Едва ли это сцены из реальной истории. Такой образ мышления был чужд древним мастерам, тем более Эгейским. Здесь скорее представлен миф о совершении
“священного брака “ двух городов, малого и большого.
Еще один великий праздник, или, скорее, мистерия, совершался в Святилище Крокусов, как называли самый южный, стоящий близ моря особняк. Он отличался от прочих не только тем, что завершал улицу и поэтому именно в нем выполнялись самые важные обряды. Священная процессия, воспроизводившая ход солнечного светила, заканчивала в нем свой путь. В Святилище Крокусов было много расписанных комнат (и даже рельефов), расположенных в два этажа, в помещениях, смежных с улицей, причем росписи были связаны не только ритуально, но и тематически. Почти все росписи посвящались теме срывания крокусов.
Цветы играли огромную роль в жизни древних людей. На Фере они также наделялись особой святостью, в них видели воплощение божеств. В Святилище Дам, где был изображен обряд дарения божеству нового платья, смежная комната была расписана цветами папируса - огромными, с белоснежными венчиками и удлиненными листами, - которые символизировали неприкосновенность цветов-богов. Древнегреческий миф гласил, что, как только Персефона сорвала цветок нарцисса, земля разверзлась, явился бог подземного мира Аид и похитил ее. Вероятно, с подобным мифом был связан и ферейский ритуал.
В Святилище Крокусов показаны девушки, срывающие цветы и подносящие их в корзинках богине. Богиня торжественно восседает на тройной платформе в верхней зоне, а в нижней представлена “смерть “: здесь изображены усыпанный цветами и залитый кровью алтарь и девушка, ранившая ногу до крови во время собирания крокусов. Подразумевается, что девушка мертва, принесена в жертву; она скорбно склонилась над раненой ногой. Под этой сценой находится особое углубление в полу -“преисподняя”
куда, очевидно, должны были спускаться проходившие посвящение девушки.
Подобные действа - срывание цветка, похищение дочери Деметры, Персефоны, ее брак с Аидом и воцарение в преисподней - разыгрывались на знаменитых Элевсинских мистериях классической Греции, и там уже не только девушки, но и весь народ совершал прижизненное посвящение в тайны потустороннего бытия и воскрешения.
Своеобразен стиль исполнения этих замечательных фресок. Он близок минойскому, поскольку передает волнующее человека событие тайного, скрытого смысла. И передает живо, многопланово, красочно. Девушки бродят по скалам среди разбросанных крокусов, как минойские собирательницы лилий на фресках в вилле из Агиа Триады. Однако, подобно росписи из Святилища Дам, здесь все более логично, стройно, упорядоченно; богатейшая природная среда сводиться к нейтральному, чуть окрашенному цветом белому пространству. Основную роль и здесь играют линия, контур, силуэт - более трепетные и живые, чем в Святилище Дам. Профили девушек, их прически становятся однообразными.
Та же “переходность “ заметна и в цветовом решении. Теперь цветовое пятно - голубое, синее, черное или коричневое - намного важнее контуров. Художник стремится передать красоту светлого, покрытого тонким узором одеяния и прозрачность ткани, просвечивающей золотистыми кружочками (ее девушка держит над головой)
Таким образом, трудно признать, что искусство Феры относится к XVII в. до н. э., на основании предполагаемой даты гибели острова (1729 г. до н. э.). Искусство Феры, видимо, современно критскому - эпохе новых дворцов (16 -15 вв. до н. э.) - и сопоставимо с ним как один из ведущих вариантов живописи. Проявляя целый ряд черт, родственных минойскому искусству, оно вместе с тем имеет иную структуру и отражает систему мышления, более близкую микенской. Это искусство подчинено мифам и ритуалам, не отражает жизненных событий. Однако оно уже настолько богато, сложно, много сюжетно, что выходит на уровень эпоса. Вероятно, Фера играла в Крито-Микенском мире значительную роль, но достоверно установить это ученым еще не удалось.
