Последняя книга Н. Бердяева, “Дух и Реальность”, есть до известной степени комментарий и итог всего того, о чем он писал раньше.
Бердяев ведет свою философскую родословную от знаменитого немецкого мистика, Якова Бёме, и чрез Бёме от немецкого идеализма. В этом смысле последняя его книга еще более выразительна, чем прежние.
В своей последней книге Бердяев с еще большей настойчивостью, чем прежде, проводит дорогую ему идею богочеловечества, в которой он всегда видел наиболее полное выражение христианства.
Свобода — это тоже одна из основных идей Бердяева, которая во всех его произведениях развивается с огромной страстностью и с неподдельной искренностью. Являясь в этом горячим последователем Якова Бёме, он постоянно говорит о свободе, причем так же, как Яков Бёме и воспитавшиеся на Бёме творцы немецкой идеалистической философии, он считает свободу премирной, несотворенной. Основополагающая интуиция Бердяева это - интуиция свободы. Свобода была центральной проблемой философского творчества Бердяева,
Бердяев прославляет свободу, как высший дар — правда, не небес, свобода ведь не сотворена — но все же, как дар, и во всякого рода принуждении готов видеть и действительно видит посягательство на священные права человека.
Философия свободы у Бердяева содержит, на мой взгляд, некий мистический религиозный оттенок. Свобода в его понимании иррациональна. Вот пример его рассуждения: “Победа над темной свободой, — пишет Бердяев, — невозможна для Бога, ибо эта свобода не Богом создана и коренится в небытии”[6]. Почему, если Богу не дано преодолеть не им сотворенную свободу, то Богочеловеку (единосущному Богу) удастся преодолеть тоже не им сотворенную свободу? Тогда придется сказать о Христе то же, что Бердяев сказал о Боге: не Он сотворил свободу, не Ему ею владеть и править.
В тоже время, сам Бердяев, несмотря на то, что он неустанно твердит о свободе и возмущается от всей души всякого рода “принуждениями”, не может как без воздуха жить без слова “ты должен”. Он говорит: “творческое напряжение есть нравственный императив и притом во всех сферах жизни”. Или еще: “человек всегда должен поступать индивидуально и индивидуально разрешать нравственную задачу”.[7] Получается, что у Бердяева истинная свобода гармонирует со святой необходимостью.
Расматривая свободу с социальной точки зрения, Бердяев не верил, что большевики сделают Россию свободной страной. Он писал: «Это и есть самая неосуществимая из утопий. В русской революции утопистами были кадеты, большевики же были реалистами. Не утопичны ли, не бессмысленны ли были мечты, что Россию вдруг можно превратить в правовое демократическое государство, что русский народ можно гуманными речами заставить признать права и свободы человека и гражданина, что можно либеральными мерами искоренить инстинкты насилия управителей и управляемых?»[8]
Происшедшей в России революции Бердяев противопоставил свою идейную контрреволюцию, которая, как он считал, должна быть направлена к созданию новой жизни, в которой прошлое и будущее соединяются в вечном, она была направлена и против всякой реакции. Он считал, что революция уничтожила в России всякую свободу, и потому контрреволюция в России должна быть освободительным процессом, должна дать свободу, свободу дышать, мыслить, двигаться, сидеть в своей комнате, жить духовной жизнью. Вот его парадокс, который нужно сознать до конца.
Но Бердяев понимал, что эта проблема не разрешима военной силой, это - прежде всего внутренне-духовная проблема. Он говорил, что «нельзя исключительно военным путем освободить Россию и русский народ от большевиков как шайки разбойников, которая держит его связанным. Это - внешнее и поверхностное восприятие. Русский народ в огромной массе своей терпеть не может большевиков».[9] Его слова потвердились, к сожалению, лишь через 70 лет.
3. Демократия и социализм в творчестве Н.А. Бердяева
Я обнаружила, что Бердяев, проповедуя философию свободы, не приемлет такие социально-общественные понятия как «демократия» и «социализм». Удивительно, но он реалистически и правдиво описал подавление свободы в политическом аспекте, причем многие его утверждения звучат современно.
Бердяев в основном рассматривает духовные первоосновы демократии и социализма, и предельные выражения их "идеи". «Демократия и социализм принципиально противоположны», - пишет он.[10]
Бердяев считает, что «демократия носит формальный характер, она сама не знает своего содержания и в пределах утверждаемого ею принципа не имеет никакого содержания… Демократия остается равнодушной к добру и злу. Она - терпима, потому что индифферентна, потому что потеряла веру в истину, бессильна избрать истину».[11]
Удивительно современно его высказывание, что демократия - скептична, она возникает в скептический век, век безверия, когда народы утеряли твердые критерии истины и бессильны исповедовать какую-либо абсолютную истину.
