Рассматривая развитие и дальнейшее существование Англии, Бердяев пишет: «Бесконечное расширение и могущество Британской империи означает конец Англии как национального государства, как индивидуально-партикуляристического народного существования». Что мы видим в наше время? Англия расплачивается за свое мировое господство, за свои колонии по всему миру. В нее хлынули потоки африканцев, арабов, индусов «подданных» ее Королевского величества. Лондон превратился в Гарлем. И это одна из старейших стран, со своей богатейшей культурой, историей.
«В прикосновении современной европейской цивилизации к древним расам и древним культурам всегда есть что-то кощунственное. А самомнение европейского, буржуазного и научного, цивилизаторского сознания – явление столь жалкое и пошлое, что оно духовно может рассматриваться лишь как симптом наступающего конца Европы - монополиста всемирной цивилизации». И это высказывание верно. Полярность мира изменилась. На мировую арену вышли новые лидеры – США и Китай. Европа перестала быть доминирующей силой, ее объединение стало еще одним этапом глобализации мировой экономики, с единым центром управления, мировым правительством. «Закат чисто европейской культуры будет восходом солнца на Востоке. Загадочное выражение лиц древних народов Востока, которое так пугает нас, европейцев, должно быть когда-нибудь разгадано на каком-то перевале истории». США перетянули на себя мировой баланс сил, оттянули на Запад производственные силы и научный потенциал. «Восток – один выход за пределы европейской культуры, Америка – другой выход. Европа перестанет быть центром мировой истории, единственной носительницей высшей культуры».
II.V.ЗАДАЧИ ТВОРЧЕСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
В этой главе анализируются проблемы исторического движения культур Запада и Востока. Турция, Константинополь – вот граница цивилизаций, их точка пересечения. Европа загородилась Константинополем от воздействия Востока, она боится его, в отличие от средневековья с его крестовыми походами. Но еще больший страх вызывает Россия, огромная и таинственная, которую всеми силами хотели не пустить к морю, сдержать ее стремление к мировой роли.
Бердяев определяет Россию как Востоко-Запад. Славянофильство и западничество будоражили умы в начале XX века. Задачей интеллигенции стало – поднять уровень национальной мысли и связать ее с жизненными задачами, поставленными мировой войной. «Путей много, и в судьбе народов есть тайна, которой мы никогда рационально не разрешим. Самые страшные жертвы могут быть нужны народу, и через великие жертвы возможны достижения, которые невозможны были для самодовольного и благополучного прозябания». Предчувствия автора оправдались. Страшные жертвы, братоубийственная война разразилась на просторах России после выхода из мировой войны. Национальная мысль переродилась в революционную, разрушившую империю, социальный строй и основы общества, изменившую мировую систему и полярность в мире на многие десятилетия.
II.VI.СЛАВЯНОФИЛЬСТВО И СЛАВЯНСКАЯ ИДЕЯ
«Мировое столкновение славянской расы с расой германской, к которому вела вся история, и которое не было непредвиденным, не может, казалось бы, не привести к славянскому самосознанию. Славянская идея должна быть осознана перед лицом грозной опасности германизма. Но ссоры в славянской семье все продолжаются». Вот основные проблемы, стоявшие перед славянскими народами перед Первой мировой войной. Особую озабоченность у автора вызывал польский вопрос. Католичество Польши было больной темой в России. Преломление католичества и славянской души в Польше, вот противоречие Востока и Запада. Бердяев указывает на проблему стремления России к тому, что «славянские ручьи сольются в русском море». Но мне кажется, что консолидация малых стран и народов вокруг сильного лидера, с учетом их индивидуальности, есть исторически верное решение, способное усилить влияние славянской культуры на мировое развитие.
«Судьба славянской идеи не может стоять в рабской зависимости от зыбких стихий мира, колебаний военной удачи, хитростей международной дипломатии, политиканских расчетов. Как и всякая глубокая идея, связанная с духовными основами жизни народов, она не может погибнуть от внешних неудач, она рассчитана на более далекие перспективы. Должно начаться в народе и обществе духовно-культурное всеславянское движение, и, в конце концов, это движение окажет влияние и на нашу политику, получившую такое тяжелое наследие от прошлого».