МИКЕНСКОЕ ИСКУССТВО
Замкнутый, воинственный характер микенцев сказался на выборе мест для основания их городов - уединенных крепостей в городах. В отличие от критских суров и образ самих городов, которые обнесены мощными стенами, превратившими их в настоящие твердыни. Таковы Микены и Тиринф на полуострове Пелопоннес (Южная Греция), сложенные из огромных глыб природного камня великанами-циклопами, как думали позже греки. В Тиринфе одна из стен крепостной стены с галереей внутри - так называемая “каземата” - имеет толщину семнадцать метров. За пределами цитадели, у подошвы холмов, располагался “нижний город” с домами и постройками обычных людей. На акрополе селились лишь правители города, жрецы и , возможно, верховная знать.
Микенские дворцы, многое заимствовав у критских - торжественные портики с колоннами, убранство центральных помещений типа кносского Тронного зала, пристенные скамьи, - были уже совершенно иными. Они отнюдь не напоминали лабиринты: их формы были строгие и простые, а главное - дворцовое здание всегда представляло собой мегарон. Это было вытянутое в длину сооружение, ориентированное по сторонам света, не имевшее внутреннего двора. Оно делилось на три основных помещения, нанизанных на единую ось. Сначала посетитель входил в преддверие - вестибюль с обрамленным колоннами портиком. Далее он попадал в центральный зал с очагом по середине. Вытяжным отверстием для дыма в потолке и троном у правой боковой стены (как в критских дворцах). Здесь происходили все важнейшие события в жизни обитателей акрополя - праздники, военные советы, заседания вождей. Далее находилось еще одно помещение, возможно служившее хранилищем дворцовой казны или священных вещей для отправления культа.
Несмотря на внешнюю простоту, здания были роскошно отделаны. Реконструкция дворца в Тиринфе, легендарной родине Геракла, показывает, как выглядит такой интерьер. Полы были расписаны шахматным орнаментом с включенными в клетки фигурами подводных богов - тунцов, осьминогов. Во дворце Пилоса, где, согласно Гомеру, некогда царил мудрый старец Нестор, к трону вел напольный жертвенный канал, видимо предназначенный для отправление в “море” особых жидкостей. Стены были сплошь покрыты фресками, на которых встречались сцены с грифонами, сфинксами и львами, подобными представленным в Тронном Зале Кносса. В живописи чувствуется островная эгейская школа, но в целом росписи совершенно иные.
Так, во дворце Пилоса на стенах комнаты, смежной с центральным залом, была изображена священная процессия, ведущая на заклание быка. Огромное животное подавляет маленькие фигуры людей. Приемы такого рода, используемые на раннем этапе развития живописи, на Крите уже не встречались. Здесь же чувствуется грубоватая и менее искусная, даже от части “варварская” рука.
В другой знаменитой фреске из дворца Тиринфе - “Орфей” - заметно несоответствие маленькой фигуры музыканта и огромной тяжеловесной птицы. Могучий летящий голубь кажется фантастическим гигантом, музыкант же мал и беспомощен. Реальные соразмерности вещей нарушены из-за их смыслового неравенства. Голубь, очевидно, воплощающий небесное божество, для художника значительно важнее смертного человека. Диспропорции такого рода тем более заметны, что в росписи отсутствует природная среда - тот пейзаж, полный звуков и запахов трав, который был так любим в искусстве критян. Нейтральный одноцветный фон, на котором разворачивается сюжет, остается немым и непроницаемым. Персонажи росписи - охотники или войны, герои новых, микенских тем, отсутствовавших у минойцев, показаны неловкими, застывшими.
Ведущая тема критских росписей - изображение священной процессии - продолжает существовать и в микенское время. Однако прежде богиню-жрицу чествовали юноши, а теперь только девушки несут дары своей владычице. Мужское начало резко усилилось в искусстве микенского времени. В соответствии с традицией, донесенной “Илиадой” Гомера, в этом обществе господствовал мужчина, отец, глава рода. У минойцев же был, судя по всему, матриархат - власть женщин в роду.
