Учение И. Канта о связи математики с пространственно-времен­ной упорядоченностью вызвало к жизни самые разнообразные сужде­ния. Дискуссия среди философов и математиков не затихает и по сей день. Она уже давно перешла в сферу довольно специальную, получив­шую название «философии математики». Поэтому ограничимся замеча­нием относительно того, что, с точки зрения предложенной нами трак­товки И. Кант ничего не говорит о природе пространства и времени как таковых. Он лишь утверждает, что человек воспринимает мир не иначе ^как форму пространственно-временных отношений. Именно поэтому он называет пространство и время «априорными формами чувственно­сти». Пространственно-временная упорядоченность восприятия лежит в основе всех иных форм упорядочения и, в конечном итоге, в основе научного знания в его теоретической форме. В связи с этим адресуемые И. Канту упреки в субъективизме его учения о пространстве и време­ни — не более чем недоразумение. Эти упреки — следствие отрыва при рассмотрении данного учения от той задачи, в рамках которой его раз­вивает И. Кант, а именно от исследования познавательных способнос­тей человека относительно возможностей производства знания всеоб­щего и необходимого, т.е. научно-теоретического. И можно смело кон­статировать, что уже на одном из первых этапов этого исследования И. Кант обнаружил связь между, казалось бы, далекими вещами — истинами математики и тем способом, каким человек воспринимает мир посредством органов чувств — пространством и временем. Характер этого восприятия не зависит от человеческого произвола и в этом смыс­ле является общим для всех людей. Тем не менее ученый исходит из того, что восприятия отдельных людей очень разнятся между собой. Поэтому при изучении закономерностей познания на всех его этапах нужно исходить из представления о некоторой модели познаватель­ных способностей «человека вообще». С этой целью И. Кант вводит специальное понятие «трансцендентальный субъект».

2. Трансцендентализм учения И. Канта

«Трансцендентальное значение принадлежит всем априорным ус­ловиям опыта (т. е. тем функциям воззрения и рассудка, которые не вытекают из опыта, а определяют его...), а также идеям в их истин­ном смысле, как принципам и постулатам разума; наука, изучающая эти априорные основы всего существующего, есть трансценденталь­ная философия, или (истинная) метафизика, — так именно обозна­чал Кант свою собственную философию...»

Итак, кантовская философия, по определению самого автора, есть философия трансцендентальная. Отсюда ясно, сколь большое значе­ние придавал И. Кант этому мудреному и звучному термину. Действи­тельно, в системе кенингсбергского мыслителя термин «трансценден­тальное» выполняет многообразные функции. Прежде всего филосо­фия трансцендентальная призвана быть противопоставленной философии трансцендентной, т.е. «запредельной» — такой философии, которая бе­рется рассуждать о вещах, которые не могут быть никак представлены ни в чувственности, ни в рассудке, ни в разуме, а являются предметом веры. Предметы веры, согласно И. Канту, должны быть вынесены за скобки научной философии. Они могут оставаться важной частью «ин­дивидуальной метафизики». Сам мыслитель был глубоко верующим хри­стианином-протестантом. Но вера — за пределами науки и научной философии. Именно поэтому И. Кант предпринимает критику всех изве­стных доказательств бытия Бога, ибо все они построены на неверной предпосылке — якобы предметы веры могут быть доказаны или опро­вергнуты средствами разума, т.е. средствами науки. Вера — это сугубо личное, «святая святых» личности. По сути, она у каждого своя, отлич­ная от веры других. Точно так же у каждого свой опыт. Поэтому опытное знание также не может быть предметом научной, т.е. общезначимой, философии. Следовательно, статусом универсального, общечеловечес­кого, не зависящего от индивидуальных различий людей обладает то, что не является предметом веры, с одной стороны, и то, что не свя­зано непосредственно с опытом — с другой.