II.VII.КОСМИЧЕСКОЕ И СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ
МИРООЩУЩЕНИЕ
Осознавая, что мировая война ведет к духовному кризису всего человечества, Бердяев вполне обоснованно считает, что человечество вступает в новую эру развития. Отмечая, что экономические и политические аспекты достаточно полно рассматриваются ведущими специалистами того времени, автор отмечает недостаточность анализа духовных последствий войны. «В XIX веке мироощущение и миросозерцание передовых слоев человечества было окрашено в ярко-социальный цвет. Не раз уже указывали на то, что социология заменила теологию, что религиозное чувство потерявшего веру человечества направилось на социальность». Он, верно, указывает на то, что основные силы человечества были направлены в тот период на развитие отдельного, замкнутого участка территории, занимаемого конкретным государством, а не решением глобальных, общечеловеческих задач. «Бесконечный океан мировой жизни посылает свои волны на замкнутую и беззащитную человеческую общественность, водворенную на небольшой территории земли. Мировая война и является такой большой мировой волной, девятым валом. Она обнаруживает для всех и наиболее ослепленных, что все социальные утопии, построенные на изоляции общественности из жизни космической,- поверхностны и недолговечны. Под напором мировых волн пали утопии гуманизма, пацифизма, международного социализма, международного анархизма и т. п., и т. п. Выясняется не теорией, а самой жизнью, что социальный гуманизм имел слишком ограниченный и слишком поверхностный базис». Понятия гуманизма, пацифизма, социализма и анархизма претерпевая изменения, развиваясь, дошли и до наших дней, но реального, длительного осуществления в государственном масштабе они не получили. Эти идеи поддерживаются многими людьми по всему миру, смешиваясь в понятиях, они принимают подчас неожиданные формы, одной из которых является антиглобализм. И ожидания автора об их скором забвении были ошибочны. Хотя, рассматривая отдельные утопии он был, несомненно, прав: «Обнаруживается жизненная несостоятельность таких рациональных утопий, как вечный мир в этом злом природном мире, как безгосударственная анархическая свобода в этом мире необходимости, как всемирное социальное братство и равенство в этом мире раздора и вражды».
Рассматривая возможные пути развития общества в XX веке, Бердяев верно отмечает тенденцию развития творческого труда, способствовавшего ускорению научно-технического прогресса, движению человеческой мысли на абсолютно новый, мировой уровень. По мнению автора: «Марксизм верил, что можно до конца рационализировать общественную жизнь и привести ее к внешнему совершенству, не считаясь с теми энергиями, которые есть в бесконечном мире над человеком и вокруг него. Марксизм – самая крайняя форма социологического рационализма, а потому и социологического утопизма».
Мировая война очень четко разделила людей по их мироощущениям. Одни, с социологическим мироощущением, пытающиеся приспособить свои традиционные точки зрения к новым реалиям жизни, и люди новой формации, обладающие более широким кругозором, космическим мышлением, воспринимающие войну как переход общества в новый исторический период.
III.ДУШИ НАРОДОВ (ПАРАЛЛЕЛИ)
III.I.СУДЬБА ПАРИЖА
Париж – город мировой цивилизации, в период первой мировой войны находился под угрозой захвата немецкими войсками. Бердяев, как и многие прогрессивные люди того времени с тревогой наблюдал за происходящими событиями. Анализируя отношение к войне во Франции, автор приходит к выводу, что нация эта абсолютно не приспособлена к войне, ее героический дух угас. Страна нуждалась в помощи, и Россия ее предоставила. Да, после блистательных побед Наполеона Франция фактически владела миром, но после его провального похода на Россию, и последующего разгрома она так и не смогла оправиться. Франция потеряла силу духа, уверенность сильной нации. Первая и Вторая мировые войны подтвердили это.
Мистический Париж и «благоустроенная казарма» Берлин, вот такие сравнения приводит автор. Город любви, манящий, таинственный и технически усовершенствованный, но бездушный и лишенный всякой привлекательности – вот характеристики этих городов. Мое мнение, что нельзя рассматривать город только с положительной или отрицательной стороны. Для каждого человека город открывается по-своему. Он может показать как положительные, так и отрицательные стороны своей жизни. Например, Санкт-Петербург воспринимается гостями неоднозначно. Он либо притягивает, завораживает с первого дня, либо вызывает неприязнь, непонимание.
Обвиняя Францию в мещанстве и превознося бытовую свободу, свободу от ложных условностей и лицемерных норм, русских, Бердяев пишет: «В мещанской Франции, богатой, устроившейся и самодовольной, нельзя уже было узнать страны Жанны д’Арк и Наполеона, великой революции и великих исканий свободы». Мещанство и война, две противоположности, которые как два магнита притягивают друг друга. Они происходят из одинаковых причин и «в этом есть внутренняя диалектика, изобличающая ложь жизни».
III.II.РУССКАЯ И ПОЛЬСКАЯ ДУША
Рассматривая отношения Польши и России видно, что исторически эти страны странным образом связаны невидимыми узами. Польша, в период своего расцвета, чуть не стала владычицей России, но, проиграв, стала усиленно русифицироваться. Россия царская, социалистическая пытались лишить поляков национального чувства, свести роль польского государства к чисто номинальным функциям. Бердяев пишет: «Внешние отношения России и Польши коренным образом меняются. Россия сознает, что должна искупить свою историческую вину перед Польшей. Но русская и польская душа все еще противостоят друг другу, как страшно чужие, бесконечно разные, друг другу непонятные. Внутреннего сближения не происходит». Произошло столкновение славянских культур, сориентированной на Запад и сориентированной на Восток. «Но если польское мессианское сознание и может быть поставлено выше русского мессианского сознания, я верю, что в самом народе русском есть более напряженная и чистая жажда правды Христовой и царства Христова на земле, чем в народе польском. Национальное чувство искалечено у нас, русских, нашим внутренним рабством. У поляков – их внешним рабством».
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
