В логике это означает превосходство общего над единичным и более общего над менее общим, в гносеологии суверенитет понятия и приоритет его перед чувственным опытом. Истина это закон подчинения знания идее.
В космологии это сказывается в низведении самодостаточного и самодвижущегося космоса досократической философии на уровень производного и произведенного механизма, скопированного с внеположенного космосу образца и приводимого в движение силой, лишь отчасти заключенной в космосе и ведущей свое происхождение от внекосмических начал. Закон приближения копии к образцу именуется у Платона истиной, закон подчинения частей целому и соподчинения частей внутри целого соразмерностью, закон полного и совершенного единения многого в одном красотой. Истина, соразмерность и красота сводятся в наивысшее единство, именуемое Благом.
Тем не менее философия Платона это не философия приоритетов, это философия меры. Крайности Платона это не области существования, а пределы понимания. Истина бытия и понимания каждой вещи и ее идеи определяется как мера. Мера это количественно определенное среднее, узел связи двух крайностей многого и единого, частного и целого, единичного и общего, соотношение которых в их смеси определяется числом. Число это то, что объединяет физическое существование космоса и метафизическое бытие идей. Самое конечное единство определяется числом единица . Отношения любой из идей к идее единого составляет меру и число этой идеи. Мера и число вещи это отношение наличного соотношения между соединившимися в ней крайностями к тому, которое задано ей идеей. Мир вещей, таким образом, от мира идей отличается тем, что у идеи свое число, целое, а у вещи всегда дробное, знаменатель которого может увеличиваться или сокращаться, обнаруживая меру совершенства вещи; мир вещей именуется миром становления, поскольку каждая вещь в нем находится в движении, направленном к совершенствованию, к сокращению разрыва между действительностью и истиной. Вещь всегда лишь становится тем, что есть ее идея, путь ее становления бесконечен, а разрыв между совершенствующимся и совершенством всегда сохраняется, ибо отягощенная несовершенством индивидуальности вещь всегда чуть-чуть не-до-идея, как бы ни блистала она соразмеренностью, добротностью и красотой.
Добротность, или добродетель, это та же мера, но понятая в эстетическом или этическом смысле. В государстве мера-добродетель гражданина это его сословная принадлежность. В космосе мера-добротность вещи дается ей как ее возможность, то есть как диапазон ее перемен в процессе становления, определенный ее включенностью в соразмерное единство целого.
Мера и возможность философии состоят в очищении и возвышении души человеческой, во всемерном развитии способности бессмертной души к припоминанию тех созерцаний, какие доступны душам, поднявшимся до края, отделяющего небо от занебесной области идей.
Ближайшим образом душе требуется припоминание идеи справедливости (и Блага, ибо верховная идея Блага познается в каждой из прочих идей как цель и основание всего), дабы справедливой жизнью заслужить себе право в последующих воплощениях подниматься раз от разу все выше и выше по ступеням совершенствования. Однако познание этой высшей справедливости в земных условиях оказывается едва ли не самым трудным познанием, к нему ведет долгий путь воспитания и образования, развития мыслительных способностей.
Конечная цель философии привести к осуществлению все лучшие возможности души, ее способность путем мнения, состоящего из веры и уподобления, и мышления, состоящего из познания и рассуждения, находить верную дорогу как в лабиринтах становления, так и на магистралях бытия.
Наконец, какова та картина, то зрелище, которое душа, получившая посредством философии свое полное развитие, может составить как идеальный образ своего двойного обиталища? Это должно быть зрелище космоса, с одной стороны, и вечного прообраза этого космоса бытия с другой. Однако истинное бытие лишено не только материи, но и формы, к тому же оно просто, односоставно и тем самым неподвластно логосу-отчету, разбирающему состав многосложного. Высшая ступень истины неизреченна, постичь ее можно самое по себе, в свете ее собственного сияния, но выразить лишь в отображении, в эйконе. Таковы эйконы пещеры в Государстве , земли в Федоне , неба и занебесной области в Федре . Наиболее правдоподобным эйконом бытия является сделанный по его образцу космос, он более всего подобен своему благому образцу-прообразу, поэтому изображение космоса в Тимее можно считать наиболее адекватным из возможных эйконов бытия.
Можно ли считать правдоподобный миф Тимея не только наиболее истинным изображением бытия, но и собственно изображением бытия? Не относится ли космос к бытию как становление к своей идее? Не есть ли космос сотворенный аналог бытия, как время и движение космоса аналоги вечности и покоя бытия? Исчерпывает ли идея космоса всю полноту мира Идей? Есть ли в мире бытия образцы для других созданий? В наследии Платона, скорее всего, нет на этот счет указаний, кроме, может быть, одного. Говоря о сотворении космоса из двух начал, идеи-образца и восприемлющей материи ( Тимей , 50 С-Е), Платон замечает, что этому неопределенному, бесформенному, безвидному восприемлющему началу предстоит воспринять все возможные формы, все роды вещей, все возможное разнообразие видов. Для обозначения целокупности космоса в греческой философии употреблялось слово пан все, всевозможное, всяческое, всякое все. Платон не может сказать о космосе, что тот все, помимо космоса есть бытие, но что космос являет собой всевозможную пестроту всяческого бытия в становлении, это, по-видимому, можно считать вероятным.
