Итогом развития античной философии является представление познавательной деятельности человека в ее конститутивно-значимых формах. Способность логически обрабатывать материал познания, придавая ему определенность, организованность и строгость, а также возможность дискурсивного движения в этом материале осознается как рассудок. В пределах рассудка логические формы наделяются самостоятельным, самодовлеющим значением. Язык фиксирует логическую форму посредством констант и образуемых с их помощью отдельных фраз и их сочетаний - схем рассуждения (т.е. форм вывода, выражающих связь посылок и заключения). Схемы рассуждения могут воплощать и воплощают в себе самое разное содержание. Парадоксы и трудности всякого последовательного и логически строго построенного рассуждения заключается именно в его дискурсивности. Важно понять, что устанавливаемые в логике логические законы и правила логического перехода относятся к самой логической форме, но не языковому высказыванию как конкретному средству выражения мысли.
Дискурсивное познание вполне достоверно, однако чем больше шагов у доказательства, тем менее ясным оказывается вывод. И в античности, и в Новое Время предполагали, что “связующим звеном” каждого последующего шага дискурса является интуиция. Интуиция в том смысле, что последовательное движение мысли в дискурсе стремится обладать интуитивной очевидностью. И ограниченность рассудочного, дискурсивного познания состоит в том, что не всегда можно найти промежуточные идеи, которые можно было бы связать одну с другой с помощью интуиции во всех звеньях дедукции.
В дальнейшем логическое наследие философии и теории познания античности разрабатывались в европейской средневековой философии в обеих главных ветвях религиозной философии - схоластике и мистике. Однако только Новое Время дало толчок к развитию принципиально новых ценностей культуры и новой расстановке приоритетов в сфере познавательной деятельности человека.
ИНТУИЦИЯ И ЛОГИКА В КОНТЕКСТЕ РАЗВИТИЯ НАУКИ НОВОГО ВРЕМЕНИ
Новоевропейская культура в течение эпохи Возрождения формирует новые установки практической деятельности и ориентирует культуру на цели и ценности, определяемые достижением земного блага, богатства и достоверного знания о природе. Это знание не только должно быть достоверным и ориентировать человека в природе, разнообразии ее объектов, их полезных свойствах и качествах. Кроме того, оно должно обладать новизной и по возможности подвергать исчислению полезные свойства и качества изучаемых объектов с тем, чтобы приспособить их к использованию в практической деятельности самого человека. Так возникает не просто достоверное, но специализированное знание, накопление которого формирует науку и собственно научное знание. Ф.Бэкон составляет классификацию существующих и возможных наук. В основании этой классификации лежат представления о способностях человеческого разума. Память лежит в основе истории, воображению соответствует поэзия, источником философии является рассудок, а сама философия определяется в учениях о Боге, природе и человеке. Познание Бога определено познанием природы, а средство познания человеком самого себя дано ему в рефлексии.
В ХVII - XVIII столетиях наука постепенно отстаивает право самостоятельного суждения о природе и устройстве мира, а также о формах его изучения и исследования. Более того, Новое Время оказывается временем возникновения науки как социально-организованной силы, как особого способа производства знаний. Последнее поставило новые цели перед логикой и изменило характер философствования.
Логика развивается теперь в связи с требованием и необходимостью содействовать “росту наук”. Фр.Бэкон ставит перед собой задачу разработать новую логику (ср. название его основного труда “Новый Органон”). Такая логика, по мнению Бэкона, претендует быть “учением о методе”, т.е. некоторой “методологией”, способной указать ученым кратчайшие пути к “новым истинам”. Орудие и познания, и действия человека - это новый метод истолкования природы, метод открытий и изобретений, опирающийся на планомерно поставленный эксперимент. В деятельности ученого, по Бэкону, можно, предположить два источника успеха и продуктивности, а именно: чувственные наблюдения, опыт и рассудок, здравый смысл. Истинный ученый, считал Бэкон, “берет пример” с пчелы, извлекающей сок из цветов сада и поля и собственным умением преобразующей его в мед. Он руководствуется логикой “истинного наведения”, индуктивным методом, который требует исчисления качественных особенностей и свойств изучаемых объектов. Истинная индукция суть не простое перечисление случайных признаков изучаемых предметов, но систематизация качественных признаков, а затем отбор и селекция тех из них, которые могут прирастить знание или навести на открытие еще неизвестного.
Бэкон предложил составлять таблицы присутствия, отсутствия и степеней изучаемых свойств отдельных предметов данного класса. Цель и задача этих таблиц состоит в том, чтобы осуществить “представление примеров разуму” и выделить схему сопоставления двух явлений с тем, чтобы найти и установить необходимую связь между ними. Сам Бэкон рассматривал свои таблицы как приемы открытия.