Именно эта сфера, лежащая в промежутке между верой и опы­том, может быть исследована научно. Она есть предмет трансценден­тальной философии. Выводы такой философии могут быть восприня­ты всеми людьми, так же как ими воспринимаются истины естествоз­нания. Но это одновременно означает, что такая философия описывает не конкретного (эмпирического) человека, а некоторую модель «че­ловека вообще» — трансцендентального субъекта. И. Кант убежден, что можно отвлечься от видимых отличий между людьми, от всячес­ких индивидуальных особенностей и выявить свойства познания, в общих чертах присущие всем. Люди способны познавать научно, т.е. одинаковым для всех путем. Главное условие — наличие обычного человеческого ума. Но из этого главного условия вытекает еще одно, не столь очевидное — дисциплина ума. И. Кант рассматривает ее не как внешнюю дисциплину, а как то, что неотъемлемо присуще самому уму. В свою очередь, сам ум и присущая ему дисциплина — свидетель­ство того, что личность существует как целостность, она способна сохранять себя, не рассыпается на фрагменты. Человек, сохраняющий последовательность (принцип) мышления и поведения, есть личность. Единство, присущее личности, И. Кант называет «синтетическим един­ством трансцендентальной апперцепции». За сложной кантовской тер­минологией скрывается не что иное, как дальнейшее развитие декар- товского cogito. Это единство самосознания, т.е. сохранение субъек­том своего внутреннего, ничем внешним не обусловленного тожде­ства: «Я» = «Я». Единство самосознания есть условие познания и сви­детельство здравого человеческого ума. Пока мы люди, мы стремимся сохранить последовательность мысли. И наоборот, пока мы стремимся сохранить последовательность мысли, мы люди, разумные существа. В частности, поэтому нам понятны истины науки. По этой же причине нам могут быть понятны истины общечеловеческой морали. О кантов-ской трактовке морали специально пойдет речь позже. Сейчас отве­тим на вопрос: «Как же представляет И. Кант главные черты позна­ния, осуществляемые трансцендентальным субъектом?»

Согласно И. Канту, чтобы нечто могло быть познано, оно должно быть помыслено. Непомысленная вещь никак не представлена в со­знании, и поэтому, конечно, не может быть познана. Идея И. Канта основана на различении понятий «помыслить» и «познать». Научно-теоретическое познание имеет дело с мыслимыми предметами. Тако­вы в первую очередь понятия математики и математического есте­ствознания. Как же человек мыслит нечто, чему нет прямых аналогов в чувственно воспринимаемом мире, например, «число», «сила», «мас­са», «точка», «добро», «справедливость» и др.? Для этого существует специальная способность. Мылитель называет ее способностью про­дуктивного воображения. Он хочет тем самым сказать, что теорети­ческое познание предполагает конструктивную деятельность созна­ния. Теоретик сначала мысленно конструирует нечто, а затем познает то, что уже помыслено. Так, сам И. Кант сначала сконструировал транс­цендентального субъекта, а затем описал его свойства. Открыватели математического анализа изобрели понятия математического преде­ла, функции, производной и т.д., а затем исследовали их свойства. Мыслимые и познаваемые вещи — это, с точки зрения И. Канта, феномены или явления. За явлениями стоят «вещи сами по себе», как они есть, или ноумены. Наукой познаются лишь феномены, а не ноу­мены, поскольку вещь сама по себе, во всей ее полноте, не может быть представлена в сознании. Теоретическое познание вещи самой по себе, вне конструктивной деятельности продуктивного воображе­ния, невозможно. Последний тезис вызвал множество кривотолков, особенно в русской литературе об И. Канте.

Дело, в частности, в том, что кантовское выражение, означаю­щее не более, чем «вещь сама по себе», было переведено весьма бук­вально и стало звучать глубокомысленно и непонятно — «вещь в себе». Только в издании «Критики чистого разума» 1994 г. оно наконец было исправлено на нормальный русский эквивалент немецкого «das Ding an sich» — «вещь сама по себе».Редакторы и переводчики этого изда­ния пишут: «Выражение... «вещь в себе» не только искажает кантовс­кое понятие, но в известной мере мистифицирует его. «Бытие (чего-то) само по себе» заменяется некоей таинственностью, непонятнос- тью, загадочностью, задуховностью и т.п., что не имеет ничего обще­го с учением Канта о «вещи самой по себе». И как бы ныне выраже­ние «вещь в себе» ни рассматривалось как (якобы) уже укоренившее­ся в сознании русского читателя и в русской интеллектуальной эли­те..., все же мы убеждены, что его необходимо заменить правильным и точным русским выражением «вещь сама по себе», ибо истина выше всяких предубеждений»1. Познание вещи самой по себе, то есть поку­да она не помыслена, невозможно.

Но, по И. Канту, вещь сама по себе непознаваема, кроме того принципиально, т.е. она не может быть представлена в сознании в пол­ном объеме. Мы познаем феномены, а не ноумены. Феноменальное зна­ние есть знание научное, поэтому точное, логичное, теоретическое. Это знание не обо всех, но только о самых существенных чертах, об общих закономерностях. Дальше этого наука идти не в состоянии. Вещи сами по себе остаются вне пределов ее досягаемости. Под вещами Кант пони­мает не только обычные вещи, но мир в целом. Мир в целом не позна­ваем средствами науки. Средствами науки не познаваем еще ряд объек­тов, которые мыслитель выделяет особо. Это Бог, душа и свобода. Они остаются принадлежностью интимного мира личности.