Образ женщины, внешне следующий минойской традиции, тоже понимается иначе. Одна из фигур в тиринфском дворце, так называемая “Тиринфнянка”, - отдаленное эхо кносской “Парижанки”. Сохранились постановка фигуры в профиль, одежда и даже прическа. Однако трепет жизни совершенно исчез из росписей. Плотные, словно эмалевые краски заполняют участки рисунка, подчеркнутые контурами. Вместо живых и чувственных образов, еще недавно царивших в минойской живописи, на фресках появились застывшие, подчеркнуто декоративные, стилизованные формы.
Еще сильнее различия в минойской и микенской живописи выражены в фигуре “Микенянки” - фрагмент фрески, найденной в одном из домов “нижнего города” Микен. Это изображение гораздо больше отличается от критского, чем “Тиринфянка”. Компактная головка, крутые, сильно развернутые плечи и совершенно иной профиль, с коротким носиком и тяжелым подбородком, создали образ микенской аристократки, яркий и резковатый. Голубовато-синие, насыщенные красно-порфировые, нежные серебристые и палевые тона сменились горячими желтыми, ярко-красными, глухими черными.
Это иной почерк, иной взгляд на мир, иная художественная система, постепенно развитая микенцами в изобразительном искусстве. Но при всей статичности, порой даже неуклюжести и робости микенские образы гораздо жизнеспособнее минойских. Критские герои отличаются исключительной хрупкостью, они как бы не выдерживают натиска природных стихий, подчиняются их воле. Талии критян готовы надломиться, пушистые кудри - скрыть целиком лицо, ноги парят над землей в неслышном грациозном шаге. Напротив, микенские герои массивны, тяжеловесны, прочно стоят на земле. Их уверенность в себе и внутренняя силы таковы, что они способны сопротивляться любым внешним воздействиям. Каждый из них имеет в мире свое место, законность которого продиктована богами. Каждый из них “тектоничен”, т. е. находится в строго определенных весовых отношениях с окружающим миром. Как застывают мелькающие цветные стеклышки в калейдоскопе, так во второй половине 2 тысячелетия до н. э. Все вещи, рассыпанные божественной рукой, уверенно занимают свои места - в соответствии с четкой логикой и жестким порядком. Если критское искусство выражает стихийность неопределенных ощущений, то микенское - силу разума и организованность интеллекта.
Иной подход, иное видение мира во всех микенских вещах, нередко исполненных критскими мастерами, - от шкатулок из слоновой кости, головок воинов в шлемах из клыка вепря и до росписей ваз, которые совершенно утратили критскую праздничность и превратились в стереотипные, беглые, часто схематичные сценки. Однако они пользовались огромной популярностью на Балканах, островах, в Малой Азии и Кипре.
К числу самых великих проявлений микенского духа принадлежат памятники погребального искусства. Вход в город был оформлен в 14 в. до н. э. так называемыми Львиными воротами, украшенными сценой поклонения львов божеству, воплощенному в критской колонне. Рядом с микенским дворцом находился царский некрополь. Он был устроен гораздо ниже уровня дороги и имел вид обнесенного каменным кольцом круга. Это так называемый “могильный круг А”, открытый в 1876 году. Позднее, в 1952 г., был обнаружен “могильный круг В”, уже за пределами цитадели. В этих некрополях, датируемых 16 в. до н. э., хранились все богатейшие сокровища микенских царей.
В каждом “круге” устроено по несколько глубоких шахтовых гробниц прямоугольной формы, очень грубых и даже без обкладки стен камнем. На их дне были погребены члены царского рода, что должно было увековечить их в памяти потомков. На лицах мужчин - золотые маски, сильно стилизованные, но ясно передающие черты микенских василевсов. Ярко выраженные индоевропейские черты иногда по-настоящему благородны (“маска Агамемнона”). В отличие от критян правители Микен носили усы и бороду, чему станут подражать и их греческие преемники.