Заполнение таблиц требует знания фактов, и их собирание Бэкон считал важнейшей задачей науки. Более того, до конца жизни он работал над составлением “Естественной и Экспериментальной истории”, к которой стремился обнаружить логические пути открытия нового знания, общезначимого для развития науки и дальнейшего изучения природы.
Логический метод Бэкона фактически стал началом индуктивной логики. Как форма движения мысли индукция тесно связана с историей опытного познания и научного исследования.[6] В дальнейшем в задачи и цели индуктивной логики стало входить установление логических критериев подтверждаемости или обоснованности какого-либо общего положения науки или знания единичными фактами. В такой форме знание или положение науки выступает не как утверждение, требующее верификации по критерию истинное/ложное, но как гипотеза. Сами гипотезы могут получать свои обоснования различным образом. Один из методов предполагает оценку ее с точки зрения эффективности в объяснении уже имеющихся фактов и в предвидении новых и соответственно, ее принятии или отклонении от дальнейшего рассмотрения. В дальнейшем Лейбниц поставит вопрос о об условиях наибольшей обоснованности гипотезы и сформулирует эти условия. Фактически Лейбниц вносит в индуктивную логику новые принципы вероятностной логики. К их числу Лейбниц отнес следующие: необходимость непрерывной шкалы вероятностей, достаточно четкое определение вероятности или правдоподобности как меры нашего знания, а также попытки выяснить закономерности, возникающие при различных операциях над вероятностями. В основу вероятностной логики Лейбниц положил принцип “равно принимать в расчет равноценные предположения” и долгое время этот принцип, названный принципом индифферентности, был основным для построения вероятностной логики.
В философском контексте необходимость существования вероятностной логики оправдывалось тем убеждением, что всякое положение, добытое при помощи опыта, не может быть безусловно необходимым, но может быть только вероятным.
Переосмысление в Новое время задач и целей самой логики, развитие самостоятельных логик, тесно увязанных с математикой и существующей в ней системой исчислений, заставило философов обратить внимание и исследовать своеобразие математического знания.
Это своеобразие, по мнению философов ХVII века - Декарта, Лейбница, Спинозы и Локка - состояло в следующем. С одной стороны, суждения математических наук обладают безусловной логической всеобщностью и необходимостью, - т.е. любая доказанная в математике теорема справедлива не только для данного единичного объекта, но для любого объекта из класса объектов, который имеет в виду доказательство. Но с другой стороны, логическая необходимость доказываемых в них теорем не имеет и не может иметь источник в опыте и эмпирической индукции, а следовательно остается неясным, где математика черпает свои основные логические признаки - всеобщность и необходимость. Эта трудность снималась учением об интеллектуальной интуиции, в которой утверждался и объяснялся непосредственный характер некоторых истин. Сама интуиция понималась здесь как интуиция рациональная, т.е. такая, в которой нет никакой грубой чувственности равно как и мистического сверхъестественно постижения реальности. “Под интуицией я разумею не веру в шаткое свидетельство чувств и не обманчивое суждение беспорядочного воображения, но понятие ясного и внимательного ума, настолько простое и отчетливое, что оно не оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим, или, что одно и то же, прочное понятие ясного и внимательного ума, порождаемого лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция”[7].
Как видим, понимание интуиции в Новое Время оказывалось принципиально иным, чем в предшествующей философии античности и средневековья. Отличие, в конечном итоге, сводилось к тому, что процедуры идеализации, т.е. процедуры мыслимого конструирования объектов, не существующих и не осуществимых в действительности ( простейший вид таких объектов - математическая точка или геометрическая фигура), уже не содержали в качестве своего основания ничего чувственного, но “демонстрировали” способность человеческого интеллекта к ясному и отчетливому усмотрению некоторых, - в частности математических, - истин. Интуиция в представлении рационалистов XVII века есть высшее проявление единства знания, и притом знания интеллектуального, ибо в акте интуиции разум одновременно и мыслит и созерцает. Тем самым интуиция оказывалась принадлежащей к роду познания логического.
Представляется, что это обстоятельство существенным образом повлияло на развитие характера науки и ценностной определенности практической деятельности человека. Кроме того, изменение представления о соотношении логики и интуиции в процессе познания, формулировка теории интеллектуальной интуиции, в которой интуиция рассматривалась как важнейшая логическая форма человеческого интеллекта, изменило представления о разуме, почти разрушило интуицию реальности божественного присутствия в мире. Очевидным стало именно несоответствие универсальности разума как “орудия” конечному характеру человеческого “тела-машины”. Эта очевидность создала прецеденты для изменения этических и эстетических установок в освоении человеком природы, а в конечном итоге сняла преграды для технологического вмешательства в природу. Человек же стал пониматься в качестве силы, противостоящей природе и преобразующей ее объекты в необходимые для себя предметные формы. Науке стал воздаваться приоритет среди всех других видов познавательной деятельности постольку, поскольку именно науке присущ принцип объективного и беспристрастного исследования.
