Инконгруентность может ощущаться как напряжение, тревожность, в более серьезном случае – как внутреннее замешательство. Пациент психбольницы, утверждающий, что он не знает, где он находится, что такое больница, какое сейчас время дня, и даже кто он такой, демонстрирует высокую степень неконгруентности. Рассуждение между внешней реальностью и тем, что переживает субъективно, стало столь значительным, что человек уже не может функционировать.
Большинство симптомов, описываемых в психиатрической литературе, могут быть рассматриваемы как формы инконгруетности. Для Роджерса частная форма расстройства не менее важна, чем признание того, что инконгруентность имеет место и требует исправления.
Инконгруентность проявляется в таких высказываниях, как «Я не могу принять решения», «Я не знаю, чего я хочу», «Я никогда не могу остановиться на чем-нибудь определенном». Путаница возникает, когда человек не может разобраться в различных стимулах, которые к нему приходят. Рассмотрите такой случай: «Мать говорит мне, что я должен о ней заботиться, но я меньше всего могу это делать. Моя девушка говорит мне держаться своего, не давать провести себя. Мне кажется, что я хорош по отношению к матери, лучше, чем она этого заслуживает. Иногда я ее ненавижу, иногда люблю. Иногда с ней хорошо быть, иногда она унижает меня».
Клиент осаждаем различными побуждениями. Каждое из них имеет смысл и ведет к осмысленным действиям в какое-то время. Отделить те побуждения, которые являются его собственными, от навязанных, для клиента трудно. Различение их способность опираться на различные чувства в различные моменты может представлять трудность. Амбивалентность не является ни обычной, ни нездоровой; но неспособность увидеть ее и справиться с ней – может привести к тревожности.
Существует фундаментальный аспект человеческой природы, который побуждает человека двигаться к большей конгруэнтности и к более реалистичному функционированию. Более того, это стремление свойственно не только людям; это составляющая часть процесса во всем живом. «Это стремление, которое видно по всякой органической и человеческой жизни – стремление расшириться, распространиться, становится автономным, развиваться, становится зрелым, стремление выражать и задействовать все способности организма, в той мере, в какой это действие усиливает организм или самость». Роджерс полагает, что в каждом из нас есть стремление становиться компетентным и способным настолько только это возможно для нас биологически. Как растение стремится быть здоровым растением, как зерно содержит в себе стремление стать деревом, так человек побуждаем становиться целостным, полным, самоактулизирующимся человеком.
Стремление к здоровью не является настолько всевластной силой, чтобы отметать все препятствия. Оно легко притупляется, искажается и подавляется. Роджерс утверждает, что это доминирующий мотив в человеке, который «свободно функционирует», не искалеченный прошлыми событиями или нынешними верованиями, поддерживающими инконгруентность. Маслоу приходит к подобным выводам: он называет эту тенденцию слабым внутренним голосом, который нетрудно заглушить. Предпосылка, что рост возможен и является центральным для структуры организма, является основополагающей для мышления Роджерса.
По Роджерсу тенденция в самоактулизации – не просто один из мотивов наряду с другими. «Следует отметить, что тенденция к самоактулизации – единственный мотив, постулированный в этой теоретической системе… Самость, например, - важное понятие в нашей теории, но самость ничего не «делает», это всего лишь выражение общей тенденции организма вести себя таким образом, чтобы поддерживать и усиливать себя».
Роджерс полагает, что препятствия возникают в детстве и являются нормальным аспектом развития. То, чему ребенок научается на одной стадии, должно быть переоценено на следующей. Мотивы, преобладающие в раннем детстве, могут препятствовать развитию позже.
Как только ребенок начинает сознавать себя, в нем развивается потребность в любви и позитивном внимании. «Эта потребность универсальна для людей, она всепроникающа и постоянна в человеке. Является ли она врожденной или приобретаемой _ несущественно для теории». Поскольку дети не отличают своих действий от себя в целом, они воспринимают одобрение действия как одобрение себя. Точно так же наказание за действие они воспринимают как неодобрение в целом.
Любовь настолько важна для ребенка, что «он начинает руководствоваться в своем поведении не столько тем, насколько опыт поддерживает и усиливает организм, сколько вероятностью получения материнской любви». Ребенок начинает действовать так, чтобы получить любовь или одобрение, независимо от того, является ли это для него самого здоровым. Дети могут действовать против собственных интересов, приходят к представлению о себе как созданных для того, чтобы удовлетворять или умиротворить других. Теоретически эта ситуация может не развиваться, если ребенок всегда чувствует себя принимаемым, если чувства принимаются, даже если какие-то фрагменты поведения запрещаются. В такой идеальной обстановке ребенок не испытывает побуждения отторгнуть от себя непривлекательные, но подлинные части своей личности.