Единое, Благо, Бытие все эти идеи находят отражение в космосе, остаются только два начала, две крайности, не затронутые этой игрой отражений, это предел и беспредельное, ум и необходимость, идея и материя, единица и неопределенная двоица. В союзе с беспредельным предел порождает космос, но вне этого союза он остается чистой идеей, идеей идей, числом числа, бытием бытия. Беспредельного вне союза с пределом нет, оно небытие. Предел же есть бытие. Дальше и больше бытия уже ничего нет. Здесь Платон ставит точку. Здесь его Бог.
Довольно глубоко зашли мы в страну Платона, и здесь автор оставляет читателя, поскольку обещал ему указать путь к Платону, а не от Платона, вызвался ввести его в платоновские пределы, но не вывести из них. Пусть читатель не сетует на автора за его вероломство, а главное, не ощущает своего положения безвыходным. Человек в платоновском мире не чувствует себя центральной фигурой, но в то же время он сознает, что находится где-то очень близко к центру, гораздо ближе, чем что-либо иное в этом мире. Человек не возвеличен над миром, чтобы быть мерой всех вещей, он обречен быть их мерой, потому что у них никогда-никогда не было, нет и не будет другой. В человеке весь мир познает себя, в человеке человек познает себя, в человеке познает себя само познание, такова человеческая работа в мироздании, такова выпавшая ему в космо-полисе человеческая справедливость, такова космополитическая софия.
Человек, если он человек, обязан, своим космическим гражданским долгом обязан быть мудрым, хочет он этого или не хочет, хватает у него смелости духа на то, чтобы быть мудрым, или он предпочитает трусливо прятаться от истины, поглубже натягивая на вежды свой дурацкий колпак. Истина все равно откроется человеку и малодушного сделает несчастным даже в благополучии, а мужественному принесет много горя и страданий, но он их не заметит, ибо его умные очи в свете блага уже не способны будут видеть дурное.
Умудренный человек без иронии, всерьёз не будет приговаривать: Я знаю, что я ничего не знаю или Я не знаю, знаю ли я что-нибудь, но я это всего лишь то, что я знаю, и больше ничто . Знать как можно больше или знать. Одно это каждый человек выбирает для себя сам. Главное, что человек отдается мудрствованию, отдает мудрости всего себя и в этой самоотдаче он уже не отличает жизни от смерти, да их и нет для него, как нет для истины уже прошло или больше не будет . Истина всегда есть, знание всегда знает, и словами я прежде знал, да позабыл маскируется равнодушие. Человек мудрствующий не знает забвения, ибо забыл это разлюбил , а он любит, и любовь его непрестанна, а с ней безграничен он сам. Любовь открывает человеку мир, но и человека любовь открывает перед миром, делает его беззащитным, принадлежавшее ему ничьим, а его самого общим достоянием для всех на свете вещей, всеобщим. Любовь разбирает перегородки между обособленными сущностями, любящее растворяется в возлюбленном, любовь становится всеобщим и всеобъемлющим пространством, воздухом бытия. И, как сказал поэт:
...
Я дышу и значит, я люблю,
Я люблю и значит, я живу...
Платон - первый в Европе последовательный представитель объективного идеализма, основатель этой философии. Объективный идеализм Платона есть учение о самостоятельном существовании идей как общих и родовых понятий. Платон всю жизнь проповедовал всеобщую гармонию. Когда Платон захотел очертить предмет своей эстетики, он назвал её ни больше ни меньше, как любовью. Платон считал, что только любовь к прекрасному открывает глаза на это прекрасное и что только понимаемое как любовь знание есть знание подлинное. Гармония человеческой личности, человеческого общества и всей окружающей человека природы - вот постоянный и неизменный идеал Платона в течение всего его творческого пути.
1. Асмус В.Ф. История античной философии. - М., 1965
2. Асмус В.Ф. Избранные диалогои Платона. Вступительная статья. - М., 1965
3. История философии. гл.8. - М., 1957
4. История философии. гл.1. - М., 1957
5. Платон, собр. соч. Т.1. «Государство» - М.1971.
6. Лосев А.Ф. «Жизненный и творческий путь Платона» // Платон, собр. соч., т.1, М, 1990.
7. Платон, собр. соч., т.3, ч. 2, «Законы» // М, 1972.
8. Асмус В.Ф. «Платон», // К, 1993.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6
