современного общества, слава Богу, тяжелое и унизительно прошлое женщины – не более, чем древняя и не самая приятная страница истории человечества. Вместе с женским бесправием из нашей жизни ушло и отношение к женщине как к существу второго сорта и источнику бед. При этом, одновременно с появлением женских прав, из жизни стало понемногу исчезать обаяние женственности. Виноваты же в этом, естественно, мужчины.
1. Вардиман Е. Женщина в древнем мире. -М.: Наука. 1990.-335с.:ил.
2. Левек П. Эллинистический мир. –М.:Наука. 1989.-252 с.:ил.
3. Средства Интернет: http://www.triumvirat.ru/legoida/womanman.htm
Страницы: 1, 2