Фактически в Новое Время складывалась и развивалась традиция, когда логик сознательно стремился “дистиллировать” путь человеческого познания, отбросив все, что не приводило к успеху. Тем самым логика стремилась создать нормы и стандарты самого постижения истины. Таким образом, в Новое Время изменились задачи логики - ее ядро отныне составляет разработка норм истинности и методов достижения нового знания.
Позитивизм, а затем и логический неопозитивизм ХХ столетия осознал проблемы и задачи логики в контексте решения проблем обоснования научного знания. Именно в этом плане, собственно говоря, логика выглядит “полезной”. Неопозитивисты сумели достаточно подробно проанализировать вопрос о структуре научного знания, проблему объяснения и предсказания в науке, вопрос о гипотетичности научного знания, т.д. Иными словами, сложившиеся в науке приемы и способы исследования получали описания в логике как некоторые регулятивные процедуры, и обратно, с точки зрения этих нормативных процедур подвергались анализу и оценке конкретные научные теории.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В данном реферате мы коснулись некоторых исторических аспектов достаточно сложной проблемы соотношения интуиции и логики в науке. Выбранный нами угол зрения на развитие этих средств познавательной деятельности в естествознании позволил описать эволюцию представлений об интуиции и логике и рассмотреть их значимость в становлении культуры мыслительной деятельности. Важно подчеркнуть, что основными выводами проделанного нами исследования могут служить следующие моменты:
n во-первых, осознание наукой средств своей познавательной активности было бы невозможно без философского подхода к рассмотрению основных проблем естествознания. А это значит, что философия и естествознание имели и имеют класс общих проблем именно в области методологии научного познания;
n во-вторых, европейская культура мыслительной деятельности
исторически складывалась под знаком постепенного преобладания логической необходимости. Ценность полученного наукой знания во многом была определена его объективностью и предметностью, его значимостью в смысле способности раскрывать закономерности во взаимосвязях природных объектов и тем самым предоставлять возможность предвидеть их изменения или изменять их в соответствии с конкретными целями и условиями практической деятельности человека;
n в-третьих, интуиция, как один из важнейших источников и средств научного творчества в контексте методологического анализа проблем естествознания практически не рассматривалась. Тем самым интуиция оказалась “стихийным”, т.е. никак не поддающимся рефлексии, средством организации и направления научного изучения, как правило, наиболее сложных проблем естествознания.
n в-четвертых, сложившуюся ситуацию в рефлексивном осознании соотношения интуиции и логики в науке нельзя признать удовлетворительной. В любом случае, она требует своего дальнейшего рассмотрения, изучения и обсуждения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Асмус В.Ф. Проблема интуиции в философии и математике. М. Соцэгиз, 1963.
2. Кузнецова Н.И. Наука в ее истории. М., Наука, 1982.
3. Разум и культура. Труды международного франко-советского коллоквиума. М., Изд-во МГУ, 1983.
4. Степин В.С. Научное познание и ценности техногенной цивилизации. В журн. “Вопросы философии”., 1989, № 10, с. 3-18.
5. Философская энциклопедия. Тт. 1 - 5. М., “Советская энциклопедия”. М., 1960-1970.
6. Эрн В.Ф.. От Канта к Круппу. В журн. “Вопросы философии”. 1989, № 9. С. 96-108.
[1] Так, например, история свидетельствует, что известный последователь Канта, возвышенный В.Виндельбанд говорил на выборах: “Категорический императив Канта заставляет меня голосовать за национал-либералов!”.
[2] Борн М., Эксперимент и теория в физике. В журн.: “Успехи физических наук”, 1958, т. LXVI, вып.3, с. 374.
[3] Удивляться термину “вера”, который использует Платон для этого вида чувственного познания нельзя. Философ исходит здесь из той очевидности, что нельзя заставить человека признать что-либо существующим никакими силами, если он в это не поверил.
[4] Аристотель. “Вторая Аналитика”, I, 3, 72, в 18 - 20, русс. перевод, Л., 1952.
[5] В античной культуре миф был задан философии как нечто, ей предшествующее и содержащее символически и художественно выраженный универсум идей и образов. Благодаря систематически практикуемой рефлексии философия и “дистанцировалась” от мифа, и развила свое самостоятельное бытие.
[6] Любопытно, что изучение индукции было свойственно логическим системам Древнего Востока: и в индийской логике и в китайской философской школе Лао-Цзы довольно широко пользовались индукцией как методом наблюдения и средством осознания изменчивости мира. Индуктивную логику вполне можно рассматривать не как логику достижения истинного знания, но как логику постижения изменений в природе и человеческом мире.
[7] Р.Декарт. Избранные произведения. М., 1950, с.86.
Страницы: 1, 2