Поведение, или отношение, которое отрицает некоторый аспект самости, называет «условием ценности»: «Когда опыт себя избегается (или, наоборот, намеренно ищется) только потому. Что он менее (или более) заслужит награждения себя, индивидуум оказывается в состоянии условия ценности». Условие или состояние ценности – основное препятствие для точного восприятия и реалистического сознавания. Это избирательные бленды и фильтры, создаваемые, чтобы обеспечить непрекращающийся приток любви от родителей и от других. Мы набираем определенные состояния, отношения и действия, которые, как мы полагаем, должны делать нас ценными. В той мере, в какой выдумываются эти отношения и действия, они являются областью личной неконгруентности. В крайнем проявлении условие ценности характеризуется предпосылкой, что «я должен быть любим или уважаем каждым, с кем я вхожу в соприкосновение». Условие ценности создает разрыв между самостью и представлением о самости. Чтобы поддерживать условие ценности, человек должен отрицать какие-то стороны себя.
«Это является, как мы себе представляем, фундаментальным отчуждением в человеке. Он не истинен по отношению к себе, к своим естественным органическим оценкам и потребностям; ради сохранения позитивного отношения окружающих он фальсифицирует ряд своих оценок, воспринимает опыт только с точки зрения ценности для других. Это, однако, не сознательный выбор, а естественное – и трагическое развитие в детстве». К. Роджерс
Например, если ребенку говорят, что он должен любить новорожденного малыша, иначе мама не будет любить его самого, то это значит, что он должен подавить в себе подлинные негативные чувства по отношению к новорожденному. Если ребенок ухитриться спрятать свою «злую волю», свое желание повредить ему и нормальную ревность, мама будет продолжать его любить. Если он примет свои чувства, он рискует потерей этой любви. Решение, создающее «условие ценности», состоит в том, чтобы отрицать эти чувства, когда они появляются, блокировать их от сознавания. Теперь можно спокойно говорить «Я действительно люблю маленького братика, хотя временами я его крепко обнимаю, так, что он начинает кричать», или «Моя нога просто соскользнула под его ногу, поэтому он упал».
Я до сих пор помню огромную радость, которую проявил мой старший брат, когда ему была дана возможность наказать меня за что-то, что сделал. Мать, другой брат и я сам были ошеломлены его жестокостью. Вспоминая этот инцидент. Брат рассказывал, что он не был так уж особенно сердит не меня, но понимал, что это - редкая возможность, и хотел выразить, раз уж было разрешено, сколько можно больше своей «злой воли». Роджерс утверждает, что принятие таких чувств и нахождение им какого-то выражения, когда они появляются, более способствует здоровью, чем отрицание или отчуждение их.
Ребенок взрослеет, но проблемы остаются. Рост задерживается в той мере, в какой человек отрицает импульсы, отличающиеся от искусственно созданного представления о себе. Чтобы поддерживать ложный образ себя, человек продолжает искажать опыт, а чем больше искажение, тем больше возможности ошибок и создания, дополнительных пробам. Возникающее в итоге поведение, ошибки и замешательство, - это проявление фундаментального первоначального искажения.
Ситуация оказывается замкнутым кругом. Каждый опыт неконгруентности между самостью и реальность ведет к возрастающей уязвимости, которая, в свою очередь, ведет к усилению внутренних защит, отрезающих опыт и создающие новые поводы для неконгруентности.
Иногда защиты не срабатывают, и человек оказывается сознающим очевидный разрыв между своим поведением и своими представлениями. Результатосм может быть паника, хроническая тревожность, бегство или даже психоз. По наблюдениям Роджерса такое психотическое поведение часто кажется разыгрыванием прежде подвершегося отрицанию аспекта опыта. Перри подтверждает это, рассматривая психотический случай как отчаянную попытку личности восстановить равновесие и осуществить реализацию фрустрированных внутренних потребностей и переживаний. Центрированная на клиенте терапия стремится установить атмосферу, в которой разрушительные условия ценности могут быть оставлены в сторону, что дает возможность здоровым силам в человеке обрести свое первоначальное доминирование. Человек возвращается к здоровью, возвращая себе подавлявшиеся или отрицавшие части себя.
Ценность отношений - центральная тема работы Роджерса. Ранние отношения могут быть конкретными или могут служить фокусом условий ценности. Поздние отношения могут восстанавливать конгруентность или задерживать ее.
Роджерс полагает, что взаимодействие другим дает индивидууму возможность непосредственно обнаружить, открыть, пережить или встретить свою действительную самость. Наша личность становится видимой для нас посредством отношений с другими. В терапии, в ситуации энкаутер-групп, посредством обратной связи с другими человек получает возможность обрести опыт себя.
«Я полагаю, … что основной барьер, мешающий общению между людьми, это наша естее6ственная тенденция судить, оценивать, одобрять или не одобрять утверждения другого человека или другой группы». К. Роджерс.
если мы попробуем представить себе людей, находящихся вне отношений с другими, мы видим два контрастирующих стереотипа. Первый – отшельник поневоле, не умеющий обращаться с другими. Второй - созерцатель, отошедший от мира ради следования другим целям.
Страницы: 1, 2, 3