3. Основные черты этического учения И. Канта

И. Кант убежден, что этика может существовать не только как совокупность назиданий, советов, заповедей, подкрепленных авто­ритетом Священного Писания. Именно такой была современная ему христианская этика. По И. Канту, этика может быть построена как точная наука. Этические истины должны быть обоснованы самостоя­тельно, независимо от истин веры. Это значит, что И. Кант утвержда­ет автономию нравственности от религии. Основным мотивом для философа служит следующий. Религия разнообразна. Даже в пределах христианства существует множество конфессиональных направлений: римский католицизм, православие, разнообразные протестантские учения. Однако нравственность, если она претендует на то, чтобы в действительности быть таковой, должна быть универсальной, обще­человеческой. Она не должна зависеть от конфессионального разно­образия, как не зависят от него истины математики и естествознания. Построить этику по образцу науки — значит создать учение об уни­версальной общечеловеческой нравственности. Обратим внимание, что попытку построить этическое учение по образцу наиболее строгой из наук — математики — до И. Канта предпринял Б. Спиноза. В знамени­том трактате «Этика» Б. Спиноза выводит аксиомы, теоремы, леммы и т.д. совершенно так же, как это имеет место в эвклидовой геометрии. И. Кант не идет по пути внешнего подобия. Научная этика сходна с математикой и естествознанием в главном — ее истины должны быть необходимыми и всеобщими. А значит, они должны опираться на ес­тественный свет человеческого разума, как на него опирается наука. Единство самосознания проявляется в том, что человек не может жить, находясь в противоречии с самим собой. Поскольку человек разумное существо, он способен сохранять единство собственного « В этике И. Кант развивает следствия из декартовского cogito, так же как он делал это в учении о познании. Одним из таких следствий является разумное постоянство воли. Личность не распадается, сохра­няет тождество сама с собой, поскольку способна поддерживать и] направлять свою волю. Из разумного постоянства воли следует, что! жизнь самосознающей себя личности подчиняется правилам, которые каждый индивид устанавливает для себя самостоятельно. Здесь мы встречаемся с важнейшей частью кантовской этики — учением об автономии личности. Автономия в данном случае понимается в смысле! буквального перевода с греческого — «самозаконность». «Дай себе за-1 кон», — призывает Кант. Иначе говоря, жизнь разумной личности! невозможна без того, чтобы не следовать некоторым самостоятельно! установленным правилам. Таким правилом может быть, например,! «не брать в долг», которому следовал он сам. Но подобного рода пра-1 вила не безусловны. Это правила благоразумия. Они зависят от харак-1 тера человека, от обстоятельств его жизни и многого другого. Тем не! менее они выступают в качестве императивов, т.е. повелений. Условных императивов может быть бесконечное множество. Однако есть и| императив безусловный — правило, одинаково обязательное и прием-f лемое для всех людей, поэтому общеобязательное. Всеобщее правило поведения, или категорический императив, может быть построено так же, как правило математики, т.е. быть чисто формальным. Катего­рический императив тем самым выражает понятие безусловного и всеобщего долженствования. Он столь же естествен, как закон приро­ды, он может быть одинаково воспринят и мною, и другим человеком. И. Кант формулирует категорический императив: поступай лишь со­гласно тому правилу, следуя которому ты можешь вместе с тем (без внутреннего противоречия) хотеть, чтобы оно стало всеобщим зако­ном1. Или, другими словами: поступай так, как будто правило твоей деятельности посредством твоей воли должно стать всеобщим зако­ном природы. Расшифровывая это правило, И. Кант получает оконча­тельный вывод: поступай так, чтобы человечество и в твоем лице, и в лице всякого другого всегда рассматривалось тобою как цель и никогда только как средство.

Кантонский категорический императив формулирует принцип безусловного достоинства личности. С этой точки зрения, человек не может быть принесен в жертву ни так называемому «общему благу», ни светлому будущему. Высшим мерилом отношений между людьми с позиций категорического императива является не чистая полезность, а значимость личности. Глубинный смысл категорического императи­ва в его всеобщности (универсальности); будучи отнесен лишь к кругу лип, ограниченному по какому-либо признаку, он теряет свое значе­ние. Единственное и достаточное его основание — человек как разум­ное существо. Он покоится на признании важности тех свойств и при­знаков (прежде всего разума), по которым все люди могут быть отне­сены к единой категории рода человеческого.