Практически им описывается сегодняшнее состояние нашего общества: «Демократия не знает истины, и потому она предоставляет раскрытие истины решению большинства голосов. Признание власти количества, поклонение всеобщему голосованию возможны лишь при неверии в истину и незнании истины».[12]
Бердяевская философия такова, что верующий в истину и знающий истину не отдает ее на растерзание количественного большинства. Он считает, что при демократии отрицаются духовные основы общества, лежащие глубже формального человеческого волеизъявления, и опрокидывается весь иерархический строй общества.
Бердяев утверждает, что демократия лжива и не приходит в отчаяние от утери Истины, что она верит, что изъявление воли большинства, механический подсчет голосов всегда должны вести к добрым результатам. Как это актуально, в свете многочисленных выборов за последние годы в России, когда избраные народом люди оказались не лучшими его представителями.
К демократии Бердяев подходит опять же с позиций своей «богочеловеческой» философии. «Демократия не хочет знать радикального зла человеческой природы,- пишет он - Она как будто бы не предусматривает того, что воля народа может направиться ко злу, что большинство может стоять за неправду и ложь, а истина и правда могут остаться достоянием небольшого меньшинства. В демократии нет никаких гарантий того, что воля народа будет направлена к добру, что воля народа пожелает свободы и не пожелает истребить всякую свободу без остатка».[13]
Действительно, если вспомнить французскую революцию, то революционная демократия, начавшая с провозглашения прав и свободы человека, в 1793 году не оставила никаких свобод, истребила свободу без остатка.
С точки зрения «свободы» Бердяев считает, что демократия - свободолюбива, но это свободолюбие возникает не из уважения к человеческому духу и человеческой индивидуальности, это - свободолюбие равнодушных к истине.
Вот, что пишет Бердяев: «Демократия бывает фанатической лишь в стихии революции. В мирном, нормальном бытии своем она чужда всякого фанатизма, и она находит тысячу мирных и неприметных способов нивелировать человеческие индивидуальности и угасить свободу духа. Истинной свободы духа, быть может, было больше в те времена, когда пылали костры инквизиции, чем в современных буржуазно-демократических республиках, отрицающих дух и религиозную совесть. Формальное, скептическое свободолюбие много сделало для истребления своеобразия человеческой индивидуальности. Демократии не означают непременно свободы духа, свободы выбора, этой свободы может быть больше в обществах не демократических». [14]
По мнению Бердяева, демократия возникает, когда распадается органическое единство народной воли, когда гибнут народные верования, соединявшие народ в единое целое. Демократия есть идеология критической, а не органической эпохи в жизни человеческих обществ, считает он. Таким образом мы в настоящее время на самом деле ощущаем кризис нашего общества.
Вероятно прав Бердяев, говоря, что «демократия и есть арена борьбы, столкновение интересов и направлений. В ней все непрочно, все нетвердо, нет единства и устойчивости. Это - вечное переходное состояние».[15] Как это актуально сегодня!
Бердяев болезненно переживает, что демократия забывает про свой народ: «…народа она не знает, в демократиях нет народа. То оторванное человеческое поколение очень краткого отрывка исторического времени, исключительно современное поколение, даже не все оно, а какая-то часть его, возомнившая себя вершительницей исторических судеб, не может быть названо народом». [16]
Мне кажется, что Бердяев не приемлет любое демократическое руководство и управление в государстве, которому наплевать на свой народ и на его историю.
«Народ есть великое историческое целое, в него входят все исторические поколения, не только живущие, но и умершие, и отцы, и деды наши,- пишет он - Самомнение и самоутверждение современного поколения, превозношение его над умершими отцами и есть коренная ложь демократии. Это есть разрыв прошлого, настоящего и будущего, отрицание вечности, поклонение истребляющему потоку времени». [17]
Бердяев переживает за судьбу России: «В определении судьбы России -должен быть услышан голос всего русского народа, всех его поколений, а не только поколения живущего. И потому в волю народа, в общую волю, органическую волю входят историческое предание и традиция, историческая память о поколениях, отошедших в вечность».[18]
Таким образом видно, что Бердяев разочарован в демократии в связи с ее бессодержательно-формальным характером.
Интересно видение Бердяевым «социализма». Его он рассматривает, не только, как философ своего времени, но и с реальной жизненной позиции.
Социализм у него, «в противоположность демократии, носит характер материально-содержательный, он знает, чего хочет, имеет предмет устремления. Он не безразличен к тому, на что направлена народная воля, и не претендует на знание истины, и потому он не отдает решение вопроса об истине механическому большинству голосов».[19]
Социализм для него есть вера, которая претендует быть новой верой для человечества. Вероятно Бердяев не различает утопический социализм Сен- Симона и научный социализм Карла Маркса, которые одинаково выступают с религиозными притязаниями, хотят дать целостное отношение к жизни, решить все вопросы жизни.
Страницы: 1, 2, 3, 4