Золотые маски, не будучи новостью в Древнем мире - они встречались уже в 5 тысячелетии до нашей эры на территории Болгарии, - тем не менее, загадочны. Их предназначение - сохранять нетленными черты смертных царей. У женщин маски заменялись диадемами с очень широкой лентой и громадными высокими лучами. Стилизованный орнамент диадем говорит об их связи с богами-светилами, воплощением которых считались микенские царицы. Вероятно, женщины носили диадемы на высоких шапках - тиарах, истлевших со временем подобно пышным нарядам, от которых остались только золотые бляшки со штампованным изображением крито-микенских богов - бабочек, осьминогов, пчел, звезд и т. п.
Здесь же были найдены богатые бронзовые кинжалы с рукоятками из горного хрусталя и инкрустированными рисунками - сценами охоты, бегущими львами, звездным небом. В шахтовых гробницах обнаружен и целый ряд прекрасных золотых перстней-печатей (тоже минойской работы). К числу самых богатых даров относились сосуды из серебра, золота и электра (сплав золота с серебром): в “Одиссее” царь Менелай дарит на прощание своему гостю, сыну Одиссея Телемаху, богатый кратер - сосуд для смешивания воды и вина. По смерти владельца такие сосуды клали в могилу, они были, как тогда верили, залогом возрождения умершего. Некоторые сосуды имеют форму того или иного животного или оформлены в виде рога быка. Они использовались для ритуальных возлияний. В их исполнении различают критский почерк (живой, натуралистический, образный) и микенский (схематический, стилизованный, использующий крупные формы и цельные фрагменты).
Если в 16 веке до нашей эры такие сокровища отправляли в захоронения - грубые земляные шахты, то в 15 веке до нашей эры в тех же Микенах были построены величественные толосы - круглые в плане купольные гробницы. Купол был украшен серебряными золочеными розетками, имитирующими небесный свод. К гробнице вели длинный узкий коридор - дромос и высокий, красиво оформленный портал, полуколонны которого были богато расписаны длинными зигзагами. Выше колонн шел аттик - стенка над венчающим сооружение карнизом, на которой изображена сцена поимки дикого быка. Перед этим порталом были найдены фрагменты разбитых чаш, видимо оставшихся от тризны - поминального пиршества. Внутри, справа от входа, перекрытого огромным, “циклопическим” камнем, была устроена отдельная погребальная камера. Она некогда тоже могла быть богато украшена, как показали раскопки гробницы в Орхомене (Беотия, область в Центральной Греции), выполненные Генрихом Шлиманом. Там был найден фрагмент потолка со схематичным - в бегущих спиралях и стрелах - изображением звездного неба. Найденные гробницы оказались совершенно пустыми.
Купольные гробницы небольшого размера, предназначенные для захоронения членов целых родов, известны на Крите. Но такой тип богатого погребального сооружения с длинным дромосом (около 36 метров) в Эгеиде и на Балканах прежде не встречался. Он появится в Северном Причерноморье в 5 веке до нашей эры. Царский курган под Керчью является прямым наследником микенского толоса.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Дворцовая жизнь, длившаяся в Минойско-Микенском регионе несколько столетий, начала постепенно затухать к 13 -12 веку до нашей эры. Намечавшийся кризис выражался во многом: в истощение дворцовых богатств, редком появление дорогих изделий, отсутствии перестроек и переделок разрушенных или приходящих в запустение зданий, определенной замедленности пульса бытия. Он чувствовался и в “усталости искусства”, которое было сведено к нескольким бесконечно повторяющимся основным типам.
Около 1250 или 1190 г. до н. э. произошла какая-то катастрофа. Ослабевший, деградировавший Крито- Микенский мир, по видимому, исчерпал к тому времени свои силы и прекратил существование. Возможно, вторгшиеся северные племена ускорили ее падение. На долгие столетия героический мир умолк, но он жил в памяти потомков, в устной и фольклорной традиции, в песнях греческих певцов - аэдов. В 8 веке до нашей эры он сохранен Гомером на века в поэмах “Илиада” и “Одиссея”.
Страницы: 1, 2, 3