4. И. Кант и либерализм

Кантовское учение об автономии личности оставило неизглади­мый след в истории западной культуры. Вместе с идеями других мыс­лителей Нового времени оно легло в основу западного либерализма. Либерализм— учение, берущее в качестве основного приоритета права и свободы личности. Отметим основные черты западного либерализма. Во-первых, он покоится на представлении о человеке как с существе разумном. Это означает не только то, что такой человек способен от­крывать и усваивать истины науки, но и то, что и он обладает разум­ным постоянством воли. Будучи предоставлен сам себе, такой человек уж во всяком случае не будет сознательно разрушать собственную личность. Следуя декартовскому cogito, он будет стремиться сохра­нить разумную целостность своего «я». Если это так, то для него по­нятно и естественно аналогичное стремление другого. Во-вторых, ра­зумный человек устремит свою энергию не на разрушительные, а на созидательные цели — ведь самое существо разумности ему подсказы­вает, что разрушение не в его интересах. В-третьих, в обществе само­стоятельных и свободных людей, обладающих разумом, установится острое соперничество между индивидами. Но это соперничество будет не разрушать общественное целое, а укреплять и усиливать его. Каж­дый будет стремиться разумным (целесообразным) путем реализовать свои интересы. Совокупность усилий отдельных индивидов даст в ка­честве итога мощный импульс для плодотворного развития общества в целом. В-четвертых, перед лицом опасности, угрожающей всем или многим людям, разум всегда подскажет способ, как избежать угрозы. Разумные люди всегда в состоянии найти пути взаимных компромис­сов так, чтобы не умалить достоинства человека как разумного суще­ства. В-пятых, общество в целом, прежде всего в лице государства, не может нарушать достоинства личности, рассматривая ее только как средство достижения государственных целей. Либерализм — это тен-аснцня к ограничению вмешательства государства в жизнь граждан. Государство не вправе также опекать своих граждан, подобно тому как родители опекают малолетних детей. <<Правление отеческое,— пи­шет И. Кант, — при котором подданные, как несовершеннолетние. не в состоянии различить, что для них полезно или вредно... Такое правление есть величайший деспотизм». С точки зрения либерализма между гражданами и государственной властью отнюдь не обязательна любовь, но необходим и достаточен минимум взаимного доверия. В-шестых, для либерализма важна не только частная собственность сама по себе (значение частной собственности не подвергается сомнению), а автономия частной собственности от государственной власти. Либе­рализм резко отрицательно относится к такому положению, когда причастность к политической власти обеспечивает выгодные позиции в присвоении собственности, а значит, власти экономической. Кон­центрация двух видов власти в одних руках способствует произволу по отношению к большинству населения, делает его право на частную инициативу только формальным, ничем реально не обеспеченным. Поэтому в либеральных концепциях предусматриваются меры к недо­пущению или, по меньшей мере, ограничению возможностей исполь­зования выгодных позиций в государственном управлении или в струк­турах политической (партийной) власти для личного обогащения,

Таковы принципы либерализма, у истоков разработки которых стоял И, Кант вместе с другими мыслителями (особая заслуга принад­лежит английскому философу Д. Локку).

Западный либерализм — мощное и влиятельное идейное течение. Он пустил глубокие корни в сознании западного человека. Во многом он реализовался в практике, благодаря чему западное общество при­обрело особый динамизм, позволивший ему по многим параметрам выйти в лидеры мирового сообщества. Однако прямой перенос прин­ципов либерализма в регионы с иной (незападной) культурой и тра­дициями сталкивается со множеством трудностей. Это свидетельству­ет о том, что либерализм на Западе подпитывается всем комплексом условий западного образа жизни, а не одной либеральной теорией В число таких условий входит вся западная (прежде всего западноев­ропейская) культура во всем многообразии ее исторических проявле­ний. В отсутствие необходимого комплекса условий либерализм <• по­висает в воздухе». Именно это и происходит при попытках претворить его в жизнь в регионах с отличными от западных культурами и тради­циями. Поэтому применение принципов либерализма, например в России, требует чрезвычайной тщательности и внимания ко многим деталям как самой теории либерализма, так и к особенностям рос­сийского общества, сформированным историей1. Сказанное не умаля­ет значения либерализма, прежде всего той высокой оценки достоин­ства личности, которая присуща теории либерализма.

Страницы: 1, 2